К музыке

 К музыке

 ***
 Не знаю точно, по какой причине
 и от кого такое мне наследство,
 но дивные мелодии Пуччини
 я для себя открыл буквально с детства.
 
 И помню, как давно, ещё подростком,
 я упивался музыкальной темой:
 то был Рудольф, исполненный Козловским,
 «Холодная ручонка…» из «Богемы».

 И, вроде, не накладывалось это
 на наши нивы, скромные берёзки…
 Их прелесть, чисто русская, воспета
 отнюдь не в знойной кантилене Тоски.

 Как слушатель не нынешний – тот самый,
 что в лоб воспринимал, не через призму,
 я упивался явной мелодрамой,
 что в духе итальянского веризма.

 Но за сюжет, порой слащаво-зыбкий,
 и образов размытых акварели
 так властно, ярко прорывались скрипки
 и сердце человеческое пели!..

 Интимное звучание оркестра
 мелодии послушно вторит сольной…
 В них – слёзы знаменитого маэстро.
 Их разделить и радостно и больно.

 И ранит, и ласкает душу скерцо!
 Да, наша жизнь прекрасна и сурова.
 Не может не болеть людское сердце,
 когда по-настоящему здорово.

 ***
     Памяти народного артиста БССР
     Зиновия Бабия, с которым был знаком,
     о котором писал…

 Я стою у могилы певца,
 что в цветах, как рояль на концерте.
 Жил, как пел, пел, как жил – до конца.
 Не просил он отсрочек у смерти.

 Может, незачем спорить с судьбой?
 Ведь иные до старости пели…
 Но, всегда оставаясь собой,
 не умел он не быть на пределе.

 Рассуждаем мы в узком кругу:
 мол, спасительный шанс был упущен.
 Но представить себе не могу
 я вне сцены его, не поющим.

 Убеждён я, певец доказал,
 что не только давал, но и брал он,
 потрясая восторженный зал,
 улыбаясь на возгласы «Браво!».

 Его имя уже не дано
 мне увидеть на яркой афише.
 Только голос певца всё равно
 по заказу души я услышу.

 Я к могиле дорогу найду,
 если встретится с ним захотелось…
 Для меня он четвёртый в ряду:
 Паваротти, Доминго, Каррерас.

 Гений по-русски

 Его рисовали на фоне бутылок
 и фруктов роскошных – в парчовом халате…
 Широкие ноздри, вихрастый затылок,
 движенья, исполнены силы и стати.

 Он даже без пения – великолепен!
 Натура артиста настолько богата,
 что вспыхнул желаньем писать его Репин,
 прося поскорее приехать в Пенаты.

 Ему было в оперных образах узко!
 Любой эпизод он событием делал!..
 Но главную партию – гений по-русски –
 на всех языках не на Родине пел он.

 Он был Мефистофелем, был Олоферном…
 Он, Моцарт в искусстве, был жутким Сальери!
 Талант его многим казался чрезмерным.
 Но кто они – те, что судачат о мере?..

 Ничто у Шаляпина не пропадало!
 Работа до пота, хмельное беспутство…
 Россия смеялась, Россия рыдала –
 и всё это властно входило в искусство!

 Гулял он неделями в обществе милок –
 Другой бы не выдержал этой нагрузки!..
 Его рисовали на фоне бутылок!
 З занятье любом он широк был по-русски!

 …Как колокол голос летит над планетой!
 Ни трещин в том звуке, ни даже царапин!..
 Не будет поглочен он медленной Летой!
 Останется песней, блистательно спетой,
 сын блудный, тоскующий – Фёдор Шаляпин…