Колыбельные

 От усталости, что от малости,
Постелила себе рогожку
В чистом поле, в землицы впалости –
Отдохнуть... ну, хотя б немножко!

Снег посыпал, как манка тёплая,
Из Ковша, что висел далече.
Тишина окружала, тёпая,
Чутко слушая, будто лечит.

Ночь, как птица большая, вздрогнула,
Взмах крыла застелил полнеба.

А луна была жёлто–огненной.
Проскользнула сквозь звёздный невод –
Не попасть бы в клюв ночи!  Восково
расплескалась,  залив ей перья...
И Возничего безповозково
обогнав,  стала самой  первой!
Даже ближе того Подсолнуха,
Что весной рассыпал веснушки,
Щекотал и коня и конюха,
На опушке –  медвежьи ушки...

Летом в полюшке –  простынь мятная...
Где ты, летушко? Как далече?
На снегу и щека –  не смятая...
Но проснувшись, вздохнула: "Легче..."

***


стали ночи длиннее, беззвучнее и темней
мой сверчок  –  далеко... выше крыши и облаков
не прогонит смычок орды рвущих уют теней
но сверчку в белых тогах небесных  –    уже легко

рыбы плавают возле, бесшумно глотая тьму
сны уснули на ветке, скукожившись в кулачок
по привычке пою, засыпая, сверчку... ему
говорю, чтоб подвинулся с края, укрыл бочок

ночь течёт, как большая-большая беды река
утро хлынет туманной пеной, сойдёт с колен
засыпая в плену, прошепчу: мой сверчок, пока!
но во сне чую запах побелки небесных стен

***

...о тьме, которая приходит, ложится `на сердце дождями
о тьме в любое время года. о той, которую не ждали

о зле, которое лукаво. усни. не наше, нет, не наше
у нас, поди, другое право... у нас иная в банке каша
не манка –  манна. ежедневно... ты помнишь жезл и скрижали?
не засыпай во гневе, верно? тебя над пропастью держали
а та, что ноет в  середине, уже засыпана по пояс
на  летнем небе – синий иней, зимой – тяжёлый зреет колос
на поле, что не видно глазу… и пасть у пропасти мелеет
хотел бы каждый, чтобы сразу...  но нас спасают и жалеют
досады горше –  ослепленье... но, может быть, тебе к спасенью?

не засыпай во гневе, верный.  увидишь сны –   под лучшей сенью...

***

В ничейных ночвах ночи полоскает...
Ночлег. Ночник. Луны большой  обмылок.
А я осой бессонной зависаю
над  тишины душистым мусом.
                Мимо
свистит в сутане синей сильный ветер,
оборки туч  оборваны. Крыжовник
таким же как-то был в закатном свете...

Облокотясь  локтём на  подоконник,
держу в ресницах  небо... – выше!
                Мышью
в трясине сна снуёт сонет...
                Светает
за окнами, над ним и мною,  крышей...

Обмылок лунный в пене утра тает...

***

Каюту ночи качает... `Добро...
Уютом майским простор умыт.
И каждый миг здесь – тревожен, дорог,
И каждый шорох –  неловок, мил.
Луну склевали большие птицы,
Умчали волны, как жёлтый мяч.
Луна другая птенцом родится,
Над лунной птицей склонился врач.
Конечно, добрый... Он шёл по волнам...
Тот самый Доктор – к тому, кто ждал.
А ты –  волненьем, как волны, полон –
Что под подушкой ручонку сжал?
Расправь ладошку, как лист сирени,
Пусть сон родится на ней цветком.
Уснули змеи, орлы, сирены.
А всё, что  будет... с утра... потом...

***


Такие маленькие дети...
Такие маленькие –  эти –
Избравшие Жизнь вопреки... –
Как светлячки... Как маяки…
Но сердце Отчее не спит –
Они Ему – и храм, и скит…

Да будет день и сон, и пища..
Да не найдёт нас тот, кто ищет
Живые души, сам Самди…
Где раб, там, значит,  Господин –
недалеко... А, значит, лето
Господнее – ещё не спето...

Весну проплакать до утра,
Уснуть уставшими в ветрах…
Росой слова для колыбельных
Искать, носить… И веткой белой
Укрыться, скрыться от беды…
И сонно всхлипывать: «Уйди…»

***

Немые –  мы,
                не мы ли
                миры в себе уносим,
когда,  луной намылив,  подсинивает осень
сны
         унесённых смертью
                под сень бессильной тени?

Под сургучом в конверте непознанное время
волнуется волною 
                не в наших ли  запястьях?

Не мы ль – всему  виною,
                у  каждого во власти?
 Склонённые
                в Колене,
                по высшему веленью
растущие в утробе грядущие знаменья
во  смертном гробе, в робе, смердящей болью,  носим!..


Подсинивая тени,
                на темя дышит  осень…

P. S. Мне было повеленье
                идти
                босой
                по росам
того, кто
                – вне сомнений –
                ночной покой попросит…