Из лирического дневника. Стихопоэма без номера

Реальности сопротивленье,
как будто смертности убогой –
снаружи максимум терпенья,
ну, а внутри «делянка Бога»!
«Галерник» в некотором смысле,
определённо, также кормчий,
стихии уважая силу,
не примирится с делом срочным,
текучкой заданных размеров
по существующему курсу
ресурсов вековых примеров, 
сродни радушию Прокруста.

Как и с отточенным манерным
завоевательским манёвром, –
пусть цель оправдывает средство,
бездарной наделяя формой!
В доспехах полного успеха
сверкающие латы славы:
шумит толпа молвой подтекста,
вид уважая величавый!
Но пик – начало развенчанья:
себе и то надоедаем,
придя от чаяний в отчаянье,
забыв про прежние мечтанья!

А судьи кто? – самотеррора
плоды с соблазнами диктата:
для полномочных прокуроров
вина найдётся адекватно!
По бедности воображенья
в борьбе с оформленной стихией
достаточно добра вложенья
во зло презрением нехилым!
При маломальских достиженьях
в определённой мере веры
закрепощённого движенья
ментальным страхом откровенным!

И эта воля выраженья
не для стеснённого пространства,
как в манифестах с объявленьем
войны цветущим самозванцам!
Жить просто по пути желанья
не в назидание потомкам
к необязательному знанью
из обязательных потёмок!
«Я», как толчковая опора,
хотя уже «не я» в полёте,
и точка наблюденья – норма
самосознания, свободы!

О, если бы вернуть на сдвиге
внезапных первых впечатлений,
миг майских первоцветов диких:
от узнавания явленье!
А в прочных мифах ощущений
так невозвратность досаждает,
что бегство кажется спасеньем
от обстоятельств беспощадных!
Из окружения пробиться,
забиться в щель, куда угодно,
от мира как-то отрешиться,
стать теневой его природой….

И только пуще испугаться
то ли невидимости, то ли
погони, пугалом распятья
сгущая краски в чистом поле!
Раскинув руки, к небосводу
лицо соломенное вскину,
признав абсурдную природу
гротескным шаржем, словно идол!
Уже молчу, накрытый в клетке,
что канарейка непорочно,
припоминая май волшебный
и чудеса на службе срочной.
          ______________

И вновь халат придётся сбросить,
венчая встречи и прощанья,
и отвечая на вопросы,
пока пью кофе вплоть до чая!
Жду излученья, что звучанья
накрытой в клетке канарейкой,
о славе даже не мечтая
под кумачом и чёрным крепом!
Мне тоже некогда хотелось
рассвета ждать под мягким пледом,
намного чтобы лучше пелось
в приливе воздуха и света!

Лазурь сквозь белый цвет деревьев
в начале жизни возрождённой
последних впечатлений первых 
самостоятельных шажочков!
Определялось умозренье
в истоках Средиземноморья,
таёжных Уссурийских дебрях,
через холмы и сопки – в гору!
В краю лимонника, женьшеня
и виноградных лоз отрадных
впервые испытал движенье
души, лирическую радость!

В Приморье, как в Тмутаракани
все роды войск перемешались
с преобладанием флотской ткани
над цветом «хаки» в общей массе!
Зато контрастная тельняшка –
объединяющим каноном
для пота с кровью промокашки
по обе стороны закона
излюблена с «сердечной болью»,
идущей от щедрот щедринских
с провинциальною тоскою
по «зеркалам разбитым истин»!

Какая там культура ясно,
и не до жиру по ранжиру:
заслуживаем государства,
где ни надстройки без режима!
Какая база без соблазна,
как удовольствие без прока,
без войн и жертв… отставить праздник,
заткнув в отечестве пророка!
Как ни мечталось в преисподней
в исподнем, – умиралось краше
одетыми по полной форме
при всех регалиях, а как же!

В партикулярном платье праздном
одни ромашки да рюмашки,
и как увечных дети дразнят
так называемых гражданских!
Тот первородный май – блаженство
двадцатилетнего солдата,
едва открылось зренье сердца
в простреле внутреннего взгляда
не столько в мир, как миф отрады:
впервые счастье созерцанья
дошло до уровня «не надо»
переполняющим желаньем!

Неизъяснимое застонет
от комментариев рассудка,
чьих бесов тысяча достоинств
торчит в отчётах поминутных!
Не убедить «предубеждённых»
слепорождённых рыб пещерных,
что есть совсем другое, хоть и
так уникальна их ущербность!
Когда слоны из мух пугают,
трясутся сопки, словно кочки
болот ментального сознания:
все увязают, кто как хочет!

«Проснись и пой», остерегаясь
самораскрытия, не зная
в слепом порыве новой страсти,
как говорящий узнаваем!
Особенно, когда обижен
иной член общества почтенный
системой, что вела по жизни,
и стимулировала чем-то!
От правоты слюнотеченья,
как от смертельной раны гибнут
со всем добром ограниченья
зла мирового в общем виде!
          ______________

«Закалкой старой» мой братишка
гордясь серьёзно и сердито,
со мной, порхающим по жизни,
сражался, как с нечистой силой!
В чём без стесненья признавался,
когда ему же вышло дышлом
добро номенклатурной власти:
«великий деятель» стал лишним!
В попытках оправданий пуще
горел, лелея обделённость,
утратив стыд, как голос сущий,
став злее и определённей!

По службе как шофёр хозвзвода
он мне припомнил кочегарку,
попутал бес, штрафною ротой
представив свыше мне подарок!
Так вот, когда я кочегарил
за гранью первой микросмерти,
не знаю, как был благодарен
за жизнь, спасительные вести!
Однако всё, чем так гордился,
с подачи брата представлялось
не трусостью, так дезертирством, –
страшился он, а я смеялся!

Пожалуй, не сыскать героя,
чтоб оказался легендарней
меня в моей заглавной роли
быть лидером в среде бездарной!
Пока ещё не возродился
неудержимо одержимым,
и с жанром не определился
по профилю грядущей жизни,
распространялся по вселенной
с огромной скоростью и силой,
как самый натуральный гений
без формы, оболочки стиля!