Ситтим

          

Давным давно в пустыне аравийской
пробился к солнцу крохотный росток.
-Как жарко здесь,- сказал он появившись,
 но крепко корешком в песок вцепившись,
стал медленно расти, и не засох.

Наряд зеленый мелок и не сочен,
 виной тому - палящие лучи.
-Не съест верблюд, так человек растопчет,-
 в отчаянье он часто думал ночью,
- никто здесь не спасет- зови, кричи…

Но чудо его жизни продолжалось.
Никто его не съел и не сломал.
Смолистым соком ветки наполнялись,
Он гибок стал и крепок, но казалось
ему порою, что он слаб и мал.

Не видел никогда он рощ тенистых,
садов с плодами тоже не видал.
Смиренно солнцу подставляя листья,
    тихонько рос он,  прост и независтлив,
и собственного имени не знал.

Прошли года. Заметно постарел он,
и думал иногда: -Зачем живу?
Но молча небо на него глядело,
не открывая его жизни дело,
да солнце беспощадно жгло листву…

Но вот однажды два почтенных старца
приблизились к его густым ветвям.
-Смотри, вот он,- промолвил тихо старший.
-Ситтим хороший,- согласился младший.
- Для скинии он пригодится нам.

Покроем золотом мы резчика творенье,
как Господом предписано Самим.
И пусть Всевышнему возносится куренье.
Ни гниль, ни червоточина, ни время
не властны над изделием таким.

- Вот! Вот оно! Свершилось наконец-то…
теперь понятно мне зачем живу!
Так всё-таки пред Богом моё место,
Но почему мне больно, страшно, тесно?
Успел шепнуть, и рухнул на траву.
 
   Душистый сок застыл благоухая,
И первое куренье вознеслось.
-Он жил смиренно, гнили зла не зная,
и зависти червями не съедаем,-
как эхо над ситтимом пронеслось.
 
   Священной скинии он сделался частями.
   Он стал ковчегом, жертвенником стал.
Стал брусьями столбами и шестами,
обложен золотом, украшенный венцами,
он служит Богу так, как не мечтал.

Кто он, ситтим? Акация простая.
Не кедр роскошный и не кипарис,
и пусть о нем совсем никто не знает,
но Богу фимиам благоухает.
И только в этом его жизни смысл.