Стихи на десятку. Избранное-4

Начало см. http://www.stihi.ru/2014/05/01/3847

Предлагаю вашему вниманию избранные стихи из пакетов конкурсов-гигантов  «Эдельвейс-2» и частично - «Ручеек-1» и  «Ручеек-2».

(стихов отобрала  много - более 100. Сколько опубликую - не знаю. Постараюсь все…).

№55.  Елена Заостровцева

 Я все ногти содрал, но забрался! Я влез
 На гранитный валун непокорный!
 Я лежу на спине - и качается лес
 В тишине, голубой и просторной.

 Под лопатками - финский нетронутый мох,
 Стихли чаек далёкие крики...
 Только сосны. И свежесть. И запах грибов.
 И волшебное царство черники!

 Тёмно-сизый, чуть дымчатый шар... Красота!
 Финский леший чудит, не иначе!
 Я чернику губами срываю с куста,
 От блаженства мурча по-кошачьи.

 Вкус черники - из детства забытый пароль:
 Кисло-сладкий, душистый, прохладный!...
 Может быть, это сказка? А я - Мумми-тролль,
 Только очень голодный и жадный!

 Ем чернику горстями, с дождём и росой,
 Как от дивных даров оторваться?
 Щедр, на чудо, сегодня Хозяин лесной,
 Приглашает навек здесь остаться?

 Всё в чернике: колени, ладони и грудь
 (Впрочем, зрение стало острее!).
 Камуфляж мой теперь не зелёный ничуть,
 Только я ни о чём не жалею!

 К финским девственным скалам - как видно, привык! -
 Возвращаюсь я каждое лето,
 Мне теперь не чужой, кстати, финский язык:
 Он черничного, синего цвета!))

№56. Людмила Кленова

 Над осиной тонкою неба синь немыслима…
 Только листья мёртвые опадают вниз…
 Горевать по осени на роду написано –
 Я листвой осиновой устилаю жизнь;

 В перекрёстках вымокших, где дороги судьбами
 В звон подковы впаяны золотым огнём,
 Над старинной кузницей сна услышать суть бы мне –
 Да под шёпот осени раствориться в нём;

 И взойти бы рифмами средь ветвей осиновых
 Над остывшей крышею и слепым окном,
 Где в стекло колотится маетой осиною -
 Жёлтой - слово горькое – мыслью об ином…

 И она останется, и в дождях заблудится -
 Эта боль листвяная, облетев с души…
 Пусть тобой не вспомнится, пусть весной не сбудется…
 И другое дерево вырастет в тиши…

№57. Матвей Багров

 Истончался канителью
 свет небесный.
 Восемь пуль в меня летели –
 пели песню.

 Две - моленьем отвела и удержала
 та,  которая носила и рожала,
 а от двух руками белыми закрыла
 та, которая ласкала и любила.
 Мать–земля слегка качнула:
 две – в осоку.
 верный друг прикрыл от пули
 сбоку.

 …Свет небесный угасает,
 губы стынут.
 Догнала меня восьмая –
 в спину.

№58. Барамзин Денис

 Снежинки вились в небе мотыльками,
 под гусеницы пасть не торопясь...

 ...Отрыгивая скомканную грязь,
 сопя, рыча и клацая клыками,
 в барханы омертвелой снежной массы,
 впитавшей реагенты, шлак и гарь,
 вгрызалась металлическая тварь,
 ползущая по краю автотрассы.

 Ни деревца, чтоб сказочным нарядом
 украсить и укутать потеплей,
 среди урбанистических аллей.

 Не обогретый ни единым взглядом,
 снег падал, падал россыпью жемчужин
 в клокочущий промышленный квартал.

 Снег падал, бесполезно пропадал –
 ни в небесах, ни на земле не нужен.

№59. Собачья Роза

 алеманн ли, эллин или влах -
 слов не разобрать в шмелином гуде.
 в скатертных миткалевых узлах
 накрепко завязанные люди
 будто и не слышат: за стеной
 скручивая время в рог бараний,
 век идёт - то редкий, то сплошной,
 пятками по крышам барабаня.

 нет ему начала и конца,
 просто каждый, глядя из окошка,
 из его огромного лица
 видит что-то - вскользь и понарошку,
 подбирает имя и число:
 медный глаз, пятнадцатое веко -
 а потом вздыхает: "всё прошло",
 и вдогонку: "ночь, фонарь, аптека...".

 век идёт и тает на лету,
 обнимая тёплые скудели,
 потому что жить невмоготу
 в календарном гусеничном теле,
 собственных не чувствуя краёв,
 ни кнута не ведая, ни ига,
 но по воле умных муравьёв
 будучи расчисленным до мига.

 но, когда развяжется миткаль,
 пленника из горсти выпуская,
 встанет перед ним такая даль,
 высота обрушится такая,
 что, неловко прошагав квартал,
 прежнего быстрей и легче втрое,
 он поймёт, что век  не перестал,
 встанет под него - и зонт закроет.

№60. Репин В.

 "Все туже, все тесней кольцо блокады.
 Уже желудки голодом свело.
 И в патрулях идут по Ленинграду
 Девчонки нашей Местной ПВО.

 От Спаса-на-Крови на Ленэнерго
 Пошли ракеты, выдавая цель,
 И летчики немецкие, наверно,
 Уже внесли поправки в свой прицел.

 Не знали на ракетчика управы,
 Который день охотились за ним –
 Но уходил он от любой облавы,
 В любой засаде был неуловим…

 Пошли вперед, приглядываясь к окнам.
 -Смотри! Ракета из того окна!
 Их пропуская, женщина с ребенком
 Спускалась вниз по лестнице одна.

 И все же развернули одеяльце –
 Не кукла? Но сомнений больше нет:
 Ребенок плачет. Вдруг наткнулись пальцы
 На спрятанный поглубже пистолет.

 Ракетница, ракеты… – Ах ты, сука!
 Конечно, не могли тебя поймать!
 И вот тогда она сказала глухо:
 – Я жить хотела. Я всего лишь мать".
                ***
  «Я жила на Фонтанке, с угла, где Египетский мостик,
 Там, где бомба лежит до сих пор, не взорвавшись, на дне.
 Мы соседками были, ходили по праздникам в гости,
 Сообща собирали гостинцы в деревню родне.

 Здесь она родила в декабре сорок первого года;
 Был в сто двадцать пять граммов блокадного хлеба паек.
 А за окнами снегом дворы замела непогода;
 Путь на Землю Большую еще из блокады не лег.

 Нет в груди молока, минус десять в промерзшей квартире,
 И последний подарок для первенца – быстрая смерть…
 У окна положила, и створки раскрыла пошире,
 И ворвалась в квартиру метели шальной круговерть.

 Только к вечеру плач прекратился. Не знаю, что было
 С ней потом; только помню, что метко умела стрелять,
 Как и все мы тогда – нас страна обороне учила...
 А на что не способна ребенка убившая мать?»

№ 61. Любовь Сирота-Дмитрова

 Огромный буфет и весёлое кресло-качалка.
 Над детской кроватью – закат и летящие гуси...
 Зачем это помнить – вещей ли потерянных жалко?
 Всё смертно. И вещи. Но это ли повод для грусти?

 Всё смертно, дружище. Движенье – по сути, круженье.
 Кривая замкнется, как долго бы мы ни плутали.
 Чем дальше от детства, тем ближе. Тем чаще вторженья.
 Из темного ила забвенья всплывают детали.

 Всплывают и дышат – всё более зримо и внятно.
 Вот ложка с медведем. В горошек любимая чашка.
 Вот письменный стол – на фанере лиловые пятна
 (Врала и шалила чернильница-непроливашка)...

 Четвертый этаж; ни балкона, ни ванной в квартире.
 Приемник «Байкал». Рычажок и движенье визира.
 Обрывки мелодий, и трески, и свисты в эфире...
 Блаженно и больно быть гостем угасшего мира.

 Но жадно я черпаю детство – как воду, горстями.
 И если бессмертна душа дорогого предмета –
 В каких вы мирах, гобеленовый коврик с гусями
 И мой целлулоидный заяц лимонного цвета?

№62. Елена Севрюгина3

 В моём дому, простом и незатейливом,
 Из окон по ночам не видно звёзд.
 Пылится на шкафу бельё нательное,
 Чтоб было в чём явиться на погост.

 Скрипит дощатый стол. На красной скатерти
 Три  яблока, потёртый самовар,
 А молодость, как нищая на паперти,
 Бормочет мне невнятные слова…

 Всё тот же дом, и сад с цветущей сливою,
 И шкаф, и стол, и эта скатерть, но
 В том, прежнем, доме я была счастливою,
 И солнца луч светил в моё окно,

 Была любви желанная идиллия,
 Была простая дружная семья!
 И с мужем на крылечко выходили мы,
 Смотрели, как резвятся сыновья…

 А нынче я, старуха одинокая,
 Телегою несмазанной скриплю,
 Женились сыновья, а муж…далёко он,
 Но я его по-прежнему люблю…

 До встречи с ним осталось время малое,
 Ещё чуть-чуть, и скажут мне: «Пора!»,
 И прорастёт цветами небывалыми
 Всё прошлое в душе. Опять с утра

 Меня разбудят поцелуи  нежные,
 А во дворе, пугая тишину,
 Святое детство, юность безмятежная
 Смеясь, приникнут к моему окну…

№63. Алена Богданова

 Субботний вечер связан, словно вицей,
 тревогой, прошмыгнувшей в тёплый дом...
 Она снимает плащ: "Давай мириться.
 Я остаюсь с тобой", - а в горле ком
 полгода не даёт дышать спокойно.
 Послать бы к чёрту эту кутерьму.
 Им всем троим осточертели войны:
 в них при любом раскладе – одному
 придётся горше всех... Не утихает
 измученный звонками телефон.
 Она на крик срывается: "Плохая?
 Плохая я? Ты думал, мне легко
 всё время делать вид, что этот угол,
 в который жизнь нас лихо загнала,
 как бессердечных пластиковых кукол -
 мне мил и нет милей того угла?"
 Молчит, а взглядом вышвырнуть за двери
 готов он раскалённый телефон.
 "Скажи, - роняет вдруг, - ты мне не веришь,
 что я тебя люблю сильней, чем он?"
 Как объяснить ему, что он не третий,
 не тот, который лишний всякий раз;
 что нет дороже этих глаз на свете,
 смотрящих на неё с тоской сейчас?
 "Не променяешь, мам?", - в объятьях душит.
 "Конечно, нет... Пустяк какой, сынок -
 я не пошла в четвёртый раз на ужин
 с тем, кто и нас с тобой любить бы мог".

№64. Татьяна Шеина

 Вода Днепра перелиняла в цвет бордо.
 Народ, проснувшийся для праведных трудов,
 Толпой штурмует многоярусные норы.
 А я - подкидыш мамы русских городов,
 Лицом уткнувшийся в потрёпанный Подол
 И тихо хныкающий ямбовым минором.

 Дотлела ночь в Печеро-Лавровском костре
 За частоколом из церковных острых стрел,
 На ранах неба - неизменный хлор и натрий.
 Иду - похмельный недобардоменестрель -
 И с каждым шагом ощущаю всё острей,
 Что этот город мне велик - размера на три.

 Я - представитель понаехавшей орды,
 Но не спешу в его торговые ряды,
 Где на лотках - слова в развес и чувства в розлив,
 Где псевдоценности, затёртые до дыр,
 От продавцов высококлассной ерунды -
 А честь и совесть не лежали даже возле.

 Миромежа, мирораздел, мироворот...
 Широкой пастью позолоченных ворот
 Глотает время ненасытный Уроборос _
 И я врываюсь в подземелье, словно крот,
 Без ощущения движения вперёд,
 До тихой заводи Софийского собора,

 Где утро солнечней и небо голубей,
 Где на ладонь посадит пару голубей
 Уставший ангел - и доходчиво и просто
 Укажет если не источник, то исток
 Реки, текущей на восторженный восток,
 В которой можно утолить своё сиротство...

№65. Маргарита Шушкова

 Холодно...
 Холодно...
 Холодно...
 Память былого огня.
 Ночью подручные Воланда вновь искушают меня.
 Быть королевой?
 Не выдержу я на балу Сатаны!
 Фриды платок ненавижу я!
 К чёрту кошмарные сны!

 Мастер?
 Он где-то на Западе новый роман издаёт.
 Деньги неплохо там капают - вилла, бассейн, самолёт...
 Не Маргарита!!! -
 Актрисочка сны охраняет его.
 Время мне душу не вылечит.
 В ней пустота - никого!

 Муки претерплены адовы - слёзы и боль через край!
 Да, полагалась награда мне...
 Воланд сказал:" Выбирай!
 Смерть на двоих и забвение,
 Иль от него откажись -
 Будет он жить в наслаждении".
 Выбрала...
 .......Мастеру...
 ...............жизнь...

 Зябко, тревожно и холодно.
 Боль мне уснуть не даёт,
 Бьёт по вискам тяжким молотом.
 Даме налей, Бегемот!
 Выпьем с тобой этой полночью, боль заглушая в вине...
 .....................................................
 Что ж вы наделали, сволочи!!!
 Память оставили мне...

№66. Ирина Ашомко

 ........................................светлой памяти мамы, р.Б.Екатерины
 Ангелы чистят звёздочки к Рождеству.
 И напевают сказочную метель.
 Я без тебя одна. Третий год живу,
 не отпуская памятью боль потерь.

 Ты уж прости меня, если что не так.
 В райском саду Господь ладит солнца свет.
 Тихо мерцает в небе луны пятак.
 И за окном уютно встаёт рассвет.

 Мерно январский ветер гудит в трубе.
 Запахом хвои воздух  насквозь пропах.
 Как же скучаю, мамочка, о тебе.
 Верю, ты - светлым ангелом в облаках.

 Скоро великий праздник. В сей день Господь
 в мир этот грешный сына направил нам.
 В день этот светлый дух твой покинул плоть
 и устремился в сад самых лучших мам.

 Звёздочки ясноглазые в небесах -
 ангельской кротостью светлого Рождества.
 Боль утихает медленно. В волосах
 - проседью пишет время: "Любовь жива..."

№67. Леди Дождик

 Память снова выдаёт фрагментами:
 Старый дом на улице Лесной.
 Крутится цветными кинолентами
 Детства яркий ситец набивной.

 Помнится оно мне красно-синее
 С белыми кувшинками в пруду.
 Где дорожка - золотая линия -
 По которой в прошлое уйду?

 Платье мамы - красное горохами,
 Синим - папин праздничный пиджак,
 Огоньки на ёлке - суматохою,
 Я - в бантах средь плюшевых собак.

 Палисад, заросший бальзаминами,
 Красно-голубой с полоской мяч.
 Дом покрашен в цвет аквамариновый,
 На столе - варенье и калач.

 Всюду блики солнца карамельные.
 Пальцы быстро движутся,скользя...
 Я опять рисую акварелями
 Дом, куда вернуться мне нельзя.

№68. Добрый Такой

 В синем кувшине остыл компот,
 страшный забыт чердак…
 Элли теперь не одна - с ней кот,
 встреченный просто так:
 кот не чеширский и без сапог,
 с миром накоротке,
 просто сидит, подставляя бок
 солнышку - и руке,
 щурит внимательные глаза,
 слыша шмеля в траве…

 Элли смеётся, впервые за
 целые жизни две,
 за небольшое своё житьё
 (тысяча лет до ста).
 Элли понятно, что кот - её
 и что она - кота.

 Но, подбирая слова с трудом,
 словно бросаясь в бой,
 ей говорят: "У кота есть дом,
 он не пойдёт с тобой.
 Элли, пойми - и навек усвой,
 дабы избечь невзгод:
 каждой душе предназначен свой
 хлеб, государь и кот".

 …А у кота над бровями - знак,
 тёмная буква "М".

 Элли молчит и не помнит, как
 жить без кота - совсем.

№69.  Денис Барамзин

 * Маяк установлен в 1862 году на мысе Святой Нос (Кольский полуостров). В первую же зимовку от цинги из шести человек команды погибли пятеро. Сам смотритель (унтер-офицер в отставке Филиппов) выжил, но по причине перенесённой болезни оставил службу на маяке, на смену ему пришёл отставной унтер-офицер Алексеев. В следующую зимовку от цинги на маяке погибла вся команда – кроме смотрителя.

 ** Вильд – разговорное название флюгера Вильда – простейшего прибора для измерения скорости ветра.

 Среди суровых северных широт,
 где не родит земля ни льна, ни хлеба,
 где месяц длится ночь, и всех щедрот –
 полярное сияние в полнеба,
 в оковах вековечной мерзлоты
 спят мёртвые поморские посёлки,
 стоят пусты раскольничьи скиты.

 Всевластны ветры, вороны и волки –
 здесь, от царя и Бога вдалеке,
 где коротает век моряк вчерашний
 на дальнем Святоносском маяке –
 во вросшей в скалы светоносной башне.

 Зажаты в беломорские тиски
 семь человек на остроносом мысе.
 Здесь водка не спасает от тоски
 и от больных, с ума сводящих мыслей.
 От смертоносных щупалец цинги
 не спрятаться за стенами в остроге.
 Здесь не беда, что встал не с той ноги,
 а радость – оттого, что держат ноги.

 …Который день бушует океан,
 на вильде то и дело восемь баллов;
 и руки старика (он спит – он пьян)
 всё тянутся к незримому штурвалу.
 И не таких сгибает жизнь в дугу.
 От инвалида в море мало толку –
 собачьей смерти ждать на берегу
 сточившему клыки морскому волку.

 …Метель кружит над шпилем маяка,
 по одному людишек прибирая,
 хромым калекой брезгует – пока.
 А шестеро – лежат рядком в сарае.
 Их даже не схоронишь по-людски.

 Но души ждёт небесная обитель.
 Ведь звёзды – это тоже маяки,
 и, значит, – каждой нужен свой смотритель.

 А тот – один на вымерзшей земле –
 кому досталась доля страстотерпца,
 пусть спит, пока пульсирует во мгле
 свет маяка, как огненное сердце.

№70. Фаина Садко

 В доме поэта не пахнет котлетами,
 Музы поют, но не варят борщей.
 Неприхотливы поэты, поэтому
 Жить им не в тягость без лишних вещей.

 Всё бы им строчки развешивать гроздьями,
 Всё бы искать потаённую суть,
 Всё бы им небо забрасывать звёздами
 Каждую ночь - перед тем, как заснуть.

 Радость, печаль и погода ненастная
 Брошены в топку рифмованных строк.
 Если любовь, так уж лучше - несчастная,
 Личное счастье - поэту не впрок.

 Свитер потёртый да шарфик по случаю -
 Мода строга к чудакам без гроша,
 Всё для того, чтоб мы видели лучшее
 В теле поэта, а это - душа.

 Души поэтов отмечены шрамами,
 Но безоружны, свежи и полны
 Двух- или даже трёхстопными ямбами
 С жаждою славы в масштабах страны.

 Если же стать вы хотите поэтами,
 Знайте, что (вместе с дарами небес)
 В доме поэта не пахнет котлетами...

 Что не касается лишь... поэтесс.

№71.  Ирина Шабалина

Здравствуй , сынок! Что ты не был давно?
Пишешь-то самую малость!
Третьего дня -  страшно стало,темно...
Сердце зашлось... Испугалась!
Всё! Отлежалась. Немеет лицо...
Пусть! Отойдёт постепенно.
...Только вот крыша течёт над крыльцом,
и поломалась ступенька.
Видишь, милок? Собрала урожай!
Свежее! Спелое! С грядки!
Всё забери! Поскорей приезжай,
только б всё было в порядке!
Много осталось... Копать тяжело.
Ладно! И этого хватит!
В бане Ильич сделал новый полок,
свежий матрас на кровати. . .
Ты заскочи на денёк! Невзначай!
Баня здесь! Вкусная пища!
Бог с ним, с крыльцом! Попрошу Ильича.
Ты ж отдохнёшь! Отоспишься!
...К сердцу,как будто, привесили груз.
Что-то не ладно с глазами...
Страшно, сынок! Так боюсь - не дождусь!
... Но не спеши, коли занят.

№72. Ирина Шабалина

Молчи. Накличешь мне беду.
Болотной выпью...
А я упавшую звезду
С ладони выпью.

Уйду в таинственную ночь,
под лунным светом,
у миражей и вещих снов
просить совета.

Уйду в росистые луга
Тропой туманной,
Там дарят теплые стога
Покой желанный.

С душисто-колких их вершин
Созвездья ближе,
И я в мерцающей тиши
Судьбу услышу.

Задену облако плечом,
Пропахну мятой...
И вдруг пойму, что я ни в чем
Не виновата.

А тот обрыв, куда бегу
Мне только снится...
Не плачь. Не накликай беду
Болотной птицей.

                Продолжение см. http://www.stihi.ru/2014/05/07/7577