Оборона Севастополя

Пусть меня поправят, если я ошибаюсь, но нигде в мире, кроме России, нет такого понятия «героическая оборона». И городов-героев нет. Любая осада везде и всегда кончалась вместе с продуктами и запасами воды. И только эти непостижимые русские зубами вгрызались в обреченную уже землю и на ней – за нее – умирали, так и не сдав ее, так и не сдавшись.
Первая героическая оборона Севастополя (а ведь была еще вторая столетие спустя!) относится именно к таким феноменам. 25 сентября 1854 года город был объявлен на осадном положении. Оборона продолжалась 349 дней, до 8 сентября 1855 года. Несмотря на шесть массированных бомбардировок и два штурма, союзники так и не смогли взять военно-морскую крепость Севастополь. Хотя в результате русские войска (точнее, то, что от них осталось) отступили, они оставили противнику одни развалины.

Виктор Гюго сравнил осаду Севастополя с осадой Трои. «Все это также происходило на уголке земли, на границе между Азией и Европой, где великие империи встретились… Десять лет перед Троей, десять месяцев перед Севастополем…»
Но Севастополь был не началом Крымской войны, а ее кульминацией и завершением. До этого Россия нанесла сокрушительное поражение Османской империи в 1853 году – в основном, в ходе знаменитой Синопской битвы, одержала ряд серьезных побед в затяжной кавказской кампании и похоронила надежды Англии и Франции взять реванш в Балтийском и Белом морях, а также у берегов Камчатки.
Тем не менее, было очевидно, что Россия не в состоянии выдержать затяжной войны против мощной коалиции Англии, Франции и Турции, к которой, к тому же, в любой момент могли присоединиться Австрия, Пруссия и Швеция. В июле 1854 года коалицией были выработаны так называемые «Четыре пункта», предъявленные России как исходные условия для начала переговоров о мире.
От России потребовали – всего-навсего! - передать Молдавию и Валахию под протекторат Австрии, отказаться от защиты интересов христианских подданных Османской империи, согласиться на полный и безраздельный контроль западных держав над устьями Дуная и пересмотреть договор о Черноморских проливах, то есть фактически блокировать выход России из Черного моря.
Русское правительство не сочло возможным принять эти условия, что позволило союзникам даже после очевидных поражений на Дальнем Востоке и на севере, «не выпускать» Россию из войны и нанести сильный удар на юге, по Крыму, точнее – по базе русского флота - Севастополю.
С нападением на Крым союзники связывали большие надежды. «Взятие Севастополя и занятие Крыма, - предвкушала успех английская печать, - покроют все издержки войны и предоставят нам выгодные условия мира». Представлялось, что серьезных препятствий ко взятию Крыма не существует, главное – высадиться и нанести один сильный удар по Севастополю, а потом можно спокойно пить коллекционное вино из погребов Массандры, закусывать крымскими фруктами и загорать на песочке.
Накануне Крымской экспедиции французский главнокомандующий маршал Сент-Арно писал:
«Лишь только я высажусь в Крыму, и бог пошлет нам несколько часов штилю – кончено: я владею Севастополем и Крымом».
А ведь со времени позорного бегства Наполеона из России и полувека не прошло. Плохо знал маршал собственную военную историю, а русских – не знал вообще.
Союзники были настолько уверены в успехе своего плана, что не озаботились даже о сохранении его в тайне: английские и французские газеты взахлеб повествовали о мельчайших деталях предстоящей операции. Их читали и в России, в том числе, и при дворе, но император и верховное командование отказывалось признавать реальность угрозы. В основном, потому, что с ранней осени до весны на Черном море часто свирепствуют штормы, и высадка в Крыму в таких условиях целой неприятельской армии представлялась маловероятной.
Севастополь не получил ни новых артиллерийских орудий, ни боеприпасов, ни дополнительных воинских частей. Посчитали, что успешно действовавшая до тех пор защита от турок окажется достаточной и дальше. Хотя адмиралы Нахимов и Корнилов неоднократно настаивали на необходимости существенного усиления севастопольских укреплений. По их требованию, в частности, подготовку солдат и матросов к боевым действиям начали проводить не только на судах флота, но и на береговых батареях.
По их же настоянию были проведены важные оборонительные мероприятия: затемнены маяки, сняты ограждения фарватеров, увеличено число застав по побережью, расширена сеть семафорно-светового телеграфа. Но все равно Севастополь оставался недостаточно надежно прикрытым с моря и слабо защищенным с суши.
13 сентября 1854 года англо-французский флот в составе 80 боевых кораблей и свыше 300 транспортных судов проследовал в виду Севастополя к Евпатории, и на следующий день началась высадка 62-тысячная соединённой армии на узкой песчаной косе между озером Сасык и морем, которая продолжалась в течение шести дней.
Следует отметить, что переброска армии союзников происходила чрезвычайно медленно и крайне неорганизованно, без какого-либо плана, при полном отсутствии организации снабжения, без боевого охранения на случай нападения противника. Случись такое нападение, когда иностранные солдаты ночевали под открытым небом беспорядочными кучами, Крымская война закончилась бы, не начавшись. Только ничем необъяснимое абсолютное бездействие командующего русскими войсками князя Меньшикова позволило союзникам сосредоточить, наконец, войска в Евпатории и двинуться к Севастополю, на защиту которого встали 25 тысяч моряков и 7-и тысячный гарнизон города.
Первое сражение произошло 20 сентября 1854 года на реке Альме. Союзники нанесли поражение русской армии, которая вынуждена была отступить.  Во время этой битвы впервые сказался качественный перевес нарезного оружия союзников над гладкоствольным русским, которое так и не удосужились заменить более современным. Русская пехота была вооружена кремневыми гладкоствольными ружьями с дальностью стрельбы 300 шагов. Англичане и французы имели нарезные ружья Штуцера с дальностью стрельбы 1 200 шагов. Именно это и решило исход сражения, именно это решило впоследствии исход всей военной кампании.
Французов напрасно считают легкомысленными. Через два года после этой «блистательной» победы император Наполеон Третий приказал построить на памятном месте большой арочный мост через Сену возле площади, нареченной Альма. Мост, естественно, получил то же самое имя,  а многие годы спустя так же окрестили и тоннель, проложенный под мостом. Так что свои военные подвиги французы не забывают. В Париже существуют и Севастопольский бульвар — одна из важнейших транспортных магистралей центра города, а на севере есть Крымская улица.
Правда, и русские не забыли битву на Альме. После нее в русский язык прочно вошло выражение «шапками закидаем». Считается, что его автор – генерал Кирьяков, который перед началом битвы браво заявил главнокомандующему:
- Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство. Шапками-с закидаем неприятеля!
Тоже, своего рода, увековечивание события в истории…
Командование Черноморского флота собиралось атаковать вражеский флот, чтобы сорвать наступление союзников. Однако Черноморский флот получил категорический приказ, в море не выходить (?!), а оборонять Севастополь с помощью матросов и корабельных пушек. Историки по сей день ломают головы, как объяснить такую позицию верховного командования России.
Более того, вместо того, чтобы бросить все силы на защиту Севастополя, князь Меньшиков приказал основной русской  армии отойти к Бахчисараю с тем, чтобы… «угрожать флангу и тылу противника в случае его наступления». О поддержании связи с защитниками Севастополя князь не озаботился, и город оказался фактически брошенным на произвол судьбы, пока основные силы русской армии «угрожали противнику с тыла и фланга».
Союзники рассчитывали захватить береговые батареи Северной стороны с тыла, а затем артиллерийским огнем уничтожить русский флот на рейде и военные склады на Южной стороне. Одновременно они планировали прорваться на севастопольский рейд со стороны моря. Казалось, они учли все, кроме… некоторых особенностей русского характера.
Адмирал В.А. Корнилов в одном из своих приказов так оценивал героические усилия севастопольцев, самоотверженно отстаивавших свой родной город:
«С первого дня обложения Севастополя превосходным в силах неприятелем войска, предназначенные его защищать, выказывали решительную готовность умереть, но не отдать города... В продолжение короткого времени неутомимою деятельностью всех и офицеров и нижних чинов выросли из земли сильные укрепления, и пушки старых кораблей расставлены на этих грозных твердынях...».
К началу войны в Севастополе насчитывалось до 42 000 жителей, из них около 30 000 военного мужского населения. Подступы с моря к городу были защищены батареями береговой обороны. Всего здесь было 14 батарей, имевших 610 орудий разных калибров. С суши Севастополь почти не был укреплен. На всем семикилометровом пространстве оборонительной линии имелось 134 орудия небольших калибров, установленных в еще не законченных земляных укреплениях.
С Северной стороны Севастополь был защищен одним укреплением, построенным еще в 1818 году и до начала войны остававшимся без изменения. Это укрепление представляло собой восьмиугольный форт, окруженный рвом. Форт имел всего 50 орудий, которые могли действовать в разных направлениях.
Оборону города возглавил начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов. Все свои знания, силы и крупные организаторские способности он отдал делу укрепления Севастополя, взяв на себя руководство всей обороной города, и действовал с величайшей энергией.
Ближайшим помощником Корнилова был вице-адмирал Павел Степанович Нахимов, являвшийся начальником обороны Южной стороны Севастополя. Под руководством Корнилова и Нахимова героические защитники города в ходе борьбы с врагом превратили Севастополь в мощную крепость, которая успешно отражала натиск противника в течение 349 дней.
Оборонительные работы в Севастополе велись и днем и ночью одновременно по всей оборонительной линии. Работали не только солдаты и моряки, но и все гражданское население. Женщины работали наравне с мужчинами. Одна батарея была целиком сооружена женскими руками, поэтому она и сохранила за собой название «девичьей». Ночью работали при свете факелов и фонарей.
В эти дни начала героической обороны города для преграждения входа кораблей противника на Севастопольский рейд было решено затопить часть старых кораблей при входе в Севастопольскую бухту. В приказе В.А. Корнилова о необходимости затопления кораблей говорилось:
«Товарищи! Войска наши после кровавой битвы с превосходным неприятелем отошли к Севастополю, чтобы грудью защищать его. Вы пробовали неприятельские пароходы и видели корабли его, не нуждающиеся в парусах. Он привел двойное число таких, чтоб наступать на нас с моря; нам надобно отказаться от любимой мысли - разразить врага на воде. К тому же мы нужны для защиты города, где наши дома и у многих семейства».
11 сентября при входе в Севастопольскую бухту было затоплено пять старых линейных кораблей и два фрегата. Корабельные орудия были использованы для усиления береговой обороны, матросы и офицеры были направлены на оборону города.
14 сентября союзные армии подошли к Северной стороне Севастополя. Удачно распространенная русскими дезинформация о сильно укрепленной Северной стороне привела к тому, что противник решил атаковать город с Южной стороны.
Это была грубейшая ошибка: переходом на Южную сторону союзники дали защитникам Севастополя дополнительное время на строительство новых укреплений. На всей семикилометровой линии обороны Южной стороны русским удалось сосредоточить около 16 тыс. человек, из них 10 тыс. матросов. На кораблях флота, стоявших в бухте, оставалось 3 тыс. моряков.
Противник занял расположенный в 14 км от Севастополя городок Балаклаву, обладавший небольшой, но глубокой гаванью, способной принимать корабли с большой осадкой. Сюда на судах подвозились подкрепления англо-французским армиям.
К концу сентября неприятель имел под Севастополем армию численностью в 67 тыс. человек, в том числе 41 тыс. французов, 20 тыс. англичан и 6 тыс. турок. Это в два раза превосходило численность гарнизона Севастополя.
Англо-французское командование решило разместить линию батарей вокруг Южной стороны города, а затем обрушить огонь ее и артиллерии флота на город и его укрепления, подавить оборону и затем штурмовать Севастополь.
Бомбардировку Севастополя с последующим штурмом противник назначил на 5 октября. Никаких сомнений в том, что все это займет от силы два-три дня у нападающих не было, тем более что запасы воды и продовольствия в осажденном городе были, мягко говоря, ограничены.
Около 7 часов утра 5 октября батареи неприятеля открыли ожесточенный огонь по городу. Несколько позже вражеский флот подошел ко входу в Севастопольскую бухту и начал бомбардировку города, рассчитывая подавить батареи и прорваться в бухту.
Корабли французской эскадры располагали 794 орудиями с одного борта; против них действовали 84 русских орудия, установленные на двух батареях южной части Севастопольской бухты. Английская эскадра вела огонь из 546 орудий, имея против себя всего лишь 31 орудие. Таким образом, соединенный флот действовал 1 340 орудиями одного борта, которым противостояли только 115 орудий русских.
За время 8-часового обстрела с моря корабли союзников выпустили 50 тыс. снарядов. Хотя гарнизон Севастополя и имел потери, но ни одна батарея полностью подавлена не была. Самой страшной потерей была гибель адмирала Корнилова, убитого при бомбардировке. Во время сильной канонады он объезжал батареи, давал наставления командирам, ободрял матросов и солдат. В 11 час. 30 мин. на Малаховом кургане он был смертельно ранен ядром и вечером того же дня скончался.
 «Отстаивайте же Севастополь», - был предсмертный наказ Корнилова.
После гибели Корнилова Нахимов стал единственным фактическим руководителем обороны Севастополя.
В тот же день флот союзников попытался совершить прорыв на внутренний рейд Севастополя, но потерпел поражение. В ходе боя проявилась лучшая подготовка русских артиллеристов, превосходивших по скорострельности противника более чем в 2,5 раза, а также уязвимость кораблей союзников, в том числе железных пароходов, от огня русской береговой артиллерии.
Так, русская 3-пудовая бомба пробила все палубы французского линейного корабля «Шарлеман», разорвалась в его машине и разрушила её. Остальные корабли, участвовавшие в бою, тоже получили серьёзные повреждения. Один из командиров французских кораблей оценил этот бой так:
- Ещё одно такое сражение, и половина нашего Черноморского флота не будет годна ни к чему.
План врага был сорван. Несмотря на десятикратное (!) превосходство в артиллерии, неприятельский флот не смог уничтожить батареи русских. Командование союзников, учитывая значительные повреждения своих кораблей, отказалось от бомбардировок Севастополя с моря.
Столь же безрезультатной была бомбардировка с суши. Русские артиллеристы старались быстрее вести огонь, чтобы этим восполнить недостаток в орудиях. В результате этого орудия накалились настолько, что возникла опасность их разрывов. Был отдан приказ стрелять реже.
В ходе артиллерийского состязания начал ощущаться недостаток боеприпасов. Для подноски их с пристани добровольцы отправлялись к бухте. Это было очень опасно, так как ядра и бомбы противника покрывали всю площадь не только укреплений, но и подступов к ним. Большая часть подносчиков снарядов к концу дня выбыла из строя. К 3 часам пополудни артиллерийский расчет многих орудий сменился уже дважды.
Около 10 часов 5 октября артиллеристы 5-го бастиона взорвали пороховой погреб французской батареи № 4. На многих французских батареях были подбиты орудия. Огонь французов постепенно затихал и к 11 часам прекратился.
В результате героических действий севастопольцев противник не достиг цели. Напрасно неприятельские армии, стоявшие под ружьем весь день, ожидали возможности броситься на штурм. Штурм не состоялся.
Союзники, убедившись в невозможности быстро взять Севастополь, перешли к осаде города. Пришлось спешно готовиться к зимней кампании, о чем он прежде и не помышлялось, в надежде на скорое падение Севастополя.
В ноябре наступила ненастная, холодная погода, пошли сильные дожди. Вспыхнули эпидемии, увеличилась смертность. Тяжелое положение неприятельских армий повело к появлению дезертиров и перебежчиков — в холодные зимние дни к русским перебегало до тридцати человек в сутки.
В ноябре-декабре 1854 года английская армия была деморализована. Однако русский главнокомандующий Меншиков не сумел этим воспользоваться и не предпринял до февраля следующего года ни одного серьезного действия. Неприятель ждал весны и подкреплений.
Русские войска, казалось бы, должны были находиться в лучшем положении. Но это было не совсем так. Отсутствие достаточной заботы о солдате со стороны Меншикова и плохое снабжение войск, дезорганизованное бюрократизмом, казнокрадством и взяточничеством царских чиновников, привели к тому, что солдаты и матросы не были обеспечены самым необходимым. В русской армии тоже вспыхнула эпидемия желудочных и простудных заболеваний. Доставка боеприпасов и продовольствия в Севастополь затруднялась также чрезвычайно плохим состоянием дорог.
В конце февраля 1855 года Меншиков был, наконец, заменен князем Горчаковым, главнокомандующим Дунайской армией. Конечно, лучше поздно, чем никогда, но тут, по-видимому, перемены произошли слишком поздно.
В течение зимы Севастополь жил деятельной, кипучей жизнью. Проводились работы по восстановлению разрушенных укреплений, выдвигались вперед траншеи для ружейного обстрела противника, часто проводились ночные вылазки, чтобы разрушить возводимые противником укрепления и батареи и захватить пленных.
В вылазках участвовало от 50-60 до 200-300 человек. Иногда в одну ночь проводилось несколько вылазок на разных участках. На вылазки вызывали добровольцев, их каждый раз находилось больше, чем требовалось. Впоследствии стали назначать отдельные подразделения, к которым примыкали добровольцы. Были специалисты по ночным вылазкам как среди матросов и солдат, так и среди офицеров.
Лейтенант Бирюлез, подполковник Головинский, лейтенант Завалишин, матросы Петр Кошка, Федор Заика, Аксений Рыбаков, Иван Димченко, Игнатий Шевченко и солдат Афанасий Елисеев прославились среди многочисленных героев Севастополя. Их имена знала вся Россия. Конечно, печать того времени отметила значительно меньше имен «нижних чинов», чем офицеров.
Значительный размах в осаде Севастополя получила подземная минная борьба. Французы, не будучи в состоянии продвинуться к 4-му бастиону, решили идти вперед подземными минными галереями, чтобы подорвать бастион.
Главный военный инженер Севастополя Тотлебен разгадал намерения противника. Он приступил к созданию впереди бастиона обширной системы контрмин.
Идея русской контрминой системы выражалась в том, чтобы под землей наступать на осаждающего, подрывать его галереи и отбрасывать врага назад.
Во время подземной минной войны при обороне Севастополя русские проложили до 7000 метров галерей и рукавов и произвели 120 взрывов. Героический 4-й бастион отбил все попытки французов подойти к нему по земле и под землей.
Благодаря столь энергичному отпору противник не рискнул идти на штурм 4-го бастиона в течение весны и лета 1855 года, и это было одной из причин того, что неприятель с весны 1855 года перенес основные усилия на другой фланг русской оборонительной линии, где главными укреплениями были Малахов курган и 2-й бастион.
В феврале противник установил несколько батарей, расположение которых показывало, что они предназначены для обстрела высоты впереди Малахова кургана и местности между этой высотой и Малаховым курганом. Чтобы улучшить положение Малахова кургана, русское командование решило опередить врага в занятии этой высоты.
Но для этого сначала нужно было утвердиться на высотах за Килен-балкой. В противном случае неприятель мог отсюда действовать во фланг и тыл высоте, находящейся впереди Малахова кургана.
Укрепиться на высотах за Килен-балкой было поручено отряду под командованием генерала Хрущева. Отряд состоял из Волынского и Селенгинского полков. В ночь на 10 февраля оба полка в полной тишине подошли к намеченному месту. Волынский полк выдвинулся вперед, прикрывая Селенгинский полк, начавший работы по возведению укрепления. Только с рассветом неприятель обнаружил русских и открыл артиллерийский огонь. Но работы продолжались. Новое укрепление получило название Селенгинского редута. Враг решил во что бы то ни стало захватить еще не законченный редут, но и эта попытка провалилась.
В ночь на 17 февраля русские продвинулись здесь еще дальше и в 500 метрах от траншей противника заложили другой редут - Волынский. К 27 февраля оба редута были закончены. Так как на высоты, где были расположены оба редута, доставить тяжелую артиллерию было невозможно, русские ограничились установкой там двадцати двух легких орудий.
Неожиданное выдвижение русских опять вынудило неприятеля изменить план продвижения к оборонительной линии города. Непосредственно на Малахов курган и 2-й бастион уже нельзя было нападать. Нужно было избавиться от новой помехи в виде двух редутов. Понадобились месяцы, чтобы преодолеть это препятствие.
Между тем русские захватили высоту впереди Малахова кургана, на которой соорудили укрепление, получившее название Камчатского люнета (строил укрепление Камчатский полк). Командование важнейшим участком обороны, включавшим Малахов курган, 2-й бастион, Селенгинский и Волынский редуты и Камчатский люнет, Нахимов доверил контр-адмиралу Владимиру Ивановичу Истомину.
Истомин являл собой пример бесстрашия и удивительного спокойствия даже во время самого жаркого боя; в самые критические моменты он не терял присутствия духа и ясности мысли, всегда находя выход из тяжелого положения. Он не бравировал опасностью, но смерти не боялся и всегда оказывался в бою на самых опасных местах. За полгода бессменного пребывания на Малаховом кургане Истомин был один раз ранен и один раз контужен, но не покидал укреплений.
Штаб его помещался в уцелевшем нижнем этаже каменной башни на Малаховом кургане. Здесь он и жил. С началом создания Камчатского люнета он один-два раза в сутки приходил туда и лично руководил установкой орудий и оборудованием батарей.
7 марта 1855 года Истомин, обходя люнет, был убит ядром, попавшим ему в голову.
27 марта 1855 года вице-адмиралу Нахимову было присвоено звание адмирала.
По количеству орудий превосходство врага было небольшим, но по мощности огня оно было гораздо значительнее. Кроме того, противник располагал 130 мортирами крупного калибра, из которых он мог обстреливать навесным огнем укрепления и всю территорию города. Гарнизон Севастополя испытывал большую нужду в снарядах и особенно в порохе.
28 марта началась вторая крупная бомбардировка Севастополя и продолжалась без перерыва днем и ночью до 6 апреля. За первые сутки враг не добился успеха. Англо-французское командование решило еще трое суток продолжать интенсивный обстрел днем и ночью и одновременно возводить подступы к 4-му бастиону и Камчатскому люнету. Но 2 апреля выяснилось, что русская артиллерия продолжает вести такой же огонь, как и в начале бомбардировки. Решено было продолжать бомбардировку еще трое суток, а затем штурмовать: французам - 4-й бастион и Камчатский люнет, англичанам - 3-й бастион. Однако и 5 апреля штурм не состоялся. 6 апреля на совете союзные командующие отложили штурм на 16 апреля, чтобы за это время усилить свою артиллерию.
Жены рабочих, солдат, матросов каждый лень носили мужьям обед в их бастионы, и нередко одна бомба уничтожала всю семья, хлебавшую щи из принесенного горшка. Они безропотно переносили страшные увечья и смерть мужей. В разгар штурма разносили воду и квас по бастионам.
Всем известна история знаменитой Дарии Михайловой, прозванной Дашей Севастопольской. В 15 лет осталась сиротой, зарабатывала стиркой белья. Ей было 17 лет, когда началась Крымская война. Распродав всё своё имущество, она купила лошадь, бричку, настирала тряпья для перевязок, взяла с собой бочонок с водой, переоделась в матросскую форму, оставшуюся от отца, и отправилась на поле боя. До позднего вечера девушка перевозила раненых под непрерывным огнем. Когда в Дворянской собрании открылся перевязочный пункт она упросила врачей разрешит ей ухаживать за ранеными.
За свой подвиг во время войны была награждена императором Николаем I золотой медалью с надписью «За усердие» на Владимирской ленте. Сверх того, ей было даровано пятьсот рублей серебром
Знаменитый хирург Николай Иванович Пирогов, на тот момент - уже академик, собрал десяток хирургов и военных врачей и направился в осажденный Севастополь, оказывать помощь раненым. Увидев Дашу Севастопольскую, которая своим присутствием помогала раненым преодолеть боль, он понял, что наравне с врачами должны работать сестры милосердия. Пирогов организовал Крестовоздвиженскую общину из медсестер
К сожалению, защитники Севастополя израсходовали почти полностью запас снарядов за исключением неприкосновенного запаса на случай штурма. Но
16 апреля штурм так и не состоялся. В апреле - мае к противнику под Севастополь продолжали прибывать подкрепления. В конце мая численность неприятельских войск возросла до 200 тысяч, то есть почти в десять раз превосходила численность защитников города.
Противник, учитывая свое громадное превосходство в численности, лучшее вооружение и крупные запасы боеприпасов, начал готовиться к решительному штурму. В первую очередь он решил захватить три русских укрепления, которые выдвинулись далеко впереди оборонительной линии и очень мешали вражеским войскам. Это были Селенгинский и Волынский редуты и Камчатский люнет.
25 мая в 15 часов началась третья бомбардировка Севастополя, которая продолжалась до 30 мая. 27 мая 35 тысяч французов атаковали Волынский и Селенгинский редуты и Камчатский люнет. Выбитые несколько раз контратаками русских, французы, поддержанные англичанами, наконец, оттеснили защитников к Малахову кургану. Находившийся на люнете Нахимов попал в окружение, но вместе с матросами и солдатами вырвался из вражеского кольца.
5 июня 1855 года началась четвертая бомбардировка Севастополя, после которой 6 июня противник предпринял штурм укреплений города. Против Малахова кургана, по которому наносился главный удар, 1-го и 2-го бастионов было сосредоточено около 30 тысяч французов. Одновременно англичане решили штурмовать 3-й бастион. Английских войск было выделено 14 тысяч.
Весь день 5 июня вражеские батареи вели огонь с неослабевающей силой. К вечеру последствия бомбардировки были очень заметны. Больше всего пострадали Малахов курган, 2-й и 3-й бастионы.
С наступлением темноты начались энергичные работы по восстановлению разрушенных участков оборонительной линии. Основные повреждения были к рассвету исправлены, подбитые орудия заменены.
К 3 часам артиллерийский огонь противника внезапно прекратился, и французы начали штурм 1-го и 2-го бастионов. Защитники 1-го и 2-го бастионов встретили колонны французов картечным и пушечным огнем. Атака противника захлебнулась в 30-40 шагах от русских укреплений. Неся огромные потери, французы стали отходить. Через 15 минут атака была повторена, но безрезультатно. Одновременно начались атаки французов на Малахов курган и англичан - на 3-й бастион, которые были также отбиты. Штурм был отражен на всех участках.
Противник вынужден был на время отказаться от нового штурма, но усилил артиллерийский огонь с целью нанесения как можно больших потерь русским войскам. 28 июня защитники Севастополя понесли невозместимую потерю: на Малаховом кургане был смертельно ранен адмирал Павел Степанович Нахимов. Пуля попала ему в висок в тот момент, когда он рассматривал траншеи противника, высунувшись из прикрытия. 30 июня, не приходя в сознание, Нахимов умер.
В приказе по гарнизону о гибели адмирала говорилось:
«...Не мы одни будем оплакивать потерю доблестного сослуживца, достойнейшего начальника, витязя без страха и упрека, - вся Россия вместе с нами прольет слезы искреннего сожаления о кончине героя синопского.
Моряки Черноморского флота! Он был свидетелем всех ваших доблестей, он умел ценить ваше несравненное самоотвержение, он разделял с вами опасности, руководил вас на пути славы и победы...»
Севастополь со смертью Нахимова «потерял «душу обороны», русский флот потерял талантливейшего флотоводца, русский народ - одного из своих славных сынов».  Наступили особенно тяжелые дни. К началу августа от французских передовых траншей до Малахова кургана было не более 110 метров, до 2-го бастиона – 120 метров.
5 августа началась усиленная бомбардировка Севастополя, которая не прекращалась в течение двадцати суток. Дважды - с 5 по 8 августа и с 24 по 26 августа - на город обрушивался особенно сильный ураганный артиллерийский огонь. Эти два периода получили название пятой и шестой бомбардировок.
В один из редких часов затишья главнокомандующий Горчаков посетил 2-й бастион. Он обратился к матросам и солдатам с вопросом:
- Много ли вас на бастионе?
 Один из солдат ответил:
- Дня на три хватит, ваше сиятельство.
Комментарии относительно боевого духа севастопольцев, по-моему, излишни.
Горчаков решил отвести войска на Северную сторону. К 15 августа был готов 900-метровый плавучий мост через Севастопольскую бухту.
22 августа на военном совете союзников главный инженер французских войск указал на крайнюю опасность работ русских по возведению второй оборонительной линии; если бы эти работы русским удалось закончить, то союзникам пришлось бы провести вторую зиму под Севастополем, на что у них не хватило бы сил. Нужно было во что бы то ни стало помешать окончанию этих работ, а единственным средством для этого являлся штурм. Было принято решение - штурмовать Севастополь, произведя предварительно усиленную бомбардировку.
24 августа началась шестая бомбардировка Севастополя. С утра укрепления и город затянулись густым облаком дыма, который, закрывая солнце, висел над героическим городом в течение трех суток. Потери русских от бомбардировок все увеличивались, доходя до 2,5 и 3 тыс. человек в сутки.
Противник пускал зажигательные ракеты, вызывавшие пожары, севастопольцам приходилось вести борьбу с огнем вблизи укреплений. Бороться с пожарами в городе перестали из-за недостатка сил. Заканчивались 348-е сутки обороны Севастополя. Приказ штурмовать город был отдан 27 августа.
На этот раз к штурму подготовились более тщательно. Противник сумел даже обеспечить его внезапность, хотя русские и ждали штурма постоянно. Обычно ждали штурма с рассветом или с наступлением темноты. Противник все это учел и назначил начало штурма на 12 часов дня.
В течение нескольких часов продолжалась усиленная канонада. Русские войска, сосредоточенные на укреплениях, несли большие потери. Ввиду этого резервы были отведены. В полдень одновременно начался штурм всей оборонительной линии Севастополя. Главный удар наносился французскими войсками по 2-му бастиону и куртине между 2-м бастионом и Малаховым курганом. Французы трижды атаковали 2-й бастион, вводя в бой крупные свежие силы, но безуспешно.
Несмотря на значительное количественное превосходство противника, русские матросы и солдаты с величайшим упорством защищали Малахов курган. На помощь защитникам начали прибывать резервы. Их вел генерал Хрулев. Французы встретили колонны убийственным сосредоточенным огнем. Остатки всех русских полков и пошли в новую атаку. Закипел  жестокий рукопашный бой, русские отчаянно отбивались от наседавших французов.
Севастопольцы, уже несколько раз ходившие в атаку, все еще не покидали кургана. Они отошли на заднюю покатость кургана и здесь, отделенные от противника шириной траверса, в течение часа отстреливались, не позволяя французам выйти из-за траверса.
Предпринять новую крупную контратаку было невозможно. Большое число офицеров выбыло из строя; все командиры полков и батальонов были убиты или ранены. Малахов курган остался в руках французов, но дальше они продвинуться не смогли.
Исключительно неблагоприятная для русских войск обстановка вынудила командование отвести войска на Северную сторону Севастополя, несмотря на их решимость отстаивать родной город. В сумерки 27 августа 1855 года взвилась ракета - сигнал к отходу.
Приказ об отходе на Северную сторону защитники Севастополя встретили недоверчиво и даже враждебно. Возникли разговоры об измене. Да и как было не возмущаться таким решением: противник был отбит, настроение у всех бодрое, стойкость в борьбе нисколько не ослабела, а тут нужно было оставлять свои позиции.
Матросов и солдат чуть ли не силой приходилось направлять на мост. Они все еще ждали отмены приказа об оставлении города.
На бастионах было оставлено по 100 человек для ведения ружейного огня и артиллеристы из расчета, чтобы четвертая часть орудий продолжала вести огонь (для маскировки отхода войск). Специальные команды матросов и саперов готовились взорвать орудия и пороховые погреба. На эти же команды была возложена задача сжечь в городе все те постройки, которые могли представлять для противника какую-нибудь ценность. Одновременно с переправой войск были затоплены в бухте остатки Черноморского флота.
Противник заметил, что в городе происходит большое движение, и решил, что это смена войск. Он догадался об отходе русских только тогда, когда начались взрывы укреплений.
Около полуночи взвилось несколько ракет. По этому сигналу команды, оставленные на бастионах и батареях оборонительной линии, стали отходить к мосту. Покидая укрепления, команды оставляли на каждом пороховом погребе зажженные фитили различной длины, чтобы взрывы следовали друг за другом с длительными промежутками.
Один за другим взлетели на воздух бастионы и батареи с оставшимися запасами пороха и снарядов. Вся Южная сторона представляла собой сплошную массу пламени и дыма, внутри которой временами слышался грохот взрывов. Врагу досталась только груда камней и пепла.
Надежды врага на то, что с уходом русских войск он получит крупный портовый город в качестве базы для дальнейших действий, не оправдались. Даже в смысле расквартирования войск на предстоящую зиму город не давал сколько-нибудь сносных возможностей. Несмотря на овладение Южной стороной Севастополя, англичане и французы не решились предпринять активные действия.
В начале 1856 года начались мирные переговоры, и 30 марта в Париже был подписан мирный договор. Согласно ему, Россия должна была вернуть Османской империи всё захваченное в южной Бессарабии, в устье реки Дунай и на Кавказе; империи и Турции запрещалось иметь боевой флот в Чёрном море, провозглашённом нейтральными водами, однако Севастопольская бухта, место дислокации российского флота, осталась под контролем России. Только угроза присоединения к войне Австрии и Пруссии вынудила русских принять навязанные союзниками условия мира.
Вместе с тем, цели отторжения от России значительных территорий не были достигнуты. Условия договора отражали фактически равный ход боевых действий, когда союзники, несмотря на все усилия и тяжелые потери, не смогли продвинуться дальше Севастополя и Евпатории, оккупация которых продолжалась до 5 июля 1856 года.
В 1867 году Севастополь посетил Марк Твен. В «Простаках за границей» он так описал город:
«Помпея сохранилась куда лучше Севастополя. В какую сторону ни глянь, всюду развалины, одни только развалины! Разрушенные дома, обвалившиеся стены, груды обломков — полное разорение. Будто чудовищное землетрясение всей своей мощью обрушилось на этот клочок суши. Долгих полтора года война бушевала здесь и оставила город в таких развалинах, печальнее которых не видано под солнцем. Ни один дом не остался невредимым, ни в одном нельзя жить. Трудно представить себе более ужасное, более полное разрушение. Дома здесь были сооружены на совесть, сложены из камня, но пушечные ядра били по ним снова и снова, срывали крыши, разрубали стены сверху донизу, и теперь на полмили здесь тянутся одни разбитые печные трубы. Даже угадать невозможно, как выглядели эти дома. У самых больших зданий снесены углы, колонны расколоты пополам, карнизы разбиты вдребезги, в стенах зияют дыры. Иные из них такие круглые и аккуратные, словно их просверлили дрелью. Другие пробиты не насквозь, и в стене остался такой ровный, гладкий и четкий след, словно его нарочно шлифовали. Тут и там ядра застряли в стенах, и ржавые слезы сочатся из-под них, оставляя на камне темную дорожку…»

P.S. «Обетование будущего Севастополя приурочено к Инкерманскому Климентовскому монастырю и отыскивается в далеком прошлом. Это «Повесть известна и удивлению достойна о мощах неведомого святого, како обртошася и в коих странах и в коем граде и в которое время, списано многогрешным попом Иаковом в лето 7431 года», то есть в 1633/34 годах. Отец Иаков, будучи в составе московского посольства к ханскому двору, внимательно осмотрел Инкерман — «городок каменный не велик и немноголюден... и живут в нем татарове и греки и армяни, к тому же городку из моря пролива, и тою проливою с моря приходят корабли от многих стран». (Поистине, «все флаги в гости будут к нам»!) Отыскивая следы христианских святынь, Иаков обнаруживает чудотворные мощи безымянного святого и мыслит вывезти их в Россию. Но святой является Иакову во сне, по-прежнему не называясь, и возбраняет эту мысль, говоря: «А яз убо хошу по прежнему зде учините Русь». Эти слова были известны в русском Крыму, воспринимаясь как пророчество екатерининских завоеваний. Сегодня в них снова слышится пророчество».
Рустам Рахматуллин «Крым. Обещание Севастополя»