Страницы стронциевых дум

 Страницы стронциевых дум

 Поэма

 Всё сказано как будто.
 солидные досье
 напомнят по минутам
 о том, что знают все.

 И нужен повод веский,
 чтоб через много лет
 вновь вспомнить день апрельский,
 что в нас оставил след.

 И эту боль в суставах –
 а приступы остры!..
 И правых, и неправых
 той непростой поры.

 Всё так же светит солнце.
 Трудись, дыши, живи!
 Но пишет строчки стронций,
 оставшийся в крови.

 И в красных тех чернилах
 не счесть его частиц.
 Я, может, сохранил их
 для этих вот страниц.

 Лекарства пил и не пил –
 гори они в огне!
 Друзей ушедших пепел
 стучится в сердце мне.

 И в памяти не стёрт он –
 трагедии зенит.
 Над блоком над четвёртым
 по-прежнему «фонит».

 В канун страны распада
 случилась та беда.
 Но о стране не надо.
 О чём стихи тогда?


 1. Монолог чернобыльского гриба

 - Признаюсь вам честно, родиться
 в тот памятный год мне пришлось…
 Откуда я вышел – грибницу –
 дожди пропитали насквозь.

 Вполне безобидные с виду,
 в себе содержали они
 тяжёлых металлов нуклиды –
 причём на века, не на дни.

 Грибницы отравленной нити,
 как молния, в землю вошли.
 Нельзя меня есть, извините,
 как всё, что из этой земли.

 А прежде под рюмки и тосты
 всегда я с лучком – под рукой!
 Зато небывалого роста
 достиг я с подкормкой такой.

 Колышут листвою осины,
 плывут облака в вышине.
 И шляпка, как гриб Хиросимы,
 огромных размеров – на мне.

 2. Рыжий лес

 Посмотришь – всё цветущее, живое!
 Ветра обычной свежестью полны.
 Но порыжела среди лета хвоя,
 вечнозелёной не узнать сосны.

 А как пушисты на поляне ёлки!
 Но, несмотря на благодать погод,
 на их огнисто-медные иголки
 игрушки не повесишь в Новый Год.

 Без птичьих трелей – тропка среди леса.
 Совсем других мелодий час настал.
 Звучит технократическая месса,
 где скрипок нет – лишь траурный металл.

 Не греют сердце звуки жёсткой меди
 над этой красотой полуживой.
 Как реквием достигнутой «победе»
 над атомом – оркестр духовой…

 Я подойду к сосне столетней ближе,
 шершавого ствола коснусь рукой.
 - Прости, как брата, я ведь тоже «рыжий»
 Виновны все в трагедии такой.

 И потому, что жили по приказам,
 себе присвоив высшие права…
 И что не мудрым был людской наш разум,
 привыкший признавать лишь дважды два.

 Что жили не в согласии с природой,
 а подчиняя вечной жизни бег.
 И хорошо хоть, что в былые годы
 не повернули вспять сибирских рек.

 Текущие проблемы разрешая,
 в своих расчётах далеко не шли.
 Прости, что мы болота осушали,
 хоть и другой хватало нам земли.

 …Про многое я думал в это лето,
 сквозь респиратор тяжело дыша.
 Но ведь и раньше знала все ответы
 моя и многих вечная душа!

 Прости земля, где Куприна Олеся
 чудесную вершила ворожбу!
 Прости нас грешных, рыжий лес Полесья!
 Мы сами эту выбрали судьбу.

 И оттого ещё на сердце больно,
 что кто-нибудь (хозяйственник горазд!)
 весь этот лес смертельно-многоствольный
 на мебельную фабрику продаст…

 Кому-то горе, а иным нажива.
 Так было, к сожалению, всегда.
 Чернобыль станет золотою жилой
 Для ушлых – и на долгие года.

 Молчит сосна под городком Сперижье.
 И километров двадцать до АЭС.
 Во сне тебя я очень часто вижу,
 торжественно-библейский рыжий лес.

 3. Неубранное поле

 Посмотришь, вроде всё в порядке
 На пажитях колхоза «Труд».
 Но зёрен золото – в осадке,
 с земли его не соберут.

 Налево – убранное поле.
 Направо – знак стоит, грозя.
 Дорога разделила, что ли,
 на то, что можно и нельзя?

 И, мой вопрос опережая,
 так объяснили мне в «Труде»:
 - Заразы в этом урожае
 здесь одинаково везде.

 Не знаем, сколько всё продлится,
 но разделить пришёл приказ.
 Ведь надо провести границу,
 а по дороге – в самый раз!

 И комбайнёры, трактористы
 наезд вели со всех сторон
 на поле, где как будто «чисто».
 А по соседству – пир ворон.

 Но в памяти осталась болью
 мне эта нива без границ –
 ведь довелось шагать по полю
 потом по трупам этих птиц.

 4. Яблони

 Сколько яблок в безлюдной деревне!
 Помню спелую их красоту!
 Но, как в сказке о мёртвой царевне,
 лучше их не ловить на лету.

 А они так и падали в травы,
 чтоб ни соком не стать, ни вином.
 И не Спас, а эпоху отравы
 отбивал по земле метроном.

 Гулко били они по планете,
 подтверждая всемирный закон.
 Не забудутся яблоки эти –
 пусть и было всё так испокон.

  И ломились под тяжесть ветки
 в том году, как во все времена…
 Но не только налив и ранетки –
 и земля была тоже больна.

 И заснула с отравленной кровью…
 Станет ядом в ней всё, что ни сей.
 А спасти можно только любовью,
 Если каждый из нас Елисей.

 5. Брошенное кладбище

 По курсу БТРа, будто остров,
 зелёный холм деревьями шумит.
 Для сельских, без смотрителя, погостов
 издалека -  вполне обычный вид.

 Но вот совсем подъехали мы близко.
 И прямо из машины боевой
 лишь маковки крестов и обелисков
 едва смогли увидеть за травой.

 Всё заросло. Три месяца, пожалуй,
 могилы те не убирал никто.
 Но этот срок для чёрной зоны – малый.
 Сюда б приехать лет так через сто!

 А скоро ведь Дзяды – обычай древний.
 Но к мёртвым путь закрыт для их родни.
 Пустые – все окрестные деревни.
 И сами, словно кладбища они.

 Сквозь зелень смотрят лица с медальонов.
 И многие – фамилии одной.
 И только шелест старых лип и клёнов
 поспорит здесь с могильной тишиной.

 Ну а зимой затянет песню вьюга,
 по сучьям голым подберёт лады…
 К оградам деда, матери и друга
 в снегу лишь волчьи выведут следы.

 На Радуницу ходим мы привычно
 к крестам и плитам, взяв с собой детей.
 Чернобыль отнял вас у нас вторично,
 хотя и не бывает двух смертей.

 В традициях – особые резоны.
 Их надлежит беречь нам и хранить.
 И только с появленьем «чёрной зоны»
 оборвалась связующая нить.

 Сюда я только памятью допущен.
 И кто ответит, сколько зим и лет
 осталось быть на свете нам, живущим?
 На это лишь Чернобыль даст ответ.

 6. В деревне

 Здесь всё наживалось
 нелёгким крестьянским трудом.
 Достаток, пусть скромный совсем,
 прирастал по крупицам.
 Но вот обезлюдел
 построенный прадедом дом.
 И в чёрную воду колодца
 Лишь небо глядится.

 Калитка закрыта –
 привычка людей такова.
 Уходишь на время –
 щеколду задвинь для порядка.
 Но стали часы,
 и по грудь на подворье трава.
 Рассохлась за лето
 вблизи умывальника кадка.

 Безлюдие сёл
 я давно про себя отмечал.
 Чернобыль довёл до конца
 состояние это.
 Уходит деревня –
 начало всех прочих начал…
 И здесь на аварию века
 не очень-то сетуй.

 Немало таких же
 дедами построенных сёл
 вдали от беды умирает –
 «по плану, резонно»!
 Давайте хоть что-то живое
 сегодня спасём!
 Другие деревни,
 что дышат на ладан вне зоны!

 Запомню я всё,
 что в то лето мне видеть пришлось,
 каким-то особенным образом –
 памятью сердца.
 И взгляд, как рентген,
 проникал абсолютно насквозь!
 Опору ища,
 чтоб усталой душе опереться.

 Вот чёрный штакетник,
 чуть выше – мозаика крыш.
 И место гуляний –
 Площадка со старой корягой.
 Начальная школа.
 Плакатик – с портфелем малыш.
 Над сельским советом –
 полотнище майского флага.

 Кругом – пустота.
 Ни детей, ни в платочках старух.
 Ну хоть бы попался какой-нибудь
 пьяница местный!
  Машина стоит –
 и как будто бы выключен слух.
 Надолго запомнил
 я ту тишину на Подлесной!..

 А ночью на улице
 здесь не нужны тормоза.
 Прошёл час влюблённых…
 Но где пролегает стезя их?
 И выхватят фары
 собак одичавших глаза,
 надеждой горящие –
 ждут возвращенья хозяев.

 Тот блеск отражённый
 собачьих доверчивых глаз
 остался со мной,
 чтобы верности мог я учиться.
 Потом довелось
 выполнять нам «обычный» приказ.
 Стрелять этих псов,
 отводя перед выстрелом лица.

 7. Разговор с чиновником, посетившим нас ранней осенью 1986 года

 - Когда вы сказали людям
 о том, что узнали сами?
 - Давайте лучше не будем,
 не время сейчас для писаний.
 - И всё-таки, в чём причина,
 что не было даже йода?
 - Но с вами ведь не врачи мы.
 К чему обвинять так с ходу?

 - А та демонстрация в мае,
 под дождь и с чернобыльской пылью?
 - Упрёка не понимаю.
 Мы все на трибуне были.

 - Насколько опасно это -
 жить с чёрной зоной в соседстве?
 - Всё в норме, чуть выше где-то,
 мы все применяем средства…

 - Надолго взяли на сборы
 Такую массу народа?
 - Отпустим, теперь уж скоро,
 призвали вас на полгода.

 - Когда получат сельчане
 за то, что брошено ими?
 Чиновник пожал плечами:
 - Пусть пишут запрос на имя…

 - Что сделаем с урожаем?
 Он плох и скоту для корма…
 - С хорошим перемешаем,
 чтоб было в пределах нормы.

 - А в Швеции всё скосили…
 Но он перебил с досадой:
 - И мы не жалеем усилий -
 с умом хозяйствовать надо!

 …Беседа была короткой –
 шалил чернобыльский кратер.
 Потом был ужин под водку…
 Чиновник теперь – ликвидатор.

 8. В радиологическом центре

 По вызову пришёл сюда,
 был в очереди первым.
 И снова давняя беда
 ударила по нервам.

 Ну мы – понятно, в чём вопрос?
 Здоровья не излишек.
 А тут автобус в центр подвёз
 Чернобыльских детишек.

 С родными вместе, не одних –
 по горестному списку.
 Чернобыль каждого из них
 коснулся очень близко.

 Они, не евшие с утра,
 у кабинетов сели.
 Казалось бы, раз детвора –
 должно быть и веселье!

 Но нет! Как взрослые сидят,
 должно быть, им привычно,
 ведь ездят каждый год подряд
 они в «круиз» столичный.

 Не на концерт, не в цирк маршрут
 ребятами проложен,
 а проходить леченье тут…
 Поможем, если сможем!

 Смотрю, в болячках существо…
 Запомнил навсегда я:
 у мальчугана одного
 вся голова седая.

 Им выпало испить до дна
 отравленную чашу.
 Она по-прежнему полна.
 И почему-то ваша…

 За что, про что? Спросить хочу,
 хоть знаю сам немало.
 Вопросы эти не к врачу,
 а к Господу, пожалуй.

 Мальчишка – и седая прядь?
 Кто вас, детей, святее?
 Но Божий промысел понять –
 пустейшая затея.

 И скольким догореть свечам,
 чтоб искупить тот иней?

 …………………………….
 Я не пошёл тогда к врачам.
 И не хожу доныне.

 9. Встреча

 Увиделись мы с ним в метро,
 Узнал издалека я.
 - Здорово, старшина Петро!
 - Да, встреча! И такая!
 Служили вместе в том краю,
 дружили не особо.
 Но тех, с кем был в одном строю,
 не вспоминать попробуй!

 И раз уж нас судьба свела
 на площади Победы,
 то про здоровье и дела
 продолжилась беседа.

 Прошло не более двух лет,
 как мы вернулись в город.
 Он, как и был, - красив, атлет!
 Всё так же свеж и молод!

 - Женат? Он потемнел лицом,
 кивнул и выдал глухо,
 что вот недавно стал отцом,
 и дочку звать Варюха…

 - Ну, поздравляю! Молоток!
 Дай Бог вам в жизни счастья!
 - Спасибо. Видишь ли, браток,
 она с рождения чуток…
 без нёба, с волчьей пастью.

 10. Чернобыльский ёжик

 Героем шуточек парней
 стал ёжик отчего-то.
 О нём буквально с первых дней
 Ходили анекдоты.

 Он, не в пример зверькам иным,
 забавный в самом деле!
 Был в шутках лысым и хмельным,
 и никаким в постели!

 Ребята как-то принесли
 ежа – болбочет глухо!
 Слегка очистив от земли, –
 Дозиметром вдоль брюха…

 И что же? Стрелка поползла!
 Причём довольно круто…
 Чернобылец! Здесь, у села –
 опасные маршруты!

 Рентген тот ёж набрал с лихвой!
 Но – энергичный с виду!
 И чёрных глазок блеск – живой!
 «Чихал» он на нуклиды!

 Другие вспомнил рубежи,
 держа в руках его я.
 Стояли на пути ежи
 у танков под Москвою.

 Случайно ль в юморе ребят
 ежа того иголки?
 Пускай сердца у нас скорбят –
 есть место и в подколке!

 И, силой жизни дорожа,
 Бессмертны на земле мы!
 Вот сделать бы того ежа
 Чернобыля эмблемой!

 Он нас приободрил слегка –
 не так уж страшен атом!
 Всё образуется! Пока!
 Беги к своим ежатам!

 11. Аисты

 Гнездо устроила себе
 красавцев чёрных пара
 на обесточенном столбе
 вблизи дороги старой.

 И будут нянчить аистят,
 и на крыло их ставить.
 Но ни к кому не прилетят –
 безлюдные места ведь.

 И будто чёрные кресты
 взмывают в поднебесье,
 обозревая с высоты
 родимое Полесье.

 Детей носить – обычай свой –
 забудьте, всюду пусто.
 А в огороде за травой
 не различить капусты…

 И дремлют лодки у реки,
 желтеют знаки строго.
 Разъехались полешуки.
 Лишь в снах – сюда дорога.

 12. Переселенка

 От всех других старух она
 поодаль – незнакома.
 Сидит по вечерам одна
 на лавочке у дома.

 Её из зоны сын привёз
 с удобствами в квартиру.
 Как говорится, снял вопрос.
 Жена не ропщет, Ира.

 Есть внук Андрюша, но пока
 он с бабушкой – не очень.
 Но крыша есть, наверняка
 «хужэй» иным и прочим.

 Сыта, ухожена. Чего
 ещё бабульке надо?
 Живёт у сына своего.
 И почему не рада?

 Она не жаловалась, нет,
 когда зашла беседа…
 Но ясен был её ответ
 для нового соседа.

 Ведь побывать мне довелось
 в её деревне тоже.
 Свой отчий дом попробуй брось!
 Смени под старость кожу!

 Как она слушала меня!
 Глаза лучились светом!

 Возможно, у её плетня
 Ходил я прошлым летом…

 Там – всё, там  - жизни материк,
 снега и зелень лета.
 Там под крестом – её старик.
 А здесь – лишь лавка эта.

 А мысли – о своём, родном,
 что не уйдёт из сердца…
 Чернобыль под моим окном.
 И никуда не деться.

 13. Самосёлы

 Не знаю, грустный ли, весёлый,
 но совершился перелом.
 И в зону едут самосёлы,
 причём буквально напролом!

 Есть либеральные декреты.
 Да силой гнать и не с руки.
 И над деревней – той и этой –
 вновь поднимаются дымки.

 И есть «хорошие примеры»,
 «полезный опыт» извлечён…
 Уже нас не пугают бэры!
 И всё другое нипочём!

 Хоть сотен лет полураспада
 никто не отменял пока,
 но «возрождать Полесье надо!
 И было б глупо ждать века!»

 Столь нужным делом увлечённых
 всё умножаются ряды.
 Есть заключения учёных –
 Весьма солидные труды.

 В них всё изложено толково,
 научно всё объяснено!
 Доите смело молоко вы!
 Растите чистое зерно!

 Специалисты те из Минска,
 однако им известно всем,
 как в зоне снизить «степень риска»,
 а надо – так убрать совсем!

 И вот в местах, безлюдных прежде,
 пошёл желательный процесс.
 «Зелёный свет» открыт надежде,
 стал забываться рыжий лес…

 И вновь живут там белорусы,
 не признающие химер!
 Ведь нет ни запаха ни вкуса
 у пресловутых этих бэр!

 Но инородцев всё же больше.
 Что примечательно: они
 не из Прибалтики и Польши –
 из Казахстана и Чечни.

 Людей нужда загнала в зону –
 лишенья, бедствия, война…
 Там, где звучал концерт Кобзона,
 вся возрождается страна!

 И где советские артисты
 нам бодрый поднимали дух,
 сегодня снова стало «чисто»!
 И по утрам поёт петух.

 И в небе – ласковой лазури –
 ни прежних туч смертельный груз…
 Чернобыльский в миниатюре
 здесь возрождается союз.

 Стоят в разливе полном реки
 полесской дружною весной.
 Туркмены, ингуши, узбеки
 Здесь снова строят «рай земной».

 А рядышком, в каком-то шаге,
 рукой от этих мест подать,
 из трещин в старом саркофаге
 на них нисходит «благодать».

 Не знаю, грустный ли, весёлый,
 но наблюдаем перелом.
 И в зону едут новосёлы.
 Круг завершился? Поделом?

 Люблю я очень эту землю!
 Здесь честно выполнил приказ.
 Но оптимизма не приемлю,
 хотя и радуется глаз.


 Заключение

 У этих разрозненных глав
 нет чёткого, в общем, сюжета.
 Возможно, я в чём-то не прав.
 И нужно ль читателю это?

 Но важная веха в судьбе
 какого-то ищет итога.
 И память сама по себе,
 как речка, находит дорогу.

 Не знает она берегов,
 подвержена всплескам особым…
 Средь адовых прочих кругов
 в сознанье моём и Чернобыль.

 И то, что увиделось там,
 и поздних наброски событий
 расставил я здесь по местам.
 Насколько удачно – судите.

 Картина пока что не вся.
 Нас гнёт радиация глухо.
 Но телу страданья неся,
 не в том ли спасение духа?

 Рентген белорусской крови
 Добавил всевидящий Боже.
 А мудрости как? А любви?
 Порою мне кажется – тоже.

 О высшем судить не берусь –
 какие и кто мы сегодня…
 И всё ж – почему Беларусь?
 Любовь или кара Господня?

 И взрывами наших сердец
 Мы платим, путь грешный итожа…
 Так в строгости держит отец
 Ребёнка, который дороже.

 Сквозь тернии к звёздам. Не зря
 слова повторяем мы эти.
 А вдруг наша роль на планете –
 жить, прочим дорогу торя?