Перегуд

       *  *  *

Он был жив, и это даже странно,
Тут пора бы трижды умереть:
Голова уже - сплошная рана,
А на тело муторно смотреть.
Как тех тварей назовёшь людьми?
Действие их с дикой пляской схоже.
Бьют, вопрос твердя один и тот же:
"Где Вилимир? Где Вилимир?
                Где Вилимир?.."
То есть, тот герой, из калмыкОв.
Вам ли объяснять, кто он таков!

После этих слов мне ясно стало,
Кто кому друзья, а кто враги...
Наконец, толпа убийц устала
Об упрямца пачкать сапоги.
Все - к бутылкам.
            А один кричит:
"С полдня гада бьём, а уже полночь!..
Издевается над нами, сволочь!
Может, он немой? Пошто молчит?.."
"Нич-чего-о... Чичас заговорит...
Наливай полней, душа горит..."

"Кинь пятак на спор. Чур - моя решка".
"Орденом клянусь!.. Бросай пятак!
Я его, подлюгу, головешкой!..."
"Точно, хлопцы!.. А ить просто как!.."
Гогот одобрительный волною
От костра по балке прокатил.
Кто-то сноп горящий ухватил
И накрыл несчастного.
                Не скрою:
Ужас ледяной меня сковал,
И не стала мыслить голова.

Лучше бы глаза мне отказали.
Или уши.
     Под огнём живой
Человек завыл...
          Тоской-печалью,
Но не жалобой, был полон вой.
Будто бы прощенья, (не пощады)
У людей (не тех, кто рядом с ним)
Он просил.
         Бессилием своим
Тяготясь, не выполнив, что надо.
Вдруг, из мрака, прямо на огонь,
Выскочил узду порвавший конь!

Искры аж до неба вознося,
Под копытами костёр вздыбил он,
Чем спугнул пасущийся косяк.
И при том, насколько сил хватило,
Прыгнул он, да прямо на ковёр,
Где людское стадо пировало.
И, как в окружениях бывало,
Дать решил отчаянный отпор.
Крик хозяина приняв как зов,
Он набросился на подлых псов.

Как танцор искусный на майдане
Всех движеньем ловким восхищал,
Так и этот конь на достархане
Точные удары раздавал.
Зубы и копыта в арсенале -
Много? Мало? Или в самый раз?..
Те, кто принимал, но случай спас,
Долго те подарки вспоминали.
Конь - добряк. Но прав его не тронь.
В гневе страшен, беспощаден конь.

Невозможно рассказать, что было
В те мгновенья в балке у костра.
Конь топтал закуски, руки, рыла,
Задки бил.
        Народ стонал, орал.
Храпом, ржаньем и клочками пены
Конь, на фоне дымного огня,
Суеверный ужас нагонял,
Как само исчадие Геены.
Жутко тем, чья совесть не чиста,
Кто продал и душу, и Христа.

Ужас!
    Но прошло оцепененье.
Смелость просочилась в разум псов.
Конь отпрянул, чем в одно мгновенье
Развернул событий колесо.
Может, стон лежащего под пеплом
Он услышал. И в один приём,
Обнаружив тело под огнём,
Пламя сбил ногами.
               Но окрепло
К той секунде мужество вояк.
Бой теперь не обойти никак.
Хлопнул маузер. Залопотали
Кольты и наганы вразнобой.
Конь свалился.
             "Рыцари" вставали
С воплями, грызясь между собой.

Я отполз в кусты.
             Коней собравши,
Живо сгинул доблестный отряд...
А наутро я пришел сам-пят*,
Чтоб земле предать невинно павших.
Труп остыл, подёрнулся золой.
Конь был жив, но ранен тяжело.

Сильно размочален шейный мускул.
Он в седле.
         В подсумке из вещей -
Три креста, завёрнутые в хустку**,
Окромя дорожных мелочей.
И бумаги лист. Уже лохматый
По краям. И в дырках посреди.
Всё ж, прочтя, не трудно рассудить,
Что письмо написано Игнату,
Казаку десятого полка.
А писала женская рука.

Эту весточку от молодицы,
Видно, получил казак давно,
И до дыр зачитывал страницы,
Коль письма второго не дано.
Он, похоже, горе долго мыкал
Где-то рядом, то есть, не вдали.
Шмотки мы его в кустах нашли:
По покрою видно - от калмыков.
Переписки с домом не имел,
Видно, по причине скрытных дел.

Смерть Героя - не чужое горе,
С кем бы ни боролся он, и как...
Там же, на пологом косогоре,
Мы похоронили казака.
На могилку положили камень,
Вдруг захочется кому найти.
Если из Сорокина*** идти,
От неё вёрст десять-двадцать -
                Каменск.
А коня мы выходили.
                Он -
Гость. От хомута освобождён.
____________
*
Сам-пят - впятером.
** Хустка - Цветистая косынка, а так же небольшое вышитое полотенце.
***Сорокин - прежнее название г. Краснодона Луганской обл.