Голос кедра

               
В распадке кедр великолепен.
Весь в шишках, то-то благодать!
Ах, как мне жаль, что я не Репин,
Что не могу я рисовать.

   На школьной линейке переполох. Школа в ударе, решает, кому в этом году быть Дедом Морозом. Ура! Наш класс победил! Я набрал больше всех голосов! Я буду Дедом Морозом!   Внешне я спокоен, душой на седьмом небе. Буду думать, как с этой ролью справиться.  Выбегая из спортивного зала, я столкнулся со свом классным руководителем.
–Тише, тише, – погрозила она мне указательным пальцем, –  ты  не забыл, что тебе  надо в три часа  быть в школе. Сегодня поедем  в лес за новогодней елкой?
        – Помню!.. Взмахнул я руками и птицей вылетел из дверей  школы. Дома я натаскал дров к печке, пообедал и перед дальней дорогой прилег на кровать и нечаянно уснул сказочным сном… Попарив какое то время в белом тумане, я опустился на мягкую спину белого лебедя, который  и принес меня  в спортивный зал моей школы. Вскоре туман рассеялся, и я  увидел   самого  Берендея – царя  великой Тайги. Он сидел  на своем золотом троне, держа в правой руке радужный  посох.
–Ты куда это собрался? – спросил он меня печальным голосом.
–Как куда, за елкой! – сказал я, немного смутившись.
          –Никаких елок больше в моем царстве для вашей школы не будет, – грозно стукнул Берендей своим посохом  о пол.
–Это почему же? – спросил я робким голосом, – мы  за елку деньги уплатили.
–Ваша школа за десять лет в моем царстве не посадила ни одного дерева.  О горе мне, каждый ученик вашей школы думает, что тайга создана только для него одного.
–Ваша светлость! – взмолился я,  обещаю вам, этой весной мы вернем  вам все долги.
–Похвально, чадо мое!  Словом, решим так: елку в моем владычестве ты срубить можешь. Но помни, вывезешь ты  ее  из тайги только в том случае, если отгадаешь мою загадку.
–Какую?
–Какое дерево в моем царстве  самое   хлебное?
С этими словами  Берендей превратился в  снегиря и вылетел в открытую форточку спортивного зала.
Выйдя во двор школы, я увидел у ее крыльца  белого иноходца, запряженного  в легкие сани, в которых лежал костюм деда мороза. Я надел его  и уселся  на сани. Едва я  успел взять  в руки вожжи, как мой конь  взвился  Змеем Горынычем и стремглав  полетел по белоснежным равнинам. Через несколько минут он остановился у ворот городского  рынка,  из которых вышел  косолапый медведь и положил  в мои сани  мешок  с новогодними подарками. Рассчитавшись с ним за дорогие гостинцы, я полюбовался ледовым  дворцом,  стоящим у какой-то школы и взялся снова за вожжи. На этот раз иноходец в мгновение ока привез меня к подножию Синей сопки.
         Срубив одну из самых красивых елочек,  я связал ее веревкой  и положил рядом  со школьными подарками. Я уж совсем собрался ехать в свою Иннокентьевку,  как увидел сороку с опущенным крылом,  которая прыгала под оледенелой рябиной  в поисках  осенних ягод. Она такими  глазами   посмотрела на меня, что в моём сердце проснулась к ней неимоверная жалость.  Чтобы  продлить время  моего   свидания   с раненой птицей, я сел в сани, снял  валенки и начал вытряхивать из них снег.
–Ах,  воскликнул я, смотри, мое солнышко,  какая красная ягода клюквы выпала из моих валенок. Будто в багряных зорях ночевала. Сорока  прискакала  ко мне, волоча по снегу свое крыло, и, проглотив спелую ягоду, заговорила человеческим голосом:
–О мой спаситель, посмотри на свой след, он же весь словно в веснушках от спелой клюквы, – утопая  в  снегу, клевала клюкву голодная сорока.   Когда она закончила  свой таежный ужин, я ей протянул свою ладонь, на которой лежало несколько ягод. Она подошла без всякой боязни, одним махом смела их свом холодным клювам. Я взял ее за бока, и, посадив на лежащую в моих санях ель,    тронул вожжами своего утомленного длинной дорогой коня.  Сорока заговорила со мной  снова:
–Ты зачем меня взял из моего поместья, хочешь разлучить с моими подругами или  чучело  из меня сделать?
– Ну что ты,  голубушка моя. Я хочу тебе показать новогоднюю елку. Погостишь в нашей школе,  попляшешь  с детворой под елочкой, а как только твое крыло заживет, я выпущу тебя на волю. Не тревожься. Ты еще не раз обнимешь  здоровыми крыльями  своих подруг.  В школе ты будешь жить, как у
весны за пазухой.  Раненая птица уселась на связанную елку и упокоилась.
–Можно  я задам тебе одну загадку?
–Конечно! – запрыгала сорока,  удобней усаживаясь на связанной елке.
– Какое дерево в лесу самое  хлебное?
– А зачем  тебе это? – поинтересовалась сорока.
          –Хочу узнать, хорошо ли ты знаешь тайгу?
–Я думаю, что это береза. О ней больше всего пишут стихов, песен, картин.  А кто из нас не знает  березового сока! Его от муравья  до человека  все  пьют да приговаривают: «Ах, какой  Божественный напиток …»
–Нет, голубушка!  В моей загадке о красоте  ничего  не сказано. Да и липовый мед  слаще  березового сока!
–Может это дуб? – застрекотала сорока?
 –Похоже, – ответил я, пожимая плечами. – Дуб  славится желудями,  кормит ими  половину таежного царства. К тому же желуди с натяжкой  таежным хлебом назвать можно.
 Впереди  нас, в белом распадке, жар-птицей  начала гнездиться  вечерняя заря. Вокруг нее грелись вековые кедры. В небольшом бору,  в кроне калины, словно в своей светлице, хозяйничали снегири. Падающие с зеленых елочек снежинки светились зарницами. Наслаждаясь  величием  одетой  в белоснежную шубу  Бабушки Тайги, я запел о том, что  первым пришло мне  в голову:
Лиловый запад  в призрачном тумане,
В могучих кедрах пирамиды гор.
Я в лес вхожу, как входит прихожанин
В таинственно-Божественный собор.
Из-за сопки навстречу нашему экипажу высунулась траурная туча. Она черной вороной распустила свои  зловещие крылья. Темная ночь сменила на посту дежуривший лунный вечер. Морозный ветер  начал рвать на мне  мою одежду.  Иноходец  остановился  и заржал, подавая  сигнал о том, что он не видит дороги. За своей спиной я услышал какую-то мышиную возню и подозрительную песню.  Я оглянулся и ужаснулся. Моя спутница, как полоумная,  плясала с пустым  мешком,  приговаривая:
               Езжай, езжай, мужичок.
Помолчи, пустой мешок,
Ну, а если не смолчишь,
То и ты в сугроб слетишь…
Все мои подарки  были разбросаны по  кустам  заснеженной дороги. В моих санях не было даже елки! Сорока вошла в свою роль и,  не замечая меня,   размахивала своими  крыльями, торжествовала свою победу над моим  ротозейством. Когда она немного приблизилась ко мне, я ухватил ее за хвост и с  какой-то печальной радостью  выдохнул: – Ага,  попалась воровка!
– Нам надо еще с тобой разобраться, кто из нас вор, а кто праведник. Пусти, хвост оторвешь! –уставилась она на меня своими невинными глазами.
–Ты не отгадал моей  загадки. Не обижай моего охранника леса, – услышал я  свалившийся с небес уже знакомый мне голос  Берендея. Сорока вспорхнула на изогнутую березу. На нас налетел вихрь. Мои сани  с конем  в один миг превратились в сугроб, а я очутился  в белоснежной долине.  Придя в себя, я увидел, что по ней ходит Снегурочка со светящимися ладонями. Когда она прикасалась к какой- нибудь елочке, та наполнялась  радужным светом. Она махнула мне своей светлой  рукой, и я поспешил ей навстречу.
– Ты что здесь разгуливаешь, почему не на школьной елке?
–О, если бы ты была дочерью  самого Берендея, ты бы  спасла меня! – воскликнул я с надеждою.
–Я  ему больше, чем дочь – сказывай, что случилось?
–Я не отгадал загадки Владыки Тайги, и мои сани с конем, елкой и новогодними подарками  превратились в сугроб.
–Какая загадка?
–Какое дерево в царстве Берендея самое хлебное?
–Иди  в поместье  Брескучего ключа, где искали золото геологи. В нем ты найдешь свой ответ…
Ее голос несколько раз повторило эхо, а сама она легкой снежинкой  поднялась в небеса и исчезла  в созвездьях.
 Я перешёл Макаров перевал и  спустился в белоснежную долину. На  ней стоял огромный богатырь в зеленой  накидке и изумрудном шлеме. Мне казалось, он подпирал своими могучими плечами таежное небо.
–Кедр! – воскликнул я. Какой позор! Схватился я за голову. Дерево,  стоящее ближе всех  к солнцу,  обогревающее меня зимой, защищающее от жары летом. Сотни раз угощало своими орехами, а я его даже  не замечал в своей жизни. Не замечал  того, кто  ничего не просит, а только раздает. Тревога дикой кошкой  вцепилась в моё сердце, и я  не в силах был её оттолкнуть.  Моя рука невольно поползла вверх, стащив  шапку с головы перед этой таежной легендой.   
На груди кедра  светилась золотою лампадой луна. Сколько на нем шишек, сколько на нем ран! И почти во всех светились глаза сов, филинов, белок.  Они нашли здесь приют, тепло и пищу. Тут и только тут венчаются звезды,  отдыхают туманы, о его могучие ветки ломают свои  крылья ветры, разбиваются ураганы. В разгар сбора кедровых шишек таежные сопки с высоты  птичьего полета кажутся растревоженными муравейниками. В кедрачах толпится народ, прожорливыми гусеницами ползает многоликая техника. «Это дерево не только хлебное,  оно и самое доброе », – подумал я.
 С Новым годом тебя, вековая тайга! С Новым годом  тебя, мой кедр, моя  таежная легенда! Я чувствую твою благословенную небом ауру. Одухотворенный тобой воздух сладок, словно мед летней аралии.  Прости меня за то, что я прошлой осенью  под  твоей кроной   набрал  мешок  золотистых шишек и не поблагодарил тебя.
Сердце мое стучало, как будто я первый раз пришёл на свидание к своей возлюбленной. Мое лицо горело огнем, а глаза по всей вероятности светились звездами. Меня какая-то неведомая сила тянула подойти  к кедру и коснутся руками его медной коры. И вдруг я услышал скрипуче-музыкальный голос самого кедра.
–Войди, боярин, под мой покров. Судя по твоим мыслям, у нас с тобой даже зимой пойдет разговор, как теплый дождь на майские цветы.
–Почему вы меня называете боярином, я не дорос до этого звания.
–Нравится мне тебя так называть, вот и называю.  Я пережил не только разумных и неразумных бояр, но и множество царей, пророков и поэтов. Обо мне  в начале восемнадцатого века А.С. Пушкин стихи слагал, помнишь:
Белка песенки поет,
Да орешки все грызет…
–А орешки не простые,
Все скорлупки золотые, – продолжил я…
          –Браво, браво! – закачал своими разлапистыми ветвями кедр.
–Ваша Светлость, простите, что прошлой осенью я набрал под вашей кроной мешок золотых шишек.
– Ну о чем ты говоришь, боярин. Я рад, что во многих человеческих сердцах и сердцах таежных тварей  горит тепло моего кедрового ореха. Вот если бы ты нарвал зеленых моих шишек – это великий грех. Мне велено самим Богом не брать чужого, а раздавать свое.  С восьмидесяти лет, как  я начал качать на своих ветвях шишки, я никогда в жизни не был в одиночестве. Где я расту, там и белка, где белка, там и колонок, и  рысь, и соболь. Вокруг меня вечно кружат вепри, козы, лоси, а где они-там и медведи, волки,  и, конечно же, мои любимицы – тигры. Вот такая карусель кружится  вечно вокруг меня. Потому и живу долго. Даже мыши и те притягивают  к моей  кроне сов, филинов, рябчиков, кобчиков и множество другой многострадальной таежной птицы. Высокой волею небес я обязан дарить бесчисленной божьей твари  жилье, пищу, тепло, уют и защиту.
– Ваша светлость, а вы боитесь чего-нибудь  в своей жизни?
          –Только глупец может ничего не бояться. Боюсь пожара, который  примерно в сотню лет один раз своим вечно горящим оком заглядывает в мои владения. Но больше всего боюсь  мотопилы. Ее железные зубы ненасытны, как глаза  преисподни. Почти каждый божий день она работает  на  моих  сопках. За последние десять лет она истребила  девяносто процентов моего  родового племени. Прошу тебя, найди в своем царстве самого мудрого  человека. Передай ему от меня поклон и попроси его, чтобы он  написал закон, защищающий мое племя  от этого бесовского изобретения. Я прошу не меч, я щита прошу, способного защитить мой род от неминуемой гибели. Человек на земле будет счастлив, когда у него будет не земная, а небесная совесть. Когда ему его разум будет дороже золота и славы.
–Ваша светлость! Хочу вам на прощание прочитать одно стихотворение.
-Почитай, почитай, а я послушаю.
–До чего ж огромный,
До чего же щедр
Великан таежный-
Уссурийский кедр!

Сколько на нем шишек-
Вот где Божий дар!
Тут не зря открыли
Белочки базар.

Шишки золотые
Хрюшкам продают.
А орешки даром
Детям раздают.

–Спасибо! Порадовал ты меня, боярин, давно я о себе добрых слов не слышал.
Не успел я распрощаться с таежным старцем, как ко мне прилетела  знакомая  сорока и села на подставленную ей  ладонь.
– Дед Мороз, а Дед Мороз?
– Чего тебе надобно, моя золушка?
–Я хочу тебе сказать, что теперь я  не только  слышу, но и вижу, что ты  отгадал  загадку Берендея. Давай с тобой мириться!
–Давай, – ответил я, радуясь  неожиданному свиданию.  Она схватила меня  самым большим пером своего крыла за мизинец  и, потряхивая  его, сказала:                «Мирись, мирись да больше не дерись».
–Не буду больше драться, моя  красавица! – погладил я ее по мягким перьям.
–Угадай,  какую я тебе новость принесла?
–Хорошую или же плохую?
Она прыгнула мне на плечо и застрекотала на ухо:
–Твой фаэтон с конем, елкою и мешком подарков стоит возле  Снегиревой сопки. Можешь отправляться домой и наряжать свою елку.
–А ты не хочешь поплясать  на школьной  елке?
–Хочу, да Берендей не пускает. Елки сегодня кроме меня некому охранять, – обиженно сказала сорока и улетела в свой ельник.
–Погоди, погоди, боярин! Я ж поручил белочкам собрать  мешок орехов детишкам на новый год.
В это время бурый медведь спустился с кедра и положил мне на правое плечо тяжелый мешок с кедровыми орехами.
–Спасибо, ваше величество, спасибо тебе, Михаил Михайлович, – потрепал я медведя за теплые  уши и побрел по глубокому снегу к своему фаэтону.
Поднимаясь на сопку к своей карете, я оглянулся. Зеленый богатырь  махал мне  своей  лохматой  веткой, словно не велел мне забывать о его просьбе:
– Я прошу не меч,  хватит и щита, чтобы защититься нам от смерти.
В это время  до моих ушей долетело странное кукование.
           –Что за наваждение,– подумал я, – среди  зимы, в такой мороз,  райские песни! Мои ресницы дрогнули, я открыл глаза и увидел  с кровати деревянную кукушку,  куковавшую под козырьком старинных часов. Я одарил ее кротким взглядом и подумал: «Что за бездушная птица, никогда не даст досмотреть хорошего сна». Уловив мои мысли на расстоянии, кукушка  спряталась в свой теремок и захлопнула  окошко.
Я схватил с вешалки  полушубок, выскочил  во двор и побежал в школу.

Гарьковенко Олег - мой внук.