Память о коньке горбунке

Лежали на бруствере семьдесят тел,
Лежали тихонько, то их был удел.
Мечась меж телами, от горя бела,
Здесь вмиг поседела, юна медсестра.
От немцев сбежавший русский детдом,
В Керчи, как мечтал он,
Нашел здесь он кров, а затем этот дом.
Хороший здесь кто-то, устроил прием,
Он горла всем резал, ведь нож был при нем.
А им ведь не было тогда и пяти,
Куда же от дядей могли-то уйти?
И рядом со всеми  лежал персонал -
Пощады тогда с них никто не узнал!
Война от Керчи далеко уж ушла,
Лишь выла на бруствере та медсестра.
Пройдя всю войну и дойдя до конца,
Слеза уж не капнет с сестрички лица;
Рвала бы на части того подлеца.
Лежали лишь тельца, открытые лица,
В глазах их надежде уже не светиться.
Ту память тот кто-то ,оставил на лицах -
Веками стереть ли в пустых их глазницах.
Доколе ж тот кто-то, паскудная птица,
Над русским народом-то будет глумиться?
Та сказка Ершова, всего лишь пролог,
Какой же готовят всем нам эпилог?
Убит ведь Балда и зарезан Конек,
и нет ведь пощады, хоть он горбунок.
Какой же еще под раздачу поэт-
Ведь русской истории и так у нас нет!
Зарезал ее с красным флагом террор,
В крови захлебнулся в тот миг каждый двор.
И тянут удавку на шее народа,
Как блох развелося поганого рода!
Готовьтесь, ребята, тяжел был пролог,
А легче ли будет тот их эпилог?