Над веком страшным я летел...

Над веком страшным я летел,
Над веком страшным и кровавым.
И я случайно подглядел
Все истребляющее право.

Он мне погибелью сулил,
Хотел мне грудь втоптать ногою.
И только ангел-серафим
Меня звал к свету и покою.

На стыке огневых вершин
Хребет я видел поврежденный.
И мною виденных картин
Не видел жизнью осужденный.

Там был совсем иной субстрат,
Там вся неисследимость  ночи,
Когда Иисус или Пилат
Друг другу о себе пророчат.

И как слепой без поводка,
Без цели ищущий дорогу...
Какая страшная тоска
Лежит за страшным небосводом.

И неба, неба я искал,
Желая обхватить руками
Кусочек неба. Я упал.
И кровью мира плачет знамя.

Его подхватят не они,
Не баловством живые дети,
А беспристрастные судьи,
Не различая тех и этих.

Да, беспристрастна пустота,
Холодны темные чертоги.
Она страшней любого зла,
Безвыходней любой берлоги.

И хищник, зверь, глодая плоть,
Ей никогда не насыщаясь,
Не знает, что глодает ночь
Всю скорбь оплаканного рая.

И я увидел этот страх,
Увидел неизбежность бездны.
Как недопущенный монах,
Упал, в исчезнувшем исчезнув.

Лежу, поверженный. Устал.
В душе глубокие борозды.
Как будто я пересчитал
Все существующие звезды.

23 марта 2014