Единственной

                Надежде

               


                *


Я  не  поэт,  и  не  художник,  я  только  лишь  мастеровой
На  этом  поприще  искусства,  что  выбрано  для  нас  с  тобой.
Не  мы  к  нему  тянули  руки,  ища  созвучие   себя,
Оно  сорвало  с  нас  потуги,  с  толпою  слиться  навсегда,
Чтоб  обезличено  безликим,  не  отличимым  от  людей,
Забыть,  что  все  мы  только  жертвы  своих  бессмысленных  идей.




                * *


По  кругу  бег  смешон  и  жалок,  с  одною  мыслю  поскорей
Захлопнуть  день,  где  скука  сукой  уже  скребётся  у  дверей.
И  посолонь  свой  проклиная,  и  глупо  чувствуя  себя,
Её  впускаем,  молча  в  двери,  чтобы  погрелась  у  огня.
Она  потянется  лениво,  вычёсывая  языком  те  дни
Что  в  шкуру  лет  с  лихвой  забились  чертополохом  болтовни.
Она  и  сторож  и  проклятье,  следит,  как  делаем  шаги,
И  скалит  зубы,  если  видит,  движенье  в  сторону  двери.
Мы  опускаемся  устало  своими  чреслами  в  диван,
И  на  цветном  экране  смотрим  как  "вдаль  уходит  караван"
Без  нас,  за  призрачной  мечтою,  укрытой  тягостью  пути,
С  больным,  промозглым,  тусклым  небом  и  с  прелым  запахом  листвы.



               
                * * *


Как  всё  бессмысленно,  убого,  когда  в  душе  заместо  Бога
Лишь  дней  забытых  пустота,  и  в  сердце  горечь,  суета.
Жизнь  осыпается  как  волос,  из  под  расчёски наших  дней,
И  хочется  сказать  с  тоскою,  "Хоть  чаю,  что  ли  мне  налей". 




                * * * *


Мы  оживаем  лишь  в  надежде  и  продолжаемся  в  любви,
А  вера  пьяно  и  устало  спит  в  ожидании   весны.
Но  сон  её  недолговечен,  в  груди  изжогою  горя,
Она  от  спячки  нас  излечит,   свои  проклятья  бормоча.
Ей  всё  не  в  радость,  сонный  трепет  её  изогнутой  ресниц
Дрожит  вулканом,  что  извергнет  из  глаз  сияние  зарниц.
И  словно  тяжким  ледоколом,  подмяв  всех  будней  суету,
Она  взломает  и  утопит  в  глубинах  нашу  немоту.
Душа  взревёт  во  след  гудками,  спешащих  в  дальние  кроя,
Но  чёрный  след,  удачи  нашей,  затянут  островками  льда.
И  мы  стоим,  ссутулив  плечи,  осознавая  глубину
Противоречий  и  желаний,  что  увлекают  нас  ко  дну.
Но,  в  полынье  печали,  горечь,  топить  не  стоит  нам  с  тобой,
Проходит  всё,   пройдёт  и  это,  забавой  детской  и  пустой.
Мы  углубимся  вновь  в  работу,  пойдём  как  старые  часы,
Неторопливою  походкой  в  свой  Дом,  где  только  Я  и  Ты.




                * * * * *


Там   время  день,  за  днём  горбатя  меня  за  письменным  столом,
Сжимает  годы  в  дни,  минуты,  чтобы  казался  стариком
С  насупленным  и  строгим  взглядом  из  под  лохматых  век  седых,
И  просветлённо  нелюдимый,  скорбел  средь  образов  святых.
В  них  погружаясь  в  упоенье,  выискивая  строгий  лик
Среди  руин  иконных  досок,  чтоб  образ  снова  в  них  возник.
И  сопричастный  без  причастья,  уставший  от  библейских  притч,
Я  прозревал  ту  мудрость  жизни,  что  мне  позволено  постичь.
Не  более,  но  всё  ж  довольно,  для  осмысленья  бытия,
Что  истина  внутри  созданья,  но  только  если  есть  она.
Мне  многое  дано,  я  знаю,  но  также  знаю  я  и  то,
Что  там  взыскующи  и  строго,  заставит  дать  ответ  за  всё.
За  ту  мечту,  что  не  достроил,  за  то,  что  в  жизни  не  додал
Моим  родителям  прекрасным,  родным  и  тем,  кто  близким  стал.
Полвека  прочь,   осталась  четверть,  две  трети,  где  то  за  спиной,
Лежат  затерянные  годы   и  их  не  воскресить  тоской.
Хоть  я  всё  тот  же,  слава  богу,  в  душе  своей,  когда  юнцом
Тебя  впервые  в  школе  встретил,  и  замер  пред  твоим  лицом.
Я  помню  свитер  полосатый  и  нежно  розовый  чепец,
И  наше  первое  свиданье  через  полгода  наконец.
Как  странно  в  наше  время  слышать,  какими  были  мы  тогда,
Но  что  поделать,  мы  такие,   из  позапрошлого  вчера;




                * * * * * *


"Ты  танцуешь,  а  юбка  летает",  " Boogie  woogie"  в  Риме  гремит,
Дует "Lips" "Hubble  Bubble"  исполняет,  и  твой  образ  пред  мною  стоит.
Сквозь  года  пролетая  с  улыбкой,  ты  осталась  такой  как  была,
Только  волосы  стали  короче,  и  просвечивает  седина.
Ты  на  маму  всё  больше  похожа,  изменяя  лику  отца,
Ты  всех  лучше,  милей,  и  дороже,  ты  одна  у  меня  навсегда.




                * * * * * * *


Нет,  мы  не  зря  с  тобой  делили,  два  мира  общею  судьбой,
И  пусть,  увы,  не  сохранили  претензий  жизни  молодой,
И  пуст  загашник  наших  планов,  и  растворяясь  чепухой
Нас  обокрала  злая  вера,  надежда  спутала  игрой,
Но,  всё  что  можно,  возвратила  любовь,  окутав  добротой.
Года  бегут  прочь  стороною,  когда  я  любуюсь  я  тобой.



                * * * * * * * *


Что  время,  злая  панихида,  увядших  лиц  души  моей 
Засыпанных  песком  забвенья,  и  ускользнувших  миражей
Далёких  встреч,   где  я  был  молод,  и  страстью  яростной  томим,
Но  здесь,  пред  зеркалом  туманным,  я  старый  и  потёртый  мим.
Остались  грусть  в  глазах  и  пепел   моих  потравленных  седин
И  боль  утрат,  и  радость  сердца,  что  всё - таки  я  не  один.
Один,  что  может  быть  ужасней,  а  у  меня  в  окошке  свет;
Твои  глаза,  Твоя  улыбка,  и  даже  глупый  твой  совет, -
Всё  дарит  сердцу  обновленье,   я  восстаю,  свой  скинув  прах,
Ведь  ты  моя,  моя  Надежда,  да  разве  ж  выразить  в  словах,
Пустых  стихах  и  глупой  прозе,  как  ты  на  душу  мне  легла
Как  всё  внутри  преображая,  меня  любовью  берегла.
Смотрю  в  глаза,  таятся  годы  десятилетьями  пути,
Разлуки  нет,  когда на сердце  одна  лишь  ты,  одна  лишь  ты.

                Декабрь 2012г.