Ванька поэмка

       В А Н Ь К А
        (поэмка)
   
Сие нежданное творенье
родилось в тот далёкий год
когда в безмерном восхищенье
встречал Гагарина народ.

И в то же время по веленью
безбожно рушились деревни,
у граждан отбирался скот,
воссоздавались совнархозы,
в спецагрофирмы шли совхозы,-
блажь набирала оборот
и насаждала кукурузу
насильно по всему Союзу,
несло майоров в свинари,
на Кубе выросли ракеты,
грозя бедою всему свету,
и мы сушили сухари.

А новый культ всё разрастался,
«кумир» всё чаще награждался.
Но всюду продолжался сбой.
И в эти дни столпотворенья
родилось данное творенье
само собой, само собой.
   
Творенью с хохотом внимали
Я.Смеляков и М.Светлов,
и автора остерегали
от непродуманных шагов.
И сознавая, сколь опасна
для власти эта лабуда ,
она,как водится,в запасе
таилась многие года.

Но ныне, обретя свободу,
является на суд народу
в смягчённом виде, так сказать,
дабы никак не раздражать
противников родного мата,
но неизменно,как когда-то,
неся уже из наших лет
Луке Мудищеву привет.

          
P.S.

                А вас,души моей царицы,
                кому готов и жизнь отдать,
                сии ничтожные страницы
                я заклинаю не читать.
                Хотя ничуть не умаляет
  сословье ваше мой рассказ,
  а всесторонне возвышает
  и даже прославляет вас -
  любимых наших,
  пылких, страстных,
  с огнём и яростью в крови.
  чей жар  неистовый, опасный.
  нас губит на кострах любви.

  Вот  потому-то не желая
  ни злобы, ни хулы от вас,
          почтительно предупреждаю:
  сей опус не для ваших глаз.
 
                И Т А К:
      
         В колхозе «Солнечное сено»
в седьмой бригаде полевой
         кухарил Ванька. Был отменный
его отросток половой.

Об этом чуде по округе
неслась молва со всех сторон.
Услышав о ВанькЕ подруги
теряли и покой и сон.
         И в час ночной, когда над миром
сияла звёздная пыльца,
мерещился им дикий «ирод»
с головкой, как у жеребца.

Да что там девки и бабёнки,
старухи, коим скоро в гроб,
         узреть мечтали этот звонкий
литой Ванюхин «балдоскоп».
И сводня старая Параня,
придя однажды на погост,
воскликнула: - Увижу  Ваню
и в тот же день откину хвост!..

Вот так и жил в тиши и глади,
любимцем девушек и жён,
в седьмой не тракторной бригаде
Ванюха – ухарь  и  пижон .

Бывало, только солнце встанет
и понесётся над землёй,
         как Ванька  « встаньку » заставляет
носить на шейке жбан с водой.
И каждый раз, такое видя,
бригада колек, петек, паш,
кляла в неистовой обиде
своих папашек и мамаш.

А Ваньке – что? Живёт на воле
как половецкий хан степей.
Лишь проводив бригаду в поле
он ждёт к себе иных гостей.
И точно, лишь исчезнет в далях
мужской рабочий эскадрон,
как мчатся, грезя и скандаля,
к Ванюхе эскадрильи жён.

Они, закатывая глазки.
летят к нему, не чуя ног,
и каждая, желая ласки,
взывает:- Приласкай, Ванёк!..
И он, чтоб не было обидно,
всем им, оказывая честь,
ласкает долго и солидно,
         ласкает стольких, сколько есть.

         Вот так и жил наш друг-приятель,
один един на всю страну.
         Как вдруг колхозный председатель
за председательшу - жену,
за то, что та зашла, стервоза,
к ему, Ванюхе, на чаёк,
Ванюху выгнал из колхоза.
И Ванька в дальний путь побёг.

   Побёг он пыльною дорогой
   туда, где стынет окоём.
   А сзади женственно и строго
   бабьё печалилось о ём.
   А сзади ухали робяты,
   счастливые , что нет Ванька,
   и председатель дома, в хате,
   подпрыгивал до потолка.

   Стояло солнечное лето.
   Вокруг в полях цвели овсы.
   Поэты рифмовали где-то
   овсы – усы, косы - росы.

   А Ванька бёг дорогой пыльной
   и с горя выл, как битый пёс:
          -Люблю тебя, мой край ковыльный,
   твои распутья и навоз!..

   Но скоро сказка говорится,
   а время медленно течёт.

   Добрёл Ванюха до столицы,
   до Спасских каменных ворот.
   И постояв у Мавзолея
   среди почтительной толпы,
   он к Спасской башне, вожделея,
   направил бренные стопы.

            Поскольку в Кремль
                был вход свободный,
    без обысков и пропусков,
    то Ванька, как ходок народный,
    прошёл меж стражей и штыков.

    Рысцой  добравшись до Царь - Пушки,
    он возле пушки походил
    и с данной пушкой,как с игрушкой,
    себя воинственно сравнил.
    Затем,в Царь-Колокол залезши,
    с оглядкой,юрко,на ходу,
    от нетерпенья обалдевши ,
    в нём справил малую нужду,
    осознавая под конец,
    что и скотина, и подлец.
      
    А в это время доложили
    Хрущёву, что пробрался к ним
    какой-то дикий хмырь двужильный
    со взглядом грустным и немым.
    И, дескать, этот хрен дубовый,
    скорей всего шпион и гад ,
    способен самому Хрущёву
    надрать, как говорится, зад.
    За то, что Крым отдал, паскуда,
    за то, что столько душ сгубил,
    что  славил Сталина, иуда,
     а нонче подло загнобил.

    Хрущёв – приказ.
    И по приказу
    помчалась бешеная рать
    поймать преступную заразу,
    и допросить, и расстрелять.
    А впереди всей борзой стаи,
    с музейной сабелькой в руке,
    неукротимый, как Чапаев,
    Шелепин на броневике.

   Гам, суета в кремлёвском мире,
   впервые здесь такой бардак.
   Никита спрятался в сортире ,
   на всякий случай, просто так.

   А Ванька,от везенья пьяный,
            как танк,к Дворцу партсъездов прёт .

   Но некий капитан охраны
   винтовку на руку кладёт.
   Прицел и выстрел.Точно в тире.
   На землю валится Иван.

   Никиту, отыскав в сортире ,
   к нему ворвался капитан.
           -Всё! Паразит,к нам залетевший,
   с моей подачи дуба дал!
           И  славный вождь, портки надевши ,
   взорлил: - Спасибо, генерал!..

   А Ваньки грешная душонка ,
   народу показавши зад,
   презрев маисы, рисы, пшёнки,
   безвольно поспешила в Ад,
   где у калитки при дороге,
   жуя свиную колбасу,
   сидел ободранный  двурогий
   и сонно ковырял в носу.

   Иван ему:- Здорово, братка !
   За беспокойствие прости.
   Какие тут у вас порядки?
   Куда мене теперь идти?

  А чёрт в ответ:- Катись-ка, право,
  и не мешай мне, парень, жрать.
  Котлы налево, пар направо.
  и тьфу на вас, япона мать!

  И тут же всё вокруг померкло.
  В ушах раздался резкий звон.
  Как волчья пасть, разверзлось пекло.
  И в центре пекла Ванька – он.
  Застыл, размазывая сопли ,
  весь мокрый, будто принял душ,
  внимая, ору, визгу , воплям
  терзаемых чертями душ.

Здесь жгли, буравили, кромсали
(весь спектр дьявольских потех!),
с кого-то восемь шкур сдирали,
кого-то в фарш преображали,
кого-то в порошок стирали,-
не Ад, а спецколбасный цех.

И то, кого тут только нету ,
(Иван дивится: ох и ах!)
известных миру по газетам
и по бесчисленным портретам,
висящим в клубе на стенах.
Их всех при жизни прославляли,
им рай обещан был везде.
А все они сюда попали –
         и Кырла Мырла, и т. д…

  Сам данный Кырла, или Карла,
  изображающий  юлу,
  с толстенным томом «Капитала»
  крутился на большом колу.
  А рядом в огненной геенне
  смолились, горестно крича,
  «шестёрки» Карлы – Сталин - Ленин –
  два гения, два палача.

Вздохнул Иван: « Хреново дело!
Едва ли ворочусь назад…»
Взглянул направо и налево,
и видит – Берию коптят.
Коптят и этого тирана
на вертеле, чтоб не протух,
и верещит, он, окаянный,
как недорезанный петух.

  Воры, насильники, убийцы –
          кто с топором, а кто с мечом,-
  безбожники и кровопийцы…
  А Ванька, Ванька-то причём?

  Но тут лохматый, жирный, гадкий,
  к Ивану подкатился чёрт.

  -Вы к нам сюды по разнарядке?
  Тады пожалте на учёт.
  Блудили  вы и с бабьей сворой,
  и политически  - в Кремле.
  Поэтому по приговору
  вариться вам у нас в смоле!

-Вариться? Мне?! Как энти гады?-
взревел Иван.- Средь сих мудил?
И выпростав свою  «кувалду»,
парнокопытного прибил.
Затем, зверея от обиды,
пошёл метелить всех подряд.

         -Да я вас, сук! Да я вас, гнидов!
         Да я весь ваш позорный Ад!
Всю вашу гадскую гестапу
пустю по адскому этапу!
Спасай шкурёнки , чертовня!
Зазря озлили вы  меня!..

Завыли бесы:- Крах! Измена!..
А грешники под ихний рёв
         освобождёно, дерзновенно,
выскакивали из котлов,
с  колов слезали и с шампуров,
на коих долгие года,
словно насаженные куры,
сидели эти господа.

Содом! Гоморра! Ад в раздрае!
Стремятся все на белый свет,
хотя прекрасно понимают,
что выхода отсюда нет.

Но в бешенстве круша и руша,
сгоняя с демонов жиры,
повстанцы отводили души
пред тем, как снова на костры,
        пред тем, что после пораженья
        ( ведь бунт зачтут, как новый грех)
их всех ждут новые мученья,
мучительнее прежних, тех.

  И души, это сознавая,
  всё так же шли на абордаж,
  многоголосо заклиная:
          -Хоть миг, да наш! Хоть миг, да наш!..
 
  И Ванька, как вожак народный,
  как заводила бучи сей ,
  маша дубиной детородной,
  мочил чертовок и чертей.

  И Берия недокопчённый
  за Ванькой следовал везде,
          вопя : - Ах, Ваня (восхищённо),
  вот вам бы к нам в НКВД!
  С такою прытью и отвагой
  вы стали б с помощью моей
  начальником всего ГУЛАГа,
  и генералом, ей же, ей!..

  Бой продолжался. Не сдаваясь,
          забыв, что сплошь грешным грешны,
          победно души приближались
  к златому трону Сатаны.

  И не надеясь на подмогу ,
  дрожа, как в мышеловке мышь,
  Лукавый обратился к Богу.

-О Боже, Господи, услышь!
Спаси нас, Боже, и помилуй!
Ведь Ты же создал сей загон.
А нам уже почти могила,
кирдык, капут и миль пердон!
Взгляни, как Ванька разгулялся,
и сладить с дурнем мочи нет.
Вообще, на кой он нам тут сдался?
Верни его на белый свет!

  И Бог решил:- Коль нету сладу,
  отправь сего блудня на Русь,
  и сразу наведи порядок.
  Не то, Сам с вами разберусь.
  На кой Мне чёрт такие черти
  и ты, говённый Сатана,
  боящиеся пуще смерти
  шального Ваньку буяна?

-Зер гут!- воскликнул Дьявол рьяно,
  царапая когтями грудь.-
  Яволь, герр Боже! Но Ивана
  куды прикажете вернуть?
          Опять в Москву? К кремлёвской банде?
  В ЦеКа, дав чин ему и сан,
  рулить идейной пропагандой.
  А Суслова с дружками к нам?

-Верни! А там уж будь, как будет.
То ль замиренье, то ль скандал.
Вконец Меня достали люди.
На кой Я только их создал,
всех долбанутых  ванек, машек,
хуанов, джонов, фрицев… м- да!
Но ничего, вся эта брашка
дождётся Страшного Суда.
Всех истреблю без сожаленья,
всё человечество, как класс.
К тому ж, без права воскресенья.
А может, заодно и вас.
Ведь коли грешников не станет,
повсюду тишь и благодать,
конец всем войнам и восстаньям,-
на кой мне Ад ваш содержать?
Всю жизнь идут такие траты,
а дивидендов ни хрена.
Смотри, сниму тебя с зарплаты.
Так что старайся, Сатана!..

  И Бог умолк.
  В небесной выси
  сгустилась алая заря.

  А в преисподней всё дралися,
  моча друг друга почём зря.

Но Ванька нежно, как ребёнка,
прижав к груди свой «молоток»,
на время отошёл в сторонку,
дабы передохнуть чуток.

И тут же, вырвавшись из боя,
по виду балагур и хват,
с подбитым глазом и губою,
        к нему приблизился солдат.
В линялой старой  гимнастёрке
шёл, запинаясь, будто пьян .

          -Ты кто такой?

  -Василий Тёркин. А ты?

  -А я, браток , Иван.
                При жизни был простой колхозник.
  Как здесь очнулся, не пойму.
  Стоял, гадал. Но чёрт гуммозник
  меня пугнул. И я ему,
  болвану ,  долбанул по шее,
  однако сил не рассчитал.
  О чём ничуть не сожалею.
  А ты за что сюда попал,
  вот в этот смрадный Ад чертовский,
  где сучье племя правит бал?

  -Да мой творец поэт Твардовский
  на днях меня сюда заслал,
  дабы сравнил я тот и этот
  подземный и наземный свет,
  поскольку у господ поэтов
  каких причудов только нет.
  И мой аншеф решил узнать всё
  подробнее про сей мирок,
  когда и самому спускаться
  сюда придёт ему свой срок.
  Такой вот финт!

   -И ты поддался?
   Солдат, испытанный войной…

   -Поддался. А куда б девался?
   Я ж у него как крепостной.
           Ведь с самой финской в персонажах
   его побасок. А затем,
   набравшись опыта и стажа,
   после Отечественной даже
   героем стал аж двух поэм.
   Но третья, видно, не родится.
   Закончился земной мой срок.

   -Да брось! Ведь мы же не девицы,
   нас рано хоронить, браток .
   Сперва с чертями додерёмся,
   разрушим  на хрен их шалман,
   а там, быть может, и прорвёмся.
   Вперёд, Васёк!

           -Вперёд, Иван!
   Ура-а-а!


   И с новым вдохновеньем,
   ожесточёны и страшны,
   пошли в последнее сраженье
   России верные сыны.

   Иван махал балдой нехилой ,
   с припевками и матерком.
   А Тёркин брал чертей на вилы,
           как раньше фрицев брал штыком.
   И веря в это подкрепленье,
   ничуть не усмиряя раж,
   вопили души в исступленье:
           -Хоть миг, да наш! Хоть миг, да наш!..

   Но тут, протягивая лапы,
   к себе Ивана подтянул
   начальник данного гестапо
   Люцифер, он же Вельзевул.

  Иван удачно изловчился,
  «балдохой» Бесу в глаз попал.
          Но Асмодей в «болдырь» вцепился
  и с корнем чуть не оторвал.
  И изрыгая дым и пламя,
  изрёк, трясясь от злости, он:

          -Мы, Ваня, расстаёмся с вами,
  так что извольте выйти вон!
          К своим колхозам и совхозам,
          к своим стропилам и навозам,
  под сень берёзок и осин.
  Вали на землю сукин сын!

  И сразу где-то в отдаленье,
  словно по Чёртову веленью,
  во мгле проклюнулся просвет,
          как личный пропуск на тот свет.

  -Вали! Туда тебе дорога!
  Чего застыл? Иль слишком рад?
  Хвали за эту милость Бога!
  И геть отсель!

          -Да тут солдат…

-Какой солдат?

-Василий Тёркин.
Случайный, как и я, в Аду.
         Вон тот… в порватой гимнастёрке.
И без него я не уйду.

         -Да ты… да я... ты что,  рехнулся?
Тебе амнистия дана,
а ты…- безбожно матюгнулся
и задохнулся Сатана.-
Чего ещё тебе потребно?
Придурок , Господи, прости…

Но тут раздался Голос с неба:
-Болван! Обоих отпусти.
Гони их в хвост, и на прощанье
поддай по жопам в назиданье.
А остальных опять в котлы,
да не жалей для них смолы!..

И тут же в стороне просвета
вновь обозначился пролом,
         и Ванька с Васькой, как ракеты,
из Ада вылетели вон.

Хмельные , словно от наркоза
иль от крутого первача,
глядят: вокруг шумят берёзы,
летят сороки, стрекоча.
Невдалеке пасётся стадо,
чуть далее река бежит.
Такая сладкая отрада,
такой любезный сердцу вид.

  И Тёркин, видя чуда эти,
  воскликнул:- Ваня! Мать твою…
  Неужто мы на белом свете?
  Или теперь уже в Раю?
  Но как же мы сюда прорвались?

  -А ты не уяснил, солдат?
  Ведь если б  т а м  мы задержались,
  то не для нас  т а м  был бы Ад,
  а для бесовской мерзкой швали ,
  почуявшей, что ей копец.
  Ведь мы же так им навтыкали!
  Ну, дошурупил, наконец?

-Да-а… против лома нет приёма.
          Продлил Господь земной наш срок.
Но вот теперь, когда мы дома,
куда направимся, браток ?
Меня, видать, опять мой Гений
в свои поэмы призовёт.
А ты?

-А я, Васёк, в деревню.
Меня там предколхоза ждёт.
Мне с этим змееродным гадом
красиво рассчитаться надо.
 
-Тогда до новых встреч, братан ?

-Прощай, Василь!
-Прощай, Иван!..

   И разошлись…
   Промчалось время.

   И вот, не утирая слёз,
   глядит Иван: пред ним деревня,
   его возлюбленный колхоз.
   И после всех скитаний странных
   он возвращается в свой дом.
   Хотя  ещё совсем недавно
   в такое верилось с трудом.

   Шёл парень улочкой знакомой,
   средь лопухов и лебеды.
   А вслед молва – от дома к дому:
  -Вернулся Ванька! Жди беды!..

  Бабёнки прыгали от счастья.
  За колья брались мужики.
  А председатель тайно в хате
  у ружей проверял курки,
  в надежде, что его Маланья
  тотчас к Ванюхе побежит,
  и он, застав их в миг слиянья,
  обоих сразу порешит .

  Но не сбылись ничьи мечтанья.
  Порушил упованья Ваня,
  красивый, статный, молодой,
  с непревзойдённою «балдой».

  Послав всё окруженье махом,
  подался в монастырь, в монахи,
  всемерно изумив народ,
  и первым делом женский род,
                избавив дам подобным действом
  от грешного прелюбодейства,
          за что сплочённый нежный класс
  проклял его сто тысяч раз.

  В скуфейке и потёртой рясе,
  (пройдя и Ад и полстраны),
  оставив кланек, манек, асек,
  он осознал свои вины.
                И нынче просто Божья тварь -               
                смиренный инок и звонарь

  Когда ж к заутрене зазвОнят
  или к вечерне, знает люд:
  то Ванька в колокол елдонит
          дурным «бомбилом», зол и лют.

  Смиряя плоть, и свято веря,
          что сломит  грозный свой «гранит»,
  он насмерть бьётся с этим «зверем».
  Но «шалый» всё равно стоит.
   
июнь 1961г.