Пейсах

Предисловие

Когда Михаил Майоров прошлой осенью принёс мне из тульского архива рукописный текст неизвестного автора на идише, было понятно, что это стихи. Но я не знаю идиша. Обратился за помощью к большому знатоку этого языка Закону Юрию Исааковичу. Получив от него подстрочный перевод, я написал перевод стихотворный. Потом появилась идея написать ещё два стихотворения от имени отца главного героя переведённой мной рукописи, и от имени моего ровесника - внука главного героя. Здесь я выражаю благодарность Михаилу Майорову и Юрию Закону за их неоценимый вклад в появление на свет этого произведения.      


Новый сэдэр
 
(Подстрочный перевод с идиш – Ю. Закон. Автор неизвестен.  Середина 20-ых – начало 30-ых годов 20-ого века)

Старенький Гецл делает сэдэр –
как это делали прадеды, деды…
Хрен, харосет, в бокалах – вино…
ну, и маца на столе у него.

Гецл сидит, опершись на подушку,
будто он - царь, что затеял пирушку;
рядышком бодрый весёлый сынок;
смотрит и ждёт ежегодный урок. 

Гецл, расселся широко на троне..
Сын же вопросы имеет к короне,
и начинает отцу задавать;
новое нечто желает он знать:

«Папа! Скажи мне: зачем и к чему
весь этот торг, - я никак  не пойму..
Мы ведь свободу теперь обрели.
Что  нам старьё в паутине, в пыли?

Что повторять каждый раз Аггаду,?
С новым я временем в ногу иду.
Так ты ответь мне на новый вопрос:
что нам та жизнь? Её ветер унёс!

В вольной стране мы, где умерли боги,
где их сменяют… и сменят в итоге
труд, коллектив… шахта, поле, завод…
Не остановишь истории ход!

Нам ни к чему эти все псалмопенья.
Новую жизнь мы творим в нетерпенье.
Молот и серп  пусть… должны нам звучать;
надо свободным трудом отвечать.

Строим мы новую – нашу страну;
на все народы культуру одну.
Ружья при этом нам надо держать…,
чтобы врагов (если что…) отражать.

Наши вопросы в городах, на селе,
на советском заводе, в колхозе, -
там, где мы, соревнуясь в ударном труде,
создаём  мир общественной пользы.

Нам трудиться, трудиться и не уставать,
струны арфы своей напрягая,
и могучую песню, как один, запевать,
смело в ногу по жизни шагая.



Ответ  Гецла.

Сын, ты мой не первый, сын мой непутёвый!
Всё старо под солнцем, как и под луной.
Дурней покупают по цене оптовой
фараоны новые…  по цене смешной

О какой свободе ты поёшь мне песню?
О свободе мнимой глупого раба?
Способ фараонов мудрецам известен:
под дуду надежды пляшет голытьба;

обещай свободу, обещай работу
с должною оплатой, чтобы  денег  впрок,
каждому семейству – по шикарной хате…
не сегодня, - завтра, - вот и весь урок.

Поначалу дай им  что-то для затравки,
чтоб  поверил дурень в новую метлу,
постепенно втиснешь всех в любые рамки, -
пусть потом завидуют прежнему рабу…

Я рабом в Египте был, и я знаю цену
слову фараона и его делам;
надевает маску он, выходя на сцену;
Сцена – это игры; попросту – обман.

Умирают люди, исчезают страны…
Бог один лишь вечен - господин  миров.
Сын ты мой  не первый, сын ты мой не правый!
Нет Ему прибавки от людских даров.

Каждый год в нисане выхожу из рабства
я с народом древним –  первый иудей.
У тебя есть выбор – можешь ты остаться,
раствориться, сгинуть, - как простой злодей.



Правнук Гецла

Пол жизни я не верил в Бога.
и ни одной не знал молитвы.
Но к вере привела дорога
дорога разума.  Открыты

предстали предо мной скрижали –
скрижали вечного завета
В них  даже буквы поражали
контрастами меж тьмой и светом.

Ни ветхости, ни серой пыли
в скрижалях я не обнаружил;
они другой мне мир открыли,
где Бог, как воздух, людям нужен.


Я с детства  ударно трудился.   
Я строил, как мог, коммунизм,
Но понял вдруг, что заблудился…
Слова с окончанием изм

оставил историкам умным
и их диссертациям впрок,
где с измами скифы и гунны,
спартанцы, Сократ и Софокл.

Я вышел в другое пространство –
пространство светящихся сфер,
где вера и Бог – Постоянство,
живой и решающий нерв.

Где седер – не сказки о чуде,
не сытый и пьяный живот,
но память: когда, как, откуда,
зачем я и этот народ;

такой непростой, неуёмный,
такой очень разный, как спектр,
такой небольшой…, но огромный,
когда крепко помнит завет,

когда за чтением Торы,
когда расположен к добру,
когда  не враждует при спорах,
когда на своём он пиру

когда в поколениях новых
огонь веры древней горит
и радует делом  и словом
и Бога  за всё не корит.


У каждого есть свой «египет», свой «фараон».
Но расширяется пространство
до Вечности, до Постоянства,
до растворения  времён.

А в Пейсах…  в бедности…, в богатстве…, -
приподнимается душа,
по прежней памяти дыша
свободой, выстраданной в рабстве.