одиночество
Чуть разлетишься – и ожог.
Ах, знать бы – выстлала б соломой
свой нерасчётливый прыжок.
О пониманье! Что ты, где ты?
Подай хоть знак какой иль звук -
в глухой ночи окно со светом,
сокамерника робкий стук?..
О ты, бесплодность ожиданья!
Ты опаляешь мне нутро.
Зачем, держатель мирозданья,
такое выбрал мне тавро?
Ребёнок потянулся к чуду –
вдруг грубый окрик и шлепок.
О эти горькие «Не буду!» -
- агоний будущих залог.
Ещё не разучились спазмы
душонку нежную сжимать,
но неотзывчивость заразна,
она плодится, как чума.
Как грустно, господи, как скушно!
Какая мертвенная сушь!
Я задыхаюсь от удушья
средь замкнутых и плотных душ.
О эти письма без ответа!
В них что-то скопческое есть.
Из вожделенного конверта
не выпадет благая весть.
Не буду больше обольщаться
минутным проблеском тепла.
Душа устала защищаться,
поникли ломкие крыла.
Какое страшное искусство –
с трепещущего мотылька
смахнуть пыльцу – источник чувства,
не дать нектар собрать с цветка.
Какое тонкое злодейство –
прервать божественный полёт,
стереть черты гиперборейства
и Зоорландии налёт.
Мир так прозрачен и подвижен
в клубке сверкающих орбит...
А ты - раздавлен и унижен,
и к пыльному листку прибит.
Доколе биться в дверь глухую,
к любви отчаянно взывать?
Трубить в Роландов рог впустую –
- спасенья неоткуда ждать.
Что делать? Виноватых нету.
Естественный отбор жесток.
Доверчивость – плохая мета,
агоний будущих залог.
весна 2001
Свидетельство о публикации №114042102139