Думая о смерти. Семирик

1

Не предавайте же себя,
Дышите так, как дышит тело.
И как бы жизнь ни завертела,
Живите, душу не губя.

Ступайте так, как хочет Бог,
Лишь веря в собственное сердце.
В себе убейте иноверца,
Не проверяя на зубок.

Не извиняйтесь за любовь
И не стыдитесь чувств глубоких
Среди фальшивых и убогих,
Среди плебеев и рабов.

Всегда играйте до конца
И будьте вровень идеалам,
Не нарушая даже в малом
Высокий замысел творца.

2

Где экстаз, где эйфория,
Воодушевленье где?
В жизни, что ни говори, я –
Будто ветошь на гвозде.

Уж десятков скоро за шесть,
А к какой идти звезде,
В темной яме оказавшись,
А не соколом в гнезде?

К смерти можно привязаться,
Как к лохматой бороде.
Страшно рыбой оказаться
На большой сковороде.

А по сути так выходит,
Путь любой ведет к воде.
Костерок там кто разводит?
И попутчики-то где?

Одиночество покажет
Все яички Фаберже
Не в отдельном экипаже,
Не на каторжной барже.

Там одна темнеет лодка,
Выбирай не выбирай.
Ох, идет она не ходко
И везет она не в рай.

И доставит, как причалит,
Выдаст ордер на житье.
Так печалью опечалит,
Что не выплачешь ее.

Но при этом, но при этом
На доставке без кают,
Может, все-таки поэтам
Преференции дают?

Впрочем, каждому – по вере,
На барже и на галере,
Что утратил – не вернешь,
Что посеял – то пожнешь.

3

Хотел бы дух я тихо испустить,
Проститься с оболочкою земною.
Но сможет ли Господь меня простить
За зло мое, которое со мною?

По крохам, по пылинкам, но творил
Его я на земле, и в этом разе
Я душу преизрядно засорил;
Отмою ли от пыли и от грязи?

Она уже не может не мешать
И давит, давит панцирем порою.
Я чувствую, как тяжело дышать
Под этою наросшею корою.

Я чувствую, опутанный до пят
Как будто бы несъемными цепями,
Как намертво растерзан и распят,
Увенчан не терновыми шипами.

Увенчан я той шапкой, что горит,
И местом обеспечен в автозаке.
А небо не со мною говорит,
Являя нечитаемые знаки.

Уж воли мне внутри не ощутить,
Я полнюсь угнетающей виною…
Захочет ли хоть кто меня простить
За зло мое, которое со мною?

4

Утекают минуты мои, как песчинки.
Тихий голос внутри говорит: примирись.
Сколько метров до той, неприметной, лощинки,
Где споткнусь, покатившись бесчувственно вниз?

Жил не так, как святой, но, однако, не вором,
Было радостей много и мрачных годин.
Белый голубь за мной прилетит, черный ворон
Или вовсе останусь один на один?

На усталой душе поселилось ненастье,
Посерела, как пепел, моя голова.
Может, сматывать время рыбацкие снасти,
Хоть надежда на рыбку, зараза, жива.

Я, конечно, ее никогда не поймаю
Ни на Белой реке и ни на Чусовой,
Потому что давно не живу, только маю
То, что мне полагается, как часовой.

Происходят со мной непонятные вещи,
Существо превращая мое в вещество.
И процессы какие-то бродят зловеще
Там,  где нет, атеисты твердят, ничего.

Разве тайна, что, в принципе, закономерно?
То не нервы гудят, это лишь комары.
Или кожа моя истончилась, наверно,
И в нее проникают иные миры.

До открытия истин осталось немного,
Ибо смерть – не собака в грязи и репьях.
Или я проникаю за грани земного,
Уходя по частям в параллельную явь?

Я не знаю, судьба, что ты мне уготовишь;
То, что ты уготовишь, и будет судьбой.
Но уже отличаю божеств от чудовищ,
Ощущая сердечную, нудную боль.

Если выбора нет, то куда же мне деться?
Позади не фонтан, впереди не мираж.
Только сердце болит, мое бедное сердце,
И пугает меня до прозрения аж.

5

Мне рано помирать, ведь мне не двести.
Мне рано уходить, ведь мне не сто.
Хотя уже полтинник, честь по чести,
Да года два поверху, – ну и что?

А смерть уже кружит, расправив крылья,
А смерть уже крадется за спиной.
И не хватает смелого усилья
Ответить, что живой же я, живой!

И я гоню навязчивые мысли
И шевелю остывшее в золе.
И думаю о вечности и смысле,
Который дан для жизни на земле.

Уже не верю в то, что долговечен,
Священному писанию внемлю.
Но так же легкомыслен и беспечен
И так же ненавижу и люблю.

Уйду я, очевидно, на рассвете,
Когда не страшно, но всего больней.
И числиться не стану на планете,
А поднимусь невидимо над ней.

Потом я стану ландышем, сиренью,
Медведем или бабочкой дневной.
А, может быть, строкой в стихотворенье,
Написанною кем-нибудь. Не мной.

6

Мой генофонд разбрызган по земле,
Моя судьба – тустепы да кадрили.
Я слишком долго жил навеселе,
И масла лишь в огонь года подлили.

Не потускнел трепещущий фитиль,
Случаются и ныне поединки.
Не надо никого сдавать в утиль,
Не надо ни по ком справлять поминки.

На вымпелах потертая эмаль,
Но ношенные флаги не поникли.
Всё горе на земле не от ума ль,
Мы копим то и это – ну и фиг ли?

Бывает осень душ и осень тел,
Уже не разобрать, в каком году мы.
Вновь надо мною дождь зашелестел,
Былое мне навеивая в думы.

7

Вот мы дети, просто дети,
Вот мы отроки-юнцы…
Так живем себе на свете,
Отдаем себе концы.
Ничего себе не знаем,
Что вперед, а что назад.
Тянем лямку, тягу маем,
А потом за это – в ад.
А потом за это – в печку
За туманною рекой.
Кто-нибудь поставит свечку
На земле за упокой.
Встанет утро на поляне
Над тягучею водой.
Чем же нас-то он помянет,
День грядущий, молодой?
Тем, что бегали босые,
Не спешили умирать?
Нас, ушедших, у России –
Не исчисленная рать.
Веет холодом по доскам,
Достает мороз до дна
Там, где твердь богата воском,
Да и углем не бедна.
Прогремит гроза трамваем,
Небо сделает родней,
Где уже не пребываем
Между этих двух огней.

2014