Хмельная молодость

В тень, в сумерки, в безлюдье в тишину
Они ввалились камнем подбородка,
Тяжеловесно рыская, как лодка,
В ненастье, натыкаясь на волну.

Ныряя дальше шага всякий раз,
Подхватывая мертвенное тело,
Они вели друг друга неумело,
 За жизнь свою поведали рассказ.

Два ряда окон, комнаты пусты.
И цепь одной архитектурной связи:
Зеленый рай, смородины кусты,
Акации да жилистые вязы.

Таинственная заповедь двора,
С его сырым фундаментом, сухими:
«Привет – привет», во всем подобна схиме.
Ей страшен свет и свежие ветра.

Скорее храм, стоящий в стороне
От суеты, подвижничества, гнева.
Скорей всего напоминанье хлева
В далекой, богоявленной стране.

Они ввалились. Не было креста
На молодых, заносчивых, завидных.
И, сколько слов припомнила обидных,
Разбуженная эхом пустота.

Труха и прель, в которую легли,
Таила запах сладковатой пудры.
Им сумерки высмаливали кудри,
Их мертвый сон деревья стерегли.

Знакомое беспамятство углем
Очерчивало рот полуоткрытый
И за предел указывала скрытый
Рука под неестественным углом.

Скажи Изида, на подмостках дня
Поила их хохочущая Геба…?
Зачем исход Бориса или Глеба
На памяти и в сердце у меня?