Одесский зоопарк. Как я перестала верить в Деда Мо

Как я перестала верить в Деда Мороза и прочие чудеса

I

Я люблю воскресенья, Родину и цифру "три"
на боку трамвая, как и я, патриота. Внутри -
сиденья изогнуты (новенькая сказочная ладья),
тоже красные. Разворот -
и трамвай направляется... нет, не в парк, а в обратный путь,
к зоопарку, в котором сегодня
по расписанию - чудо:
нас абсолютно бесплатно пропустят, и я без помех смогу
ходить вдоль вольеров целых сорок четыре минуты,
за жизнью зверей следя.
Мама придет за мной на сорок пятой, в срок,
или даже позже немного. Я - счастливая дочка матери-педагога,
которой достался невероятный частный урок:
дочке директора зоопарка захотелось музыке поучиться. Неплохо,
правда? Так я попала в закрытый на санитарный день зоопарк.
Директор живет за зеленым забором
возле страусов, лам и альпак,
сразу за парнокопытным вольером.

II

Утро позвякивает ключами,
отпирая калиточку ясного неба,
протирает солнце, вздымая клочья
пылинок. Я прилипла к стеклу вагона, нос расплющен нелепо.
Раннее утро каждого воскресенья -
это, оказывается, время
бесшумных старушек в черном,
наводняющих третий маршрут:
какая-то специально выведенная порода,
обитающая в этой части города.
Просачиваются к выходу, как  песчинки узким горлом песочных часов,
пустыми губами что-то жуют.
Я ненавижу старушек - мещанок, мышек.
Что им Неизвестный Матрос
и слава героев павших:
они навещают пыльных тёть и племянников
на кладбищенской тощей пашне.
БОльшая их половина  стекает на землю неслышно
из желтых трамвайных дверей, удаляется в каменный лес
на остановке "Второе кладбИще",
по красной нити пионов, гвоздик и роз.
У пугающих врат - венки из бывших цветков ядовитых оттенков
и еще старушки: этих, возможно,
разводят прямо там, среди памятников.
Избыток старушек черной волной
выплёскивается на остановку "Привоз",
вместе  с нами на солнечный зоопарковый газон..
У них - особые отношения с красным: змеиные головы тюльпанов
по-собачьи вынюхивают дорогу,
маки, обмякнув, обещают забвенье и сладкий сон.


III

Оживлённый директорский уголок. Переступаем порог
жилища с коврами, фо-но и сервантом,
как у всех - если б не звуки саванны,
периодически заставляющие позвякивать цветные бокалы.
Я спешу распрощаться вежливо и смиренно:
мне многое нужно успеть.
В кулечке - снедь
для зверей: печенье "Мария" и яблоко "Семеренко".
Саванна с тропиками - за стенкой.

Я спешу к любимцам. Но сегодня, видно,
мне досталась добавка воскресного чуда,
сахарной ваты в колком пакете.
Говорит директор: "Показать хочу вам
павильон исключительно для своих. Эти
животные - бывшие цирковые."
Я парю на облаке. В тускло-синем
сыром сарае
пахнет грустным больным зверьём.
Я умею считать до семи слонов,
но здесь восьмой, неудачливый слон
обитает среди прочих цирковых неликвидов,
бесформенно-грустен.
Рабочий мне вскользь говорит:
"Не бойся, они не укусят".
Слон, в болячках на портфельной коже,
шумно вздыхает рядом с библейским ослом
мрачного вида -
тот, обычно впряжённый в тележку, сегодня в отгуле,
детишки его не злят.
Попугая тошнит,
дрессированная мартышка дрожит, обнимая плечи.
Эти звери отравлены человечьим
не меньше, чем зоопарковая земля.
Через много лет, пытаясь понять эстетику театра абсурда,
я вспоминаю мятые ослиные губы,
трамвайный скрежет, печальный и бессмысленный,
и надо всем - скрипучее "ля"
первой октавы, ввинчивающееся в юные нервы,
извлекаемое из двадцатирублевого шедевра
местной деревообрабатывающей промышленности.

IV

Вот и меня наконец затошнило.
Раскрываю ладони в чернилах,
изучая
скобки, оставленные ногтями.
Пятясь,
отклоняю приглашение отведать обеда
и чая:
кто знает, чьё мясо у них на обед.
Дичь эту впитывать -
все равно, что воспитывать
собственного Пятницу.
Прядку на палец накручиваю.
Домой сейчас - всего лучше.
Чудо ни в чем не виновато,
ком сладкой изжоги от вожделенной ваты.
Дочка директора смотрит вслед.


Зоопарк выносится за скобки.
Ладони разодраны, улица загазованна.
Мертвецы, подрастая в кадках,
оборачиваются газонами.
Вздохи льва (не из его ли пайки оплачиваются частные уроки)
да пронзительные, трубные упрёки
раненного животного с кольца перед трамвайным депо.
Если бы так не горели щеки.
Это - малярия или лихорадка
Денге?
Я понимаю внезапно:
Африка не существует. Индии и Австралии тоже нет нигде.
Под ногами сыро и гадко,
как в бассейне реки Амазонки, которая тоже придумана, скорее всего.
Этой зимой я впервые не жду Деда Мороза:
Дед-Морозов завозят с фабрики грёз.
Я еще не знаю, что здесь, у входа,
была могила Веры Холодной,
а также нескольких кино-отцов.
-В зоопарк отказалась?! Это всерьёз?!


***

Одесский зоопарк и окрестности. Послесловие к стихотворению

Честно говоря, совсем было собралась писать часть 2, но вдруг поняла, что тут нужна не еще одна поэма, а объяснение, поскольку полу-автобиографическое стихотворение базируется на реальных фактах, которые хотелось бы уточнить для читателей.

Зоопарк располагался через дорогу от "Привоза".  Рядом с зоопарком находились трамвайное депо и парк Ильича с аттракционами. Все это было  построено в конце 30-х годов на месте 1-го Христианского кладбища. Никаких перезахоронений не было - просто залили кости бетоном и построили танцплощадку, вольеры для зверей и так далее. Где-то у входа действительно, говорят, были могилы знаменитых артистов немого кино,  в том числе Веры Холодной.

Цирк там действительно был: это место еще до основания зоопарка использовалось цирковыми для размещения животных, не занятых в представлениях.

Помню, что мне всегда было интересно, почему единственное кладбище называется Вторым. Думала, что первым было чумное кладбище, в основании искусственно насыпанной горы Чумки, и только через много лет узнала, почему к зоопарку ходят старухи в черном.

И еще - меня действительно всегда тошнит на кладбищах.