Robert Service. Маркиза

РОБЕРТ СЕРВИС
(1874 – 1958)

MADAM LA MARQUISE
МАРКИЗА

Сказал Онгрей де ла Гласьер, вернувшись в отчий дом:
«Хочу жениться я, mon pere». Маркиз спросил: «На ком?»
И рассмеялся: «Ха-ха-ха!» На что Онгрей сказал:
«Остепениться мне пора... Я, папа, взрослым стал».
«Ты слишком молод, мальчик мой, и мог бы подождать...»
«Ждать не могу, — вздохнул герой, — мне скоро двадцать пять.
Она предел моей мечты, не нужно мне другой,
И я уверен в том, что ты одобришь выбор мой.
Отец, я сам не ожидал: как с неба грянул гром».
Маркиз плечами лишь пожал: «Не сомневаюсь в том.
Но благородных ли кровей избранница твоя?
Не стыдно ль породниться с ней? Прилична ли семья?»
«Не стыдно, — вымолвил Онгрей, — но, право, что с того.
Семью ты знаешь... Грусть развей... То Мирабель дю Во».

Маркиз так в кресло и упал, за бороду схватясь,
«Как я боялся» простонал, в лице переменясь.
Он горько молвил: «О, прости, — был страх в глазах его, —
Не можешь, сын, жениться ты на Мирабель дю Во».
«Но почему нельзя, скажи, жениться мне на ней,
Ведь я не чаю в ней души и нет её честней?»
«Тебе идти с ней под венец не суждено вовек, —
Маркиз добавил, — Твой отец несчастный человек».
«Скажи, отец, что за дела?! — Сошел на крик Онгрей, —
Она богата и мила, три тысячи чертей!»
«Увы, mon dieu, умерь свой пыл, причина здесь одна:
Я раньше Дон Жуаном был, во всём моя вина.
Подруги были мать твоя и мать её, сынок,
Крутил тогда романы я с обеими... Итог
Понятен... Падала капель,.. и ласки до утра...
Ну, в общем, сын мой, Мирабель — она... твоя сестра».

И вот отправился Онгрей к далеким берегам,
Чтоб боль унять в душе своей и отойти от драм.
Когда ж страдать он перестал, вернулся в отчий дом
И пред родителем предстал одним прекрасным днём:
«Поздравь меня, родной отец, счастливый день настал,
Ведь я собрался под венец, нашел свой идеал.
Она богата и мудра, и хороша собой,
И впрямь нет худа без добра, не нужно мне другой!»
«Я рад, женись, — сказал маркиз, — тебе уж двадцать семь.
Но кто она, твой главный приз, что выпадет не всем?»
«Подруга детства. Я пою, пройдя немало миль.
Зовут избранницу мою Раймонда де ля Виль».

Маркиз Гласьер глаза вознёс и рухнул на паркет.
«Прости меня, — он произнёс, — но мне прощенья нет.
Мои грехи не замолить, не станет сказкой быль.
Не можешь ты супругом быть Раймонде де ля Виль».
Надломным голосом Онгрей парировал тот час:
«Что, сир, скажите поскорей, стряслось на этот раз?»
«Ошибки юности былой, — маркиз стал причитать, —
Пришла пора тебе, сын мой, всю правду рассказать.
Проклятый Казанова я. Был у меня роман —
Тебе скажу я не тая — роман с её маман.
Что можно было ожидать от любящих сердец?..
Нельзя Раймонду замуж брать, ведь я... её отец».

И вновь Онгрею в стороне чужой пришлось блуждать.
Когда он мучился во сне, к нему явилась мать.
Маркиза бледная, как смерть, седая, как луна,
Была худющая, как жердь, но грации полна.
Его скончавшаяся мать, что он успел забыть,
К нему присела на кровать и стала говорить:
«Что беспокоит так тебя, мой драгоценный сын.
Тебе помочь сумею я, теперь ты не один».
«Ах, если б мог я рассказать, — ответил ей Онгрей, —
Но честь могу я запятнать знакомых мне людей».
«Доверься мне и не грусти, я, может, помогу.
Скажу я, как себя вести любимому сынку».

И ей Онгрей всё рассказал, историей томим.
Спокойным был лица овал её, невозмутим.
Он рассказал как полюбил раз Мирабель дю Во,
И о Раймонде де ля Виль, что так ждала его.
А мать смотрела сверху вниз безмолвно в тишине,
Как будто знала, что маркиз гулял на стороне.
«Моя любовь обречена, как утром эта ночь.
Кого не выберу — она всё время его дочь».
«О, это горе не беда, для грусти нет причин.
Не может мать молчать, когда её страдает сын.
Не стоит больше горевать и потакать судьбе.
Хоть завтра можешь выбирать невесту по себе.
Взять можешь в жены Мирабель, Раймонду наконец.
Я знаю истину, поверь... Маркиз не твой отец».
--


Madam La Marquise

Said Hongray de la Glaciere unto his proud Papa:
"I want to take a wife mon P;re," The Marquis laughed: "Ha! Ha!
And whose, my son?" he slyly said; but Hongray with a frown
Cried, "Fi! Papa, I mean - to wed, I want to settle down."
The Marquis de la Glaciere responded with a smile;
"You're young my boy; I much prefer that you should wait awhile."
But Hongray sighed: "I cannot wait, for I am twenty-four;
And I have met my blessed fate: I worship and adore.
Such beauty, grace and charm has she, I'm sure you will approve,
For if I live a century none other can I love."
"I have no doubt," the Marquis shrugged, "that she's a proper pet;
But has she got a decent dot, and is she of our set?"
"Her dot," said Hongray, "will suffice; her family you know.
The girl with whom I fain would splice is Mirabelle du Veau."

What made the Marquis start and stare, and clutch his perfumed beard?
Why did he stagger to a chair and murmur: "As I feared?"
Dilated were his eyes with dread, and in a voice of woe
He wailed: "My son, you cannot wed with Mirabelle du Veau."
"Why not? my Parent," Hongray cried. "Her name's without a slur.
Why should you look so horrified that I should wed with her?"
The Marquis groaned: "Unhappy lad! Forget her if you can,
And see in your respected Dad a miserable man."
"What id the matter? I repeat," said Hongray growing hot.
"She's witty, pretty, rich and sweet... Then- mille diables!- what?"
The Marquis moaned: "Alas! that I your dreams of bliss should banish;
It happened in the days gone-by, when I was Don Juanish.
Her mother was your mother's friend, and we were much together.
Ah well! You know how such things end. (I blame it on the weather.)
We had a very sultry spell. One day, mon Dieu! I kissed her.
My son, you can't wed Mirabelle. She is... she is your sister."

So broken-hearted Hongray went and roamed the world around,
Till hunting in the Occident forgetfulness he found.
Then quite recovered, he returned to the paternal nest,
Until one day, with brow that burned, the Marquis he addresses:
"Felicitate me, Father mine; my brain s in a whirl;
For I have found the mate divine, the one, the perfect girl.
She's healthy, wealthy, witching, wise, with loveliness serene.
And Proud am I to win a prize, half angel and half queen."
"'Tis time to wed," the Marquis said, "You must be twenty-seven.
But who is she whose lot may be to make your life a heaven?"
"A friend of childhood," Hongray cried. "For whom regard you feel.
The maid I fain would be my bride is Raymonde de la Veal."

The Marquis de la Glaciere collapsed upon the floor,
And all the words he uttered were: "Forgive me, I implore.
My sins are heavy on my head. Profound remorse I feel.
My son, you simply cannot wed with Raymonde de la Veal."
Then Hongray spoke voice that broke, and corrugated brow:
"Inform me, Sir, why you demur. What is the matter now?"
The Marquis wailed: "My wicked youth! Ah! how it gives me pain.
But let me tell the awful truth, my agony explain...
A cursed Casanova I; a finished flirt her mother;
And so alas! it came to pass we fell for one another:
Our lives were blent in bliss and joy, The sequel you may gather:
You cannot wed Raymonde, my boy, because I am...her father."

Again sore-stricken Hongray fled, and sought his grief to smother,
And as he writhed upon his bed to him there came his Mother.
The Marquise de la Glaciere was snowy-haired and frigid.
Her wintry featured chiselled were, her manner stiff and rigid.
The pride of race was in her face, her bearing high and stately,
And sinking down by Hongray's side she spoke to him sedately:
"What ails you so, my precious child? What throngs of sorrow smite you?
Why are your eyes so wet and wild? Come tell me, I invite you."
"Ah! if I told you, Mother dear," said Hongray with a shiver,
"Another's honour would, I fear, be in the soup forever."
"Nay trust," she begged, "My only boy, the fond Mama who bore you.
Perhaps I may, your grief alloy. Please tell me, I implore you."

And so his story Hngray told, in accents choked and muffled.
The Marquise listened calm and cold, her visage quite unruffled.
He told of Mirabelle du Veau, his agony revealing.
For Raymonde de la Veal his woe was quite beyond concealing.
And still she sat without a word, her look so high and haughty,
You'd ne'er have thought it was her lord who had behaved so naughty.
Then Hongray finished up: "For life my hopes are doomed to slaughter;
For if I choose another wife, she's sure to be his daughter."
The Marquise rose. "Cheer up," said she, "the last word is not spoken.
A Mother cannot sit and see her boy's heart rudely broken.
So dry your tears and calm your fears; no longer need you tarry;
To-day your bride you may decide, to-morrow you may marry.
Yes, you may wed with Mirabelle, or Raymonde if you'd rather...
For I as well the truth may tell...Papa is not your father."
==