Камелла

Принарядилась и пошла
походкой строгой дамы классной.
Твоя профессия пошла,
но для тебя она прекрасна.

Любовь понятна и ежу,
издержки — в милицейских сводках.
И полный видится ажур
в твоей душе и на колготках.

От фильдеперсовых чулок
ты прогрессировала смело:
игриво-жёлтый хохолок
и упакованное тело!

Не подобрать с налёту слог,
чтоб описать тебя умело;
и пол — отнюдь не потолок,
и кличка звучная — Камелла.

Но знаешь только ты сама,
когда коньяк вливаешь в кофе,
что жизнь твоя давно тюрьма,
а лифт до люкса — путь к Голгофе.

Все то, что свойственно игре,
золу оставив лишь, сгорает,
когда фортуна в кабаре
фальшивым золотом играет.

Как это золото и ты:
блестишь снаружи — всё отлично!
Хотя залог всей красоты —
дары плейбоев заграничных.

Но ты, рискуя между тем,
не допускаешь вариаций;
укрылось счастье между тем
не сотворённых диссертаций.

В холодной нищенской стране
ты не похожа на Дуэнью.
И то, что истина — в вине,
не подлежит уже сомненью;

не подлежит, как естество,
порок и классовая ярость,
как кабаки и воровство,
и преждевременная старость…

И потому ты снова здесь,
пока на самом гребне славы;
и знает мир подлунный весь
Камеллу — жрицу из «Варшавы».

Так осень греет иногда,
но мимолётно бабье лето,
и обжигают холода —
зимы недальняя примета.

И всходит яркая луна,
кварталы озаряя жутко,
неистребима и вольна,
как молодая проститутка.

1984