Мое творчество

Поэзия нужна, как в детстве нужен мел.
Я пил и не был пьян, хоть пить я не умел.
Я пил бряцанье лир, я шел к истоку той
Поэзии, чей звук был чистою водой.
Тянулся путь. Плутал
Я в скопище певцов:
Завзятых подпевал
И юных удальцов.
Был каждый лицедей
С печатями в руках –
От сонных палачей
В кровавых колпаках,
До цензоров лихих
Всех званий и мастей.
От критиков простых,
До критиков-червей.
Метался и метал
Я молнии, как мог,
В того, кто разбирал
Брусчатку слов и строк:
Для новых баррикад, для штурмов и побед...
Нет горечи больней, чем сломленный поэт.
Я пил бряцанье лир, как срочный валидол,
От немощи души. Мифический Эол
Мне крылья одолжал
И вдохновлял певец.
Он, словно к жизни звал,
Но был давно мертвец.
Не слушайте царей, они не зазвучат.
Пока молчит поэт, ревнители кричат.
Глашатаи вопят на стогнах городов:
Пока молчит поэт, царь царствовать готов.
Но не молчит поэт, толпою оглушен,
Он говорит "Очнись, безумный Вавилон!"
Кто слышит тот родник, спешит к истоку той
Поэзии, чей слог стал чистою водой?
Россия ль - мытный двор, эпикурейский сад?
Хлопочет ли в саду над розгами де Сад?
Но чудится без слов,
Лишь в дали  оглянусь,
Дремучий, нежный зов:
"Живи, святая Русь!"
Я пил бряцанье лир.
Я молнии метал.
Метался и открыл,
Вслепую угадал
Единственный тот звук, печальный обертон:
От жизни опьянев, ласкал и жалил он.
И это был поэт, который мне не лгал,
Порою и меня отечески ругал.
Он, говорят, сидел.
Его "народ" забыл.
Но я не проглядел
И звук тот полюбил.
Но, все- таки я знал, начало всех начал
Поэзии не в нем. А он не подкачал.
С ним было хорошо, но это был не тот,
Кто пел не для меня, теперь и мне поет.
Я пил бряцанье лир. Сегодня пью родник
Поэзии, чей путь благословил старик
Державин. Голос чей, еще не оценен,
Поскольку хватит всем и не иссякнет он.
Поскольку мытный двор, эпикурейский вид
Заснеженной страны - очередной прикид.
Поскольку в век иной
 Других в России нет,
И о душе больной
Печется лишь поэт.