***
Знаю всю я суетность мирскую,
И насущным хлебом я давилась.
Средь шумную толчею людскую
Я одна стояла и молилась.
И слагала в горсти я ладони,
Подносила к плачущему небу.
Горя два: от крови и от боли.
Боль была по краденому хлебу.
И рука, дающая нам волю,
И рука, берущая обратно.
Не хриплю, не говорю, а вою.
А не вою, так молю невнятно.
Грудь и лоб – остывшая и твёрдок.
На мосту обагрилась короста.
На груди, сжимая худой сверток,
Мать и дочь стояли у погоста.
Лица стылы, замкнутые брови.
Умирали, прислонясь, но пели.
Горя два: от боли и от крови.
Кровь была на детской колыбели.
И глаза, смотрящие в нас с неба,
И глаза, невидящие мрака.
Ты дитём лишь повторяла: «Хлеба»,
И внимала в троеперстье знака.
Знаю всю я суетность мирскую...
© Copyright: Романова Ирина Сергеевна, 2014
Свидетельство о публикации №114050408540
Свидетельство о публикации №114050408540
Рецензии