Белое

На шум в ночи слетелась толпа зевак. Вдали улицы слышны были рваные обрывки непереносимых сирен, разрывавших тишину и уши скопившейся толпы, окружившей металлическую гармонь, окутавшую в объятия бетонный столб, тянущийся к небу и обливающий тусклым светом близлежащий дымящийся асфальт.

Мы взлетали вдоль длинной улицы, ведущей к выезду из города через самый родной и в то же время самый ненавистный район нашего общего захолустья, взрастившего легендарных людей, менявших и меняющих наши жизни на корню. Я отчетливо помню,  как заранее планировала захватить с собой на этот долгожданный вечер свое мечтание, дабы истинно насладиться моментом, в котором сейчас же тонула, задыхалась от ударов мелодии по вискам, дрожа от ощущения дребезжащего зверя под  сидением.

Захватило дух, горло было беспощадно сдавлено, руки потерялись в воздухе. Не было ничего более восхитительного в мире, чем этот миг, это чувство полета, в котором воздух сжат мелодией, заставляющей сердце остановиться.

И вот... Взлет!

Я не помню ни секунды. Не слышу ни звука вокруг. Ни собственного вопля, неимоверной боли в груди от надорванного горла. Я не вижу своих рук, залитых бордово-черной густой жидкостью, яро прижимающих к выбивающемуся из-под одежды  двигателю моего обездвиженного тела эту голову, плечи, охладевшие, потерявшиеся, волочащие за собой бездыханное существо, которое мгновением ранее несло меня в рай на желанных цифрах.

Эти звуки кричали в унисон со мной, они драли сердце, они заглушали все, убивали чувства и эмоции, опустошая жалкое бренное тело, до этого пущенное в дрожь, обнимающее любимую мертвую плоть.

Бетонный столб, объятый разгоряченной грудой железа сеял трясущийся в такт ударам злосчастной музыки свет, покрывавший головы зевак и врывающийся в мою глотку, раздирая ее еще больше, чем от криков ужаса осознания твоей смерти в попытке подарить мне секунду счастья.