Помни о седьмом прободении Марка

 «Помни о седьмом прободении Марка»
^ Владимир Сорокин, «Голубое Сало»
«Давай сверлить друг другу ноооооги,
И в дальний путь, на долгиегодаааа!»
Владимир Сорокин, «День опричника»

А ныне подлунному миру важней
Не атом и нефть, а ксенон.
Турбину вращает по воле царей
Огромный торжественный слон.
Ксенон вытекает из хладной трубы
В неспешную вёдер чреду.
И вёдер могучие красные рты
Хватают ксенон на лету.
Ксеноновых фабрик гудит суета
И день и волшебную ночь.
Над ними свой корпус взметнула гора –
Упавший «Челюскин» точь в точь.
Опутаны стеблями диких лиан
Винты и турбины его.
Мертвы все матросы и мёртв капитан.
Их души уже далеко.
А в залах машинных внутри корабля
Ещё продолжается шум
С тех пор как обшивку пробила земля,
И смолк роковой тот самум.
Там жив человече, хоть тело его
Зажато меж трёх шестерней.
И тело насквозь сотни лет пронзено
Десятком блестящих стрежней.
Запасы ксенона пульсируют в нём
Волшебным огнём голубым.
Ксенон вытекает в квадратный проём
По трубочкам полуживым.
А было всё славно – «Челюскин» летел.
Он вёз в Ленинград молоко.
Вращались турбины, и двигатель пел,
И зарево утра цвело.
Самума не ждали. Сменила заря
Свой блеск на зелёную тьму.
Сверкнули разряды. Взметнулась земля.
«Челюскин» в огне и дыму.
Зелёные люди. Комбайн в молоке.
Всё это без жизни лежит.
Лишь тело матроса в смертельной тоске
На сломанных стержнях дрожит.
Столкнулися кровь, молоко и бензин.
Дымятся, искрят провода.
Вдруг ангел к матросу идёт средь руин,
Стирает пот смерти со лба:
«Законами древними я отягчён.
Кайманы в болоте не спят.
Ты здесь Марком Сенежским будь наречён.
Пусть вены ксеноном бурлят.»
С тех пор человеки, как нефть утекла
До капли в последний мотор,
Бредут за ксеноном туда, где гора
Вздымает под небо свой тор.
Но каждую тысячу прожитых лет
Ксенон иссякает в трубе.
И ангел спускается в сонме комет
К готовой взорваться Земле.
Он входит в заросший крапивою зал,
На кнопку пурпурную жмёт,
Скрипит проржавевший за годы металл,
И Марк прободённый ревёт.
Ксенон с новой силою в трубах бурлит,
Даруя и мир и покой.
И с трепетом ангелу Марк говорит,
За рану схватившись рукой:
Доколе я должен всё это терпеть?
Страданьям моим нет конца!
И ангел, обратно готовый лететь
Комбайн поднимает лица:
В инструкции сказано – семь тысяч лет
Ксеноновой эры порог.
Сплетут иероглиф семнадцать комет,
И явится новый пророк.
Сказал и взлетел, развалясь на куски,
Сложился в ракету за миг,
И, тенью мелькнул в атмосфере Земли,
Пронзив бытия сердолик.
А ныне семь тысячелетий прошло.
Включился стальной механизм.
Седьмой раз прошило стальное сверло
Усохший от ран организм.
Комбайн заработал, но в глотку трубы
Уже простокваша ползёт.
Мгновенно увяли земные сады.
Вот вот, и планета умрёт.
Почуяв нелёгкую эту беду,
Все люди попадали ниц
И молча всем миром взмолились ему,
Сместив сухожилия лиц.
Удар страшной силы толкнулся в висок.
Упало давленье в груди.
И слёз позабытых могучий поток
Ударил в поверхность Земли.
Слоёный бог-ветер кривит тополя.
Уж сотую тысячу лет
Ксеноновой влагой сочатся поля.
Снежинок танцует балет.
И ныне средь гор чахлый старец живёт.
Скрипят коленвалы его.
Пурпурную кнопку со стонами жмёт,
И в тело уходит сверло.
Доныне из недр позабытых руин
Труба доставляет ксенон.
Тяжёлые лопасти древних турбин
Вращает торжественный слон.