Помощник конюха

   Кубанским летом, после окончания седьмого класса, я работал на колхозной конюшне помощником конюха. Как-то в обеденный перерыв, управившись с лошадьми, я лежал на спине под старой телегой и пытался приподнять ногами её передок. Увлёкшись своим занятием, я не заметил, как ко мне подошёл конюх, которого все звали Макарычем. Он своими пальцами, как клещами, схватил меня за ухо и потащил на солнышко, приговаривая:
–Ну-ка иди сюда, безмозглый чертёнок! Ты вчера на лошадях хомуты перепутал? – треснул он меня в загривок.
Искры радужным фонтаном брызнули из моих глаз. В голове бубенцы зазвенели. Не успел конюх схватить лежавший на сене арапник, как я молнией нырнул под телегу.
–А если бы я недосмотрел, кого тогда в телегу запрягать, зерно от комбайнов возить, меня или тебя?
Я говорил ездовому… он меня не слушал.
–Цыц! – хлопнул арапником конюх у самого моего уха.
Макарыч обошёл несколько раз телегу и, когда душа его вошла в свои берега, пошёл в конюшню проверить мою работу.
Через несколько минут он вывел оттуда племенного жеребца по кличке Лебедь.
Ах, что это был за конь! В чёрных чулках, а сам белый-белый, словно первый детский сон. Старые казаки слагали о нём свои неписанные легенды. Одна из них утверждала, что в жилах Лебедя течет кровь, того самого жеребца, на котором сам маршал Жуков принимал на Красной площади парад Победы.
До этого дня Макарыч и на пушечный выстрел не подпускал никого к казачьей гордости. Однако я тайком приносил жеребцу свои гостинцы: то метёлки колхозного овса, то веник молодой привядшей люцерны. Когда же я заходил в конюшню без подарка, я гладил его шею, подставлял ему свои руки, пахнувшие хлебом.     Он целовал их трепетными губами и в знак благодарности кивал мне головой.                Радугой выгнув лебединую шею грациозно приплясывая рядом со своим хозяином, жеребец явно просился на волю.
–Эй, антихрист! –послышался зычный голос моего начальника.
      –Скупай жеребца!..
Оцепенев от радости, с замиранием сердца я подошёл к своему любимцу.
 –Смотри за ним в оба, чтоб жеребец не утоп! У меня за него

      рассчитаться волос на голове не хватит.
Я кивнул головой  и загрёб руками поводья. Макарыч  подхватил меня за левую ногу своей сильной рукой, и я взлетел лягушонком на мягкую спину своего исполина. Конюх молодецки присев, хлопнул ладонями по своим коленям, присвистнул:
–Ну, аллюра, три креста!..
Жеребец по сигналу хозяина взвился свечой и стремглав поскакал по зелёному полю. Я прижался к его белоснежной спине и  мы понеслись по певучему ветру. Да, мой конь хорошо понимал седока. Мне казалось, что мы распрощались с землёй, поднимаемся в синее небо.
Никого за сто вёрст, ни единой души, лишь какая-то старуха,  идущая к реке за водой, завидя белое привидение, летящее на чёрных крыльях моей разлетайки, обронила ведро и крестясь, по всей вероятности, прошептала:
–Свят, свят, свят! Упаси нас Господь от земного безумства.
 Вот  уже и река за холмом.
Вдруг я в небе завис, закружились в глазах облака вперемешку с землёй и травою. Проутюжив собой молодой иван-чай, я запутался в хмеле зелёном. Боль в руках и ногах обжигала меня, но одна во мне мысль трепетала. Что случилось, что сталось с моим жеребцом,
      куда сгинул мой Лебедь игривый? Я метался в бурьяне, траве и пыли, и увидел такую картину. Жеребец мой попал, как в ловушку, в окоп! Погрузился в него своим телом. Его сильная грудь упиралась в бурьян, голова серебрилась в ромашке. Из его голубых потухающих глаз тихо падали крупные слёзы. Его плечи дрожали, а губы тряслись, и они мне, казалось,  шептали:
–Ты ж держал повода, я же верил тебе, что ж ты сделал, казаче, со мною?
Я упал на колени у сказки своей и, увы, зарыдал, не заплакал. Я его обнимал, целовал, и ласкал, и шептал, всё шептал бесконечно:
–Что случилось с тобой, мой красавиц земной? Забери меня вместе с собою.
Он утробно слегка застонал, задышал, приподняв свою длинную шею. Его очи опять полыхнули огнем, и земля под конём шевельнулась. На минуту затих, белой гривой тряхнул и взлетел,  как испуганный аист. Осмотрелся вокруг, полной грудью заржал и помчался назад на конюшню. Смерть у самой реки испугала лишь нас торопливым шальным поцелуем. Я в слезах и печали подумал о том, что Господь от меня отвернулся. Я упал на колени в густую
               
 траву и неистово начал молиться. Я молился о том, что остался
      живой, что с конём ничего не случилось, – что мой ангел-хранитель покуда со мной и что сердце в груди колотилось. Я душой ликовал, но, себя осмотрев, погрузился в невиданный ужас. Разлетайка моя была в клочьях сплошных, грудь в автографах красных бурьяна. На штанине моей рот открыла дыра, из которой, как бабушка в окошко выглядывала краснощёкая ссадина. В голове, как змея шевелился вопрос, что мне делать, куда мне деваться? Я поднял осиновую палку, брошенную каким-то путником, и пошёл по следам своего иноходца.
Выходя из кустов белой акации, я лицом к лицу столкнулся с директором школы. Стыдясь своего потрёпанного вида, пытался нырнуть в придорожную зелень. Однако Андрей Игнатьевич успел схватить меня за руку:
–Ты куда? Стоп! Стоп! Что это ты весь в пыли и лохмотьях?
–Хотел искупать жеребца да попал с ним в окоп, – ответил я, опустив свою повинную голову.
–Кто же тебе доверил жеребца?
Так я же работаю помощником конюха…
–Ах, вот в чём дело, – продолжал меня рассматривать Андрей Игнатьевич, словно спустившегося на землю инопланетянина.
–Мне необходимо с тобой кое о чём поговорить. В нашей школе постоянно не хватает учителей. Сейчас в моём кабинете сидит заслуженный учитель математики. Он согласен работать у нас, если в хуторе найдётся человек, который обыграет его в шахматы. Он кандидат в мастера. Ты чемпион района по шахматам среди школьников, перворазрядник! На тебя вся моя надежда.
–Мне надо идти к Макарычу, – глухо проронил я.
–С Макарычем я разберусь сам, ты не ответил на мой вопрос.
–Выиграем! – выпячивая грудь колесом, сказал я. За Андрея Игнатьевича, который отчитается за меня перед конюхом, я готов был сразиться с самим гроссмейстером.
Через некоторое время, выкупавшись в речке и переодевшись в  одежду сына Андрея Игнатьевича, я был чистеньким, как облупленное яичко, и сидел во дворе школы за шахматным столом перед грозным своим противником.
–Вот, Алексей Михайлович, и шахматист, о котором вы мечтали,– сказал директор школы, указывая на меня одним своим взглядом.
–Дай Бог, чтобы ваша овца съела нашего волка,– сказал кандидат в мастера и, приподнявшись со скамейки,
               
Протянул мне свою руку –Ваш будущий учитель математики. Хотелось бы знать с кем имею честь сразиться?
–Помощник конюха, – пожимая руку своему сопернику, ляпнул я.
Среди шахматных болельщиков, обступивших нас плотным кольцом, раздался дружный смех. Сконфузившись, я сел на своё место.
–Какими фигурами собираетесь меня обыграть? – добродушно улыбнулся Алексей Михайлович.
–Чёрными, – выпалил я, давая понять своему противнику, что он имеет дело с шахматистом не лыком шитым.
–Похвально…похвально – повторил гость и, сделав первый ход, добавил:
–Поехали…
Он явно провоцировал меня разыграть защиту Алёхина. Я с радостью принял его вызов. Я знал наизусть десятки партий гениального шахматиста, несметное количество задач и фантастических ловушек. Однако на двадцать третьем ходу я допустил оплошность, взяв своим конём незащищённую пешку. Этим ходом была открыта дыра, в которую влезла неприятельская пешка, и, как к себе домой, начала топать во ферзи.
Алексей Михайлович комментировал каждый свой ход:
–О, смешной, о, смешной мальчуган, не завидую вам. Скоро моя золушка превратится в прекрасную принцессу, и тогда даже небесные силы вас не спасут.
Сложившаяся позиция на доске напоминала мне одну из выигрышных партий Алёхина. Я подтянул своего коня поближе к королю противника. Мой соперник превратил пешку в ферзя и, потирая свои руки, произнёс:
–Теперь вам не спастись!
Я впервые за всю игру поднял на кандидата в мастера свои глаза и объявил ему мат в три хода. У Алексея Михайловича был такой вид, как у человека попавшего в землетрясение в десять баллов. Обхватив свою голову обеими руками, он погрузился в раздумье, как спасти своего короля, попавшего в гибельную ловушку.
–Где мат, какой мат?– перешептывались болельщики.
– А вы слышали, что наш шахматист сегодня грохнулся с жеребца?– спросил один из учеников школы.
–Ты на что намекаешь?– раздался в толпе чей-то голос.
               
              –А на то, что он треснулся башкой о землю и стал с прибабахом – болельщики шумно рассмеялись.               
–Вот где собака зарыта,– сказал Алексей Михайлович, переставляя фигуры и раскрывая тайны западни.
–Благодарю за урок, – обнял меня по отечески за плечи будущий мой учитель.
–Ура! – зашумела толпа…
–Красносельск победил Краснодар!
Андрей Михайлович поздравил меня с победой и проводил до тропы, ведущей к моему дому.
Мой летний день начался на рассвете с пения ласточки, а закончился на закате перезвоном перепелов, созывающих своих птенцов к родным гнёздышкам.
–Спать пора… спать пора…– звенела их птичья мелодия в золотой придорожной пшенице.