Примечание, или почему я не люблю старость

Мы покроемся пылью, мы станем прозрачнее тени,
Мы скопируем контуры стула и прочих вещей,
Словно старая гончая, вытянемся к сирени,
Но не сможем учуять. Не сможем родить детей,
Не посадим деревья, но будем усердно кактус
Поливать, ибо сохнет, как сохнет твое лицо,
Покрываясь дорогами лет. И в стакане лакмус
Или просто плохое дешевенькое винцо.
Посмотри на шкатулки - в них ты. В них ты - словно в клетке:
Фотографии лиц, проездные, записки, пыл
Буйной юности, песни души - прикуют к кушетке,
Ибо старым приятнее думать о том, кем был.
Мы не смотримся в зеркало, мы там боимся видеть
Седину и морщины - себя, в общем, самого.
Тем не менее, зеркало мир отражает, и ведь
На закате ему отражать уже нечего.
Потому что под вечер устали гнедые кони:
Они в пене и в мыле, и надо замедлить бег,
Потому что уж лучше синица в сухой ладони,
Чем полет, чем журавль, чем выстроить свой ковчег.
Посмотри же на кресло-качалку - се твой прообраз.
Так, движенье возможно, когда есть извне толчок.
Слово "сам"! Как ужасно! Ещё неприязни возглас.
Мы теперь, господа, корвалол, а не коньячок
Попиваем. Мы больше гурьбой не бежим по полю,
Нам приятнее лавки, кушетки - пускай, больниц.
Нам противна до дрожи воспетая вами воля,
Потому что вам в жизни не выйти из всех границ.
Потому что нас время не лечит. Увы, калечит!
Ненавидим друг друга, но не разделить: быт и я,
И тогда либо тяжесть пера упадет на плечи,
Либо легкость невыносимая бытия.