История про московского пекинеса

Он звал его щёткой, вехоткой с хвостом,
Обжорой, ещё озабоченным зверем.
А пёс улыбался доверчивым ртом,
И шёл ночевать на пальтушку под дверью.
Их дружбе забавной завидовал двор,
(Вдвоём, на аллею, за хлебом с авоськой)
Их звали за спайку что, в сущности, вздор, 
Слоном с шерстяной симпатичною Моськой.

Порою ругались по поводу прав,
Хозяин кричал: Я здесь Бог и вершитель.
А пёс отвечал с возмущением: Гав!
Но рамки держал, как приёмная в МИДе.
Весной, что стихами в крови говорит,
Наш пёс отвязался. Волнение, случка.
Итог не замедлил. Пришёл энтерит,
Обидно, а с виду приличная сучка.

Застыла квартира, болезнь из лихих,
И дети ходили гурьбой похоронной.
Хозяин же бросив и быт и стихи,
Колол его Но-шпой, ругая вороной.
Идиллия, скажете? Пусть будет так.
Придумка, восторженный круг междометий?
Но в самой глуши, где тоска и бардак,
Есть капельки счастья на этой планете.

А после повестка, с усмешкою рта,
Коварна беда и приходит не сразу.
Хозяин смеялся: Всё блажь, суета,
Подумаешь месяц курортов Кавказа.
Ярился «Икарус», расплакалась мать,
И крик из окошка: Увидимся, братцы!
А пёс просто лёг, изготовившись ждать,
Ведь ежели ждут, то теплей возвращаться.

И Бог не подвёл, ни собачий, ни наш,
Отвёл  стороною незванную гостью.
Вернулся! Весь смуглый, как ихний лаваш,
Вот, правда, с пластиной под лобною костью.
Вошёл по-хозяйски в свой старенький дом,
Присел, закурил беломорину злую.
Ну, здравствуй, хиппоза! Вехотка с хвостом,
Ведь я забожился, всё будет ладОм,
Иди же скорей, я тебя расцелую!