Человек 2. Черновик

Бродя между столами, я столкнулась с девушкой,
Чьи глаза были высечены из слоновой кости
И имели форму миндальных орехов,
И ореховый цвет,
И запах тертого миндаля.
Через пару минут уже весь этот зал
Начинает казаться смазанным повторением
Глаз мне совсем незнакомой
Болгарской девушки.

Каково ей было, андрогину с улыбкой ангела –
Смесь сочувствия и немножко печальной горечи –
Убирать остатки еды и использованные салфетки,
Не замедляясь ни на секунду?
А за окнами море, море, море, ее пеленавшее,
Грудью кормившее,
Ждущее тело бездной лазурной прохлады.
Не замедляйся ни на секунду,
Тикай будильником,
Тикай до взрыва сонной артерии.

Мне было восемь, и в этот день впервые
Я осознала, как далеки друг от друга люди –
Сталкиваясь и расходясь с ней, сталкиваясь и расходясь с ней,
Я не имела права на слово,
Права хотя бы узнать, от кого унаследовала глаза
Формы во всем совершенных миндалин.
Мне было восемь, я все черкала о ней в дневник.
«Сегодня опять увидела эту прекрасную девушку».
«Хожу за ней тенью».
«Мне никогда ведь не нравились девушки…»
«Что же это такое?»
«Я так хочу рассказать, как она красива,
Вдруг ей никто не сказал,
Вдруг опять не заметили,
Так ведь всегда происходит».
Мне было восемь, в целом, не так уж и плохо я знала английский.
Да ведь и фраза была несложной.
И я ходила и повторяла, ходила и повторяла:
Ю а бьютифул, ю а соу бьютифул,
Экскьюз ми, ю а соу бьютифул.
Конечно, я не сказала ей.

И даже не знаю, как она –
Десятый уж год разносит дешевые блюда
И все собирает салфетки,
И ненавидит уже все это:
Море, истошное, жаркое, душное за окном,
Дети кричат, где бы не оказался,
Толстые женщины и их супруги в шортах,
А кроме этого затхлого адика –
Ничего на три мили вокруг.

Или

Расцвело миндальное дерево
И ходит сиреневым силуэтом,
А каждый шаг его откликается
Звоном всех колоколен Софии.