Поездка в детство

 – Да где же она? Черт бы ее побрал! Уже десять минут как должна быть. Да еще этот ветер жуткий до костей достает…
Именно такие мысли крутились в моей голове в ожидании электрички. Опять, наверное, бастуют,- подумал я. Да и как не бастовать?..
Вот нет бы всем вместе взять и забастовать; не группами, не по одиночке, а всем и сразу. Может из этого и вышел бы  какой-нибудь толк. А то тут хоть стой, хоть не стой – все одно…
И главное - всем нужно ехать. Кому на работу, кому по делам. Да и какая разница, кому куда надо. Надо и все. А спроси, что все эти люди на перроне думают по поводу забастовок машинистов, или отмены электрички, больше чем уверен, что большинство из них ответили бы: Ну, что ж поделаешь.
Как меня раздражают всегда такие ответы. Нет, не могу поверить, что ничего сделать невозможно, кроме того, как грустно вздыхать и разводить руками.
Я долго бродил от одного конца перрона к другому. Стрелки на циферблате хладнокровно и равнодушно  продолжали свой ход совсем не в мою пользу.
Не знаю, сколько прошло времени, но долгожданная электричка все же соизволила показаться на горизонте.
Перрон оживился. И теперь возникал другой вопрос: Насколько переполнены ее вагоны? Впрочем, это не имело никакого значения, так как попасть в нее нужно было в  любом случае.
На удивление вагоны оказались почти пустыми, даже кое-где места были свободными. Вот и славно,– подумал я и быстро занял место возле окна.
Укутав свое озябшее тело в драповое пальто, я стал наблюдать, как за окном мелькали знакомые пейзажи. Березовые рощи гнулись под порывами осеннего ветра, пытаясь удержать свою поредевшую сухую листву. Пробегающие вдоль железнодорожного полотна села и деревни, время от времени менялись на яркие тротуары и неоновые рекламные щиты небольших городов.
Под монотонный стук колес я крепко уснул.
Сколько спал - не помню. Открыл глаза от громкого скрипа тормозов и резкого толчка. За окном чистое и ясное небо слепило своей синью. Березовые рощи шумели зелеными кудрями. Летний пейзаж…
Я осмотрел вагон. Он был пуст абсолютно. Ни души! В удивлении я вышел из вагона.
Перрон незнакомой мне станции тоже поразил безлюдьем. Билетная касса оказалась закрыта. Получить информацию о своем местонахождении было не от кого. Ничего не оставалось делать, как идти к деревне, которая выглядывала из-за небольшого соснового перелеска.
Я шел и наслаждался красотой незнакомых мне мест. Широкое поле по левую сторону грунтовой дороги манило в свои просторы. Тихие деревенские домики хранили уют и покой здешних мест.
– Надо же, сколько живу в этих краях, а здесь не бывал никогда!
И мысль о том, как я вообще здесь очутился, меня не посещала. Настолько все было красивым, незнакомым, и в то  же время каким-то родным.
Вдруг я увидел небольшой пруд. Почти весь он был усыпан кувшинками. По берегам пруда росли плакучие ивы. Глядя на них, я невольно вспомнил свое детство.
Вспомнил, как еще совсем пацаном хватался за ветки вот такой же ивы, и, разбежавшись с берега, как на лиане качался над водой, после чего обязательно плюхался вниз.
Да. Точно такие же, и ивы, и пруд. Только вот возле моего пруда домов понастроили, ивы спилили. Да и пруда больше нет, так, канава какая-то осталась. А тут и камыш такой же, и растет в том же самом углу пруда.
Сколько я золотых карасей переловил в таких камышовых зарослях! Залезешь, бывало с пацанами деревенскими, весь по уши в иле вывозишься, наловишь корзину, поделишь по-братски добычу и несешь домой.
Да, все это напоминало мне хорошо знакомую картину, но далекую и размытую.
А вот и деревня. И домики, и заборы, и небольшое футбольное поле, тоже показались мне очень близкими и знакомыми.
Интересно, у того березняка лежат угли от костра? В детстве я точно у такого же березняка костры жег по вечерам с ребятами. Соберемся гурьбой, наберем из дома картошки и давай на углях ее запекать...
– Славное было время!- думал я, глядя на хрустнувшие под ногой обгорелые головешки, которые, казалось, еще хранили деревенскую неразрушимую дружбу.
Вскоре я вошел в деревню. Ее улицы так же были нелюдимы. Даже в отдалении никого не было.
– Куда же все подевались? Должен же здесь быть хоть кто-нибудь?
Осматривая округу, я увидел колодезный журавль.
– Вот это да! Таких у нас в деревне сейчас не встретишь, у всех почти водопровод.
Подойдя к колодцу, я был не менее удивлен, когда увидел резанную ножом надпись: «КОЛЬКА, ВОВКА, СЕРЕГА, СЛАВКА – ДРУЖБА НА ВЕКИ!»
Да, когда-то и мы вырезали свои имена на заборах, колодцах и клялись в вечной крепкой дружбе. Вот только где сейчас наш колодец, в котором была такая же прозрачная и вкусная вода?
От колодца тянулась узенькая тропинка к дому. Чем ближе я к нему подходил, тем больше удивления вызывал у меня этот дом.
– Точно такой же дом, как у моей бабушки. Только этот заметно моложе. И забор точно такой же. Вон там, в углу, третья дощечка у нас была плохо прибита. Помню как я через дырку в заборе, тайком от бабули на утреннюю рыбалку убегал.
Третья от угла дощечка забора лежала на земле.
– Надо же, и гвоздь такой же ржавый торчит!
Я долго осматривал напоминающую мое детство округу. И совсем позабыл о времени. Нужно было возвращаться на станцию.
По дороге пообещал себе, что когда доберусь до дома, обязательно расскажу, что есть точно такая же деревня, только немного другая, причем с такими же своими окрестностями.
На станции картина была без изменений. Еще долгое время я смотрел на серенькие крыши, выглядывающие из-за деревьев. Потом устало прилег на скамейку и уснул.

Очнулся я от настырных толчков в плечо.
– Да просыпайся же ты! Приехали! Спать по ночам надо. А то всю ночь прошляются, а мне буди вас ходи. Как будто мне заняться больше нечем!
Я с трудом проснулся и удивленно протер глаза. Передо мной стояла крупная женщина средних лет, в желтой железнодорожной жилетке, с домашним веником и совком в руках. За окном виднелась не вызывающая у меня радости надпись: «Москва». Вагон был уже пуст.
– А где… – едва я попытался что-то произнести, как женщина перебила меня.
– Ну, что, проспал?..
Сдержав паузу, и понимая уже, что произошло, я с улыбкой на лице произнес:
– Проспал! – и вышел из вагона.
Я шел по перрону бурлящего вокзала и мило улыбался сам себе. Мне вспомнилась станция, на которой я очутился, и как она называется тоже вспомнил.
По дороге к метро навстречу мне шли люди. Хмурые, сердитые, чем-то озабоченные. Им было совсем невдомек, почему среди этой толкотни и надоедливой суеты светится моя счастливая и радостная улыбка.
Вот бы и им тоже… Нет, не одному, а всем и сразу, взять и очутиться на своей станции с названием: «ДЕТСТВО».