Благодарение

В. Р. ВЕСЕЛОВ









БЛАГОДАРЕНИЕ




















Кострома
2012
ББК 84 (2 РОС – РУС ) 6-5+63(2) 6
В-381






 








 
Веселов В. Р.
Благодарение. – Кострома: КГУ им. Н. А. Некрасова, 2012. – 293 с.

ISBN 978-54-7591-1272-3



На рубеже двух столетий возросли напряжённость и драматизм общественной жизни, идут глубокие процессы социальной и духовной инверсии, охватывая историческое прошлое, современные реалии, посылая импульсы в грядущие времена. Эти и другие проблемы человеческого бытия автор книги осмысливает в системе художественных образов, лирических переживаний и философского оптимизма.
Книга адресована широкому кругу читателей.







ББК 84 (2 РОС – РУС) 6-5+63(2) 6



© В. Р. Веселов, 2012
© КГУ им. Н. А. Некрасова, 2012











Светлой памяти старших братьев моих,
русских офицеров, Евгения и Юрия Веселовых
посвящаю.














Да утешит ваши сердца и да утвердит вас
во всяком слове и деле благом.

II. Фессал. 2, 17.























               
      
СЛОВО


               








Он был облечен в одежду, обагренную кровью.
Имя Ему : Слово Божие.

Откров. 19, 13.










   





  ТУРБУЛЕНТНОСТЬ

Казалось бы, пора принять
Покой степенный, несуетность.
А мы всё лезем в турбулентность,
Как будто нам под двадцать пять.

Взялась откуда прыткость эта,
Ведь ты со стажем старичок.
Готов сбежать на край аж света
И даже дальше на чуток.

Бежим, строчим, не чтя одышки.
Пыхтишь, сопишь, как паровоз.
Куда, зачем? Ещё вопрос:
Кому нужны все наши книжки?

Вопросов может длиться счёт,
Но не найти на них ответов.
Тем более среди поэтов,
Сверхтурбулентнейший  народ.
               
                СРОК

Когда-нибудь в негромком городишке
Туристам скажет расторопный гид:
-Здесь жил поэт, рождались его книжки,
Тогда ещё он не был знаменит.
Столпится публика. Вопросы и ответы.
Прочтут по памяти немного тёплых строк
Нет, не простые смертные поэты,
У них иной на этом свете срок.

                ЭХО

Пройдут ещё недобрые годины
Расчётливой, холодной, тёмной лжи.
Пусть нас они сумеют пережить,
Но всё равно растают, будто льдины.

Волною мутною стекут в глубины века,
Потомкам нашим только б не во вред.
Останется широкий ржавый след
И горечи, и боли наших эхо.

Услышат ли, как мы в тот лёд вмерзали
И растопить пытались сгоряча.
И может, строчка наша, как свеча,
Зажжётся там, вдали, под небесами.


        ТЕНЬ ПОЭТА

Опять мы с Вами разминулись:
Толпа, века и праздный гвалт.
Вдруг показалось, Вы, как брат,
Издалека мне улыбнулись.

На строки пали тени дня,
Вечерней лампою пригревшись.
Послышалось: « Я тоже грешен.
Ты помолился б за меня.
Семье своей долги оставил,
Не смог отмстить врагу в упор.
Бешусь, ревную до сих пор
Ко мне пришедшую Наталью

Не съездил в Нерчинск, не обнял
Друзей, приятелей опальных,
А на балах полускандальных
Я что-то каждый раз терял.
Всё в лету кануло давно.
А в небеси своя морока,
И от стихов немного прока,
Тут песнопение одно.

Поэт нелёгкий крест несёт,
Господь с ним рядом и Лукавый,
Любви огонь и холод славы,
Да плюс свинец ещё в живот.
Пиши, коль слышишь глас небес,
Глагол славянский чти особо
Да и гляди, приятель, в оба,
Чтоб не попутал лестью бес.

Души прекрасные порывы
Отчизне милой посвяти,
Будь верен ей. Царям не льсти,
Стихи пиши не для наживы,
Врагам обиды не прощать,
Пред иноземщиной не стлаться,
А в губы жарко целоваться
Не разучись вдруг невзначай.

Народ безмолвен, глух на глас,
Но преклони пред ним колени.
Похоже, ваше поколенье
Нисколько не мудрее нас.
Опять шумят, галдят витии,
Клубится пыль, кадильный дым.
Как вы легко отдали Крым,
Где солнце тешилось России.
Он русской кровушкой омыт,
Как и Кавказ, что вновь дымится
И вызывает насмерть биться
Того, кто был уже убит.
Как всадник строгий не сойдёт
С коня, зависшего над бездной,
Узрев, что стало бесполезным
Всё то, чем славен был народ.

Булат ржавеет, туп кинжал,
Померкла воинская слава,
И навзничь рухнула Держава,
Которую Господь нам дал.
Москва… Как много в этом звуке
Для сердца русского слилось…
Теперь – презренье в нём и злость,
Всё загребающие руки.

Звезда пленительного счастья
На русском небе не взошла,
На нём всё та жа смута, мгла
И вечный призрак самовластья.
Прощай, потом договорим.
За полночь уж, заря алеет.
Вишь, как десница холодеет,
На сквозняке веков сидим…

… Откуда тень ко мне явилась,
Я, может быть, вздремнул чуток
И слышал голос между строк,
Неужто это всё приснилось…
       ПРАЗДНИК

А мы без праздников живём,
Лишь имитируем удачи.
Работа, дом, жена и дача,
По кругу каждый день идём.

И телевизор, как напасть,
Уставился стеклянным оком.
Всё те же клоуны. Сорокой
Трещит одно и то же власть.

Когда нахлынет вдруг тоска
И набегут гурьбой обиды,
Сорваться хочется с орбиты
Куда-нибудь за облака.

И полететь, крыла расправив,
Что с кровью выйдут за спиной,
Над этой будничной страной
И ей в диковинку и в радость.

А коль на солнышке сгорим
Иль оземь рухнем при народе,
То будет повод о погоде,
О праздниках поговорить…


         ЖЕРТВЕННОСТЬ

Горит огонь непогасимый,
Испепеляющий дотла.
Взошла на жертвенник Россия
И нас негромко позвала.

Пошли за ней, куда деваться.
Кричим от боли, но стоим.
А сколько сможем продержаться,
Узнаете, когда сгорим…


            ЧАША

Испей до дна, до капельки и вздоха
Всё, что дадут тебе ещё сполна
Твоя  страна, суровая эпоха
И эти вот крутые времена.

Коль хмель возьмёт, не велика помеха.
Запечатлей миг ласковой строкой,
Что может стать позднее долгим эхом
Того, что было, пело со страной,
С тобой, эпохой, временем, веками.
Ты в двух столетьях был и выпивал.
Держи её обеими руками,
Ту чашу, что Господь тебе подал.
 

    
              ФАКЕЛ

Мы провалились в чёрную дыру,
Где нет числа, ни времени, ни счёта,
Ни ангела крылатого, ни чёрта,
И места нет ни злобе, ни добру.

Как выбраться из этой мглы пустой.
Поводыри слепы, хотя и прытки.
И тщетны все твои, поэт, попытки
Зажечь огонь горючею строкой.

Но пробуй всё ж. Придумывай, твори,
Ищи слова, чтоб факелом пылали.
Тебя в уста две музы целовали.
А час придёт, и сам в огне гори.


    ДЫХАНИЕ

Извечно на Руси святой
Поэт-пророк содружен с болью,
Его слова омыты кровью,
Своею кровью, не чужой.

Но лишь тогда тебя услышит
Многострадальная земля,
Когда мелодия твоя
Любовью к ней и к Богу дышит.


              МЕЛОДИЯ

Роняй слова и вздохи, листопад,
И не винись в печали расставаний,
Несбывшихся надежд и ветреных желаний.
Всему свой срок. Ты в том не виноват.

Мелодия прощания светла,
А грусть твоя моей душе подмога.
Гляди, какая выстлана дорога
Из золота, огня и серебра.

Пойдём по ней с тобой, не торопясь,
Как два поэта русские  по крови,
По нашей вере, радости и боли,
И по любви, что всем не на показ.


                СЛОВО

Когда галдят по-птичьи тати
И кровоточат столько бед,
Тут Божье слово очень кстати
И русской речи ясный свет.

Душе твоей они знакомы,
Она по-русски говорит.
Вот строчка вспыхнула, горит,
Как и свеча перед иконой.


             ЗАБАВНО

Не мне судить строку свою,
Что вся родная до кровинки,
Особенно по серединке,
Про тало-алую зарю.

Ряди, читатель, если хочешь.
Она к тебе сама пришла,
Печалью тихою полна.
А ты, гляжу, во всю хохочешь.

И говоришь: «Забавно с ней,
Она какая-то чудная.
Вся жизнь была тоска сплошная,
А с нею стало веселей…»

         
         ОТВАГА

Разбегаются годы и дни,
Как грибы, умываясь дождями.
По утрам собираю стихами,
Приглашаю их в строки свои.

Поначалу идут не спеша,
Молчаливы, не склонны на байки.
А потом – нараспашку душа,
Всё расскажут как есть, без утайки.

И про то, как я их торопил,
И о чём я подумать не смею,
И о том, что кого-то любил,
А теперь вот об этом жалею.

Я и сам удивлюсь пред листком,
Ну откуда такая отвага.
Может, в этом виновна бумага,
Что когда-то дружила с дождём.


                МУЗА

О муза милая, целительница ран,
Ты голосом заботливой сестрёнки
Мне говоришь: «Поплыли в океан
По этой вот строке, как по речонке.»

И мы плывём рекою Русский Брод,
Моей любви и памяти теченьем,
А серебро её прозрачных вод
Душевной боли тихое леченье.

Пусть океан далекий подождёт,
Давай с тобою к берегу прибьёмся.
Земля родная стонет и зовет,
Неужто ей строкой не отзовёмся…


                ЦЕХ

Не славы для, не ради хлеба
Куёт строку, стирая пот,
Твоя душа не первый год,
А для другого, видно, дела.

Уходит строк горячих строй
На радость ей и на здоровье.
- Прощайте, Ваше благородье,
Мы сохраним огонь живой.

Степенно выйдет за порог,
Подышит воздухом заречным
И вновь войдёт в свой цех кузнечный,
Где пламень царствует, как бог.


  СЮЖЕТ

Поэт тоскует по деревне
И слёзы горестные льёт,
Но сам не едет, тянет время
И в белокаменной живёт.

Стихи – одно, а жизнь – другое,
Вот так устроен грешный свет.
И что важней: село родное
Иль поэтический сюжет…
            

 ПОСЛУШНИК

Всё глуше слух к наречиям чужим,
И слаще вкус домашнего, родного,
Певучего, улыбчивого слова,
Которым раньше так не дорожил.

Идут слова мелодией полей,
Речной волной и радугой пропахнув.
Кто под хмельком и на распах рубаху,
А кто суров и стёклышка трезвей.

Целуют в губы, хладность и печаль.
Они свои, родные все до корки.
Потом начнут словарные разборки,
По отчеству их просят величать.

Им намекнёшь, пора уж, время спать.
Уйдут, рванув по стопке на дорожку,
Оставив мне словесную окрошку,
Которую хлебать не расхлебать.

Объявятся под утро вновь гурьбой.
Садись за стол. Бери перо, тетрадку.
Высаживай в строку их, как на грядку,
И поливай и потом, и слезой.

Толкаются и затевают спор.
Им угодить – не перейти дорожку.
И за грудки берут не понарошку,
Того гляди, возьмутся за топор.

Хочу быть строже с ними. Знайте честь.
Кто здесь хозяин, надо обозначить.
Но всё зазря. Кто плачет, кто судачит.
Махнёшь рукой, оставишь всё как есть.


         ПАРОВОЗ

Как паровоз, сойдёт с откоса
Жизнь быстроногая твоя.
Глядят сочувственно, но косо
Твои вчерашние друзья.

Забот у них своих хватает,
А тут ещё одна беда.
Хотя чужая, но кусает,
Поскольку рядышком она.

Поймут, её не стоит трогать,
И с ней жене лишь по пути.
Решать окольною дорогой
Плохое место обойти.

Читатель книжку пролистает,
Что торопливый ветерок.
И как всегда у нас бывает,
Не обнаружит главных строк.

Ты был иль не был. Суть не в этом,
Когда в стране такой хаос.
Тебя забудут как поэта,
Но, может, вспомнят паровоз.


          АВТОПОРТРЕТ

Нет шевелюры пышнокудрой.
Чело блестит, и взор поник.
Усталый и не очень мудрый,
Зимой посыпанный старик.

Но вдруг в серебряном подбровье
Зажжётся свет. Полна огня
Её высокоблагородье,
Душа нетленная твоя.

Что ей года. Она бессмертна.
И дерзко льётся, бьётся свет.
Не чтит ни кисти, ни мольберта
И не даёт писать портрет.


         ДНИ

Придут ещё в свой срок поэты.
У них повыше будет глас
Да поприятней, чем у нас,
И поизысканней сонеты.

Пускай поют, как соловьи,
Купаются в лучистом свете.
Мы не любили делать это.
У нас другие были дни.



        КОЛОС

Провинциальное искусство.
В нём был и есть всегда резон
И очистительный озон,
И свежесть искреннего чувства.

Нет, не звездой холодной с неба
Сойдёт сквозь шоу над толпой.
Оно, что колос золотой,
В котором вкус и запах хлеба.

И в каждом зёрнышке златом
Своё, родное, дорогое.
Оно полно тепла, покоя,
Как материнская ладонь.


     КРАСАВИЦА

Негаданно, нечаянно
Пришла ко мне строка,
Нежна, послушна и легка,
Но чуточку печальная.

Куда тебя, красавица,
Пристраивать теперь?
Гляжу с надеждою на дверь,
Другие вдруг появятся.



      РАНГ

Стихи свои читаю по утру.
Тебе давно привычен слог поэта.
А к нам в окно стучится бабье лето
И просится настойчиво в строку.

Ну как ему в том малом отказать.
Стеснимся чуть. Строка к строке прижмётся.
И слово тут сердечное найдётся,
Ты мне его захочешь подсказать.

Оно в размер положенный войдя,
И сохранив твоё прикосновенье,
Начнёт  менять весь смысл стихотворенья
И в ранг его возводит бытия.



     САМОУБИЙСТВО

От бурь житейских и тревоги
Всегда укрыться ты хотел.
И за столом, как царь сидел,
И вёл с богами диалоги.

Но вот теперь, когда уже
Всё рухнуло, и дом дымится,
Ты, как холоп, решил напиться
И отсидеться в гараже.

Сиди и пей. Надолго ль это,
Когда такой пожар в стране.
И невдомёк уже тебе,
Что ты убил в себе поэта.



       НАСТЕЖЬ

Не для потех и жизни сладкой,
Не славы для приходит стих.
Лови, коль дал Господь, сей миг,
Знакомь его с твоей тетрадкой.

Горит душа, теснится грудь.
Но час огня не очень долог.
Строка сгорает, словно порох,
И стих уходит в дальний путь.

Тебе уже он не подвластен
Да и не знается порой.
Хотя по крови всё ж родной,
И двери оставляешь настежь.


       СОБСТВЕННОСТЬ

Отдать строку свою в чужие руки,
Тут, видно, тоже жертвенность нужна.
Хотя она тебе и не жена,
А всё равно не хочется разлуки.

Но отдавать приходится сполна.
Добро ли в том, тщеславие иль скука?
А может быть, нужна нам та разлука,
Чтобы понять, какая ей цена.


        ВЕДОМО

Не жди признания и славы,
И благодарности людской,
Спроси, коль хочешь, у Державы,
Зачем ей нужен голос твой.

Не поторопится с ответом
И свой тебе задаст вопрос:
Ну что с тобой, великоросс,
Тебе же ведомо об этом.


     КРЕДО

Нетленность чти и память береги.
Они тебя ещё чуток коснутся,
Твоей душе и слову отзовутся.
А промолчат, как должное прими.

Не доверяйся критикам тупым.
Щедрот боярских, лести опасайся.
Народу поклониться не стесняйся,
Не потакая прихотям толпы.

Коль дал Творец своё благословенье,
Ты сам себе до страшного суда
И судия, и жертвоприношенье,
И искупленье смертного греха.


   СВИРЕЛЬ

Не все слова, что с уст сойдут,
Подобны будут медосбору.
Ты поклонись, мой друг, народу,
Проси принять свой скромный труд.

Ему, народу, лишь дано
Судить, рядить и помнить свято
Строку, что пламенем объята,
Или не помнить ничего.

Тут не тебе уже решать,
Да и талант порой бессилен.
Не забывай: живём в России,
Где в слове ценится душа.

Хотя живём в худое время,
И в наши души входит мрак.
И нам порою лай собак
Приятней может быть свирели.
      
 






































ИНВЕРСИЯ


                Оставивши прямой путь, они
                заблудились…

                II. Петра 2, 15.




















      СЕНДЕГА

Где-нибудь на Сендеге лазурной
Отдохнуть бы парочку деньков,
Похлебать ухи из окуньков,
Да ещё бы с девушкой гламурной.

Русская природа не ханжа,
И с тобой по-доброму гутарит.
Что-нибудь всегда тебе подарит,
С ней в родстве и тело, и душа.

Городской пейзаж – космополит.
Голоса чужие из эфира.
Здесь и осень, как гражданка мира,
Вроде не по-русски говорит.

Русскость нынче в глубь страны уходит,
В дальние деревни и поля.
Поджидая, может быть, меня,
Костерок на Сендеге разводит.

БАГРЯНЕЦ

«Окрасился месяц багрянцем,
Где волны бушуют у скал»…-
Споём песню русскую, братцы,
Давно я её не певал.

В ней есть затаённая сила
И гордость, и верность, и боль.
Уж коль погибать, то красиво,
Тем более, что за любовь.

Мы тоже ушли в непогоду
И сами себе же во зло
Изменщикам дали в угоду
Судьбу свою, словно весло.

Поладить с пучиною трудно.
Она за волной шлёт волну
На наше разбитое судно,
Забытую Богом страну.

«Окрасился месяц багрянцем,
Где волны бушуют у скал…»-
Споём песню русскую, братцы
Давно я ее не певал.

ПЕРЕЗАХОРОНЕНИЕ

Из Мавзолея воровато
Несли и жгло огнём плечо:
-В могиле будет сыровато,
Не то, что рядом с Ильичом.

Октябрь стоял, и за стеною
Уже готовился парад.
А он прощался со страною
Без слёз, без слов и без наград.

Прожекторов под вечер вспышки,
Шинелей нервная возня.
Когда забить решили крышку,
Искали долго два гвоздя.

Вот, наконец, нашли, забили
И вниз спустили на ремнях.
Плитой бетонною накрыли,
Землёй засыпав второпях.

И горсть земли украдкой кто-то
Неловко бросил, словно вор.
Цветочница, как прорезь дзота,
Смотрела холодно в упор…

         ЦАРЬ

Он, говорят, был пьян в дрезину,
Когда давал приказ крутой.
Напившись крови керосинной,
Рычали танки над страной.

И с площади – по окнам беглым.
Танкисты в штатском, под хмельком.
Горел, чернел парламент Белый,
Посмевший спорить вдруг с царём.

-Плевать на все иммунитеты,
Пусть нас рассудит всех огонь…
Там были женщины и дети,
Своя, родная, вроде, кровь.

И как позор, стране проклятье, 
Стоял, глазел московский люд.
А дамочка  в  вечернем платье:
-Похоже очень на салют.               

Переминались проститутки,
В очках носатый «дерьмократ»,
Домохозяйки, институтки:
-За демократию, виват.

Россия стала ростом ниже,
Ссутулилась и спал азарт.
-Ну мы ведь с вами не в Париже,
Руцкой совсем не Бонапарт.

-Расхазбулать вас в хвост  и в гриву,- 
Ворчал угрюмо ветеран.
Курил, дымил родную «приму»,
Крутил в руках пустой стакан.

Притихший шёл народ к участкам.
Была дождливая зима.
Наверное, не прав был Чацкий,
В России горе без ума.

А царь спокоен был, как Будда.
То в теннис пьяненький играл,
То, как улыбчивый Иуда,
Крест православный целовал…


   БОГОМ ДАННОЕ

Россия – Родина… Как  много
В том слове, данном нам от Бога.
В нём синий взор, в лугах роса,
Невесты русая коса,
Ручей студёный, дождь, туманы
И тихая улыбка мамы.
Да свет берёз, и ландыш белый,
И первый снег, такой несмелый,
Крик журавлей и грусть-тревога,
И бесконечная дорога,
Наш первый шаг, последний вздох
И дома отчего порог,
Да Волга-матушка, река
Через века и на века…

Россия – Родина… Как много
В том слове, данном нам от Бога.
Как будто солнышко  в окно,
К нам в сердце вдруг войдёт оно.
Мы с этим словом умираем
И с ним позднее прорастаем
Травой, росой, дождём в лугах
Да белым ландышем  в лесах,
В тумане криком журавлей
И в синем взоре дочерей,
В берёзах белых и снегах,
И Волги-матушки волнах…

Не дай нам, Господи Иисусе,
Произносить то слово всуе.

             РАСКОЛ

Зовите Русь не к топору,
Нужна ли снова нам «Аврора».
Не лучше ли воззвать к уму
И к единению народа?

Опять раскол в стране идёт
И приближает катастрофу.
Взрывчатку смертница несёт,
Как будто всходит на Голгофу.

Разборки, рэкет, злость кругом
И море лжи, палёной водки.
Кто виноват? Куда идём?
Что надрываем свои глотки?

Разделены мы все рублём,
Ценой, стеной, враждой к чужому.
И в храмы разные идём,
И молимся там по-другому.

Ну как теперь объединить
Бомжа, шахтёра, олигарха,
Судью, преступника, монаха,
Где нас связующая нить?

В мече ли, ворога разящем,
В полузабытой старине,
В грядущем или настоящем,
А может быть, в крутом вожде?

В душе ли русской, где тревоги,
Печаль и радости слились,
Иль в песне той, что о дороге,
Где потерялась наша жизнь?

А может быть, в иконном лике
С утра заплаканных полей,
В лесном ручье, в прощальном кличе
Проплывших в небе журавлей?

А может быть, в гостях варяжских,
Что к нам придут не налегке,
                -7-
В пророчествах волхвов славянских
На древнем, вещем языке?

В суде ли праведном и строгом,
Что и твою узрит вину,
В любви к Отечеству и Богу
И в общей боли за страну?

А может быть, в Господнем гласе,
Что строго к нам с небес взовёт:
«Ищи, народ, пути к согласью,
Беда идёт»…


        ЗОЛУШКА

На пригорках российских, на солнышке,
В дождь и ветер, и в снег голубой
Церкви русские - тихие Золушки,
Очень схожие с нашей судьбой.

Взор небесный да крест золотится,
Словно в платьице белом стоит
Повстречает, чуть-чуть удивится,
Что у вас не совсем здешний вид.

Поклонитесь ей низко, без гордости,
У нее за плечами века,
Где дождями обиды да горести,
Радость редкая сквозь облака.

Не для славы, а душ своих ради,
Понимая, что это судьба,
Храмы ставили русые прадеды,
Пот стирая с высокого лба.

По кирпичикам, как по словечкам,
Сотворяли поэмы свои
О земном, о небесном, о вечном
И о том, что нас нет без любви.

Дед Семен мой и бабушка Катя
Целовались в уста под венцом,
В этой церкви крестился мой батя,
А вот я не успел за отцом.

В тридцать первом, когда бушевала
По колхозам огульная рать,
Церковь, видно, кому-то мешала, 
«Пережиток» решили убрать.

Крест снимали и стены ломали,
Самогоном и матом чадя.
Вряд ли только тогда понимали,
Что корежат и губят себя.

А она с искалеченным телом,
Безъязыко смотря на народ,
Что-то, видно, сказать все хотела
О беде, что к нам скоро придет.

И когда нас беда обнимала
Так, что ребра ломала не раз,
Церковь выстоять нам помогала,
Заступаясь пред Богом за нас.

А потом по-язычески древне,
Грех позвав к почерневшим губам,
Над сожженной молилась деревней,
Посылая укор небесам.

…Время лечит нам боли и раны,
Просветлеют, захмурятся дни.
Возрождаются прежние храмы,
Что душе нашей русской сродни.

Край родной. Он без нас сиротеет.
Позовут вдруг родные места.
Пишут мне, что деревня пустеет,
Церковь  также стоит без креста…

        БЛОКАДА

Опять над Ладогою тучи
Сошлись, насупились грозой
И воют близкою бедой,
Печалью да слезой горючей.

Страна в блокаде и неволе
Чужих племён, стандартов, баз.
Но слышен вновь надежды глас
С высоких русских колоколен.


           ДЗОТ

Язык отняли и страну,
Теперь и память отбирают.
И эту подлую войну
Нам трудно выиграть, собратья.

Народ залёг и не встаёт.
Сноровки нет на поле рынка.
Закроем грудью пулемёт,
У нас последняя попытка.


               ИНВЕРСИЯ

Кругом инверсия сегодня,
Причём недобрая она.
Переставляются слова,
Дела, года, судьба народа.

Земная ось и полюса
Смещаются неотвратимо,
И говорят, что Антарктида
Растаять может, как слеза.

Геомагнитное пространство
Меняет код координат.
Дыры озоновой накат,
Грозится с нами разобраться.

Мы впереди планеты всей
Бездумно влезли в перестройку,
Что превратилась в катастройку,
В синдром разбитых фонарей.

Держава рухнула. Пошли
В обратный путь, в средневековье,
В холопство, дворню, благородье.
И вновь поём: «…Царя храни…»

Себя прогнозами пугаем,
Концом земного бытия.
Так дальше жить уже нельзя,
А как нам жить, ещё не знаем.

Быть может, всё же на удачу
Придёт инверсия добра.
Она заглянет к нам с утра,
И жизнь пойдёт совсем иначе.

-Когда ж настанет миг чудесный,
Успеем ли дожить, узреть?
-А надо трижды умереть
И каждый раз суметь воскреснуть.

-А можно как-то по-другому
И без напряг нам обойтись?
Зачем менять так круто жизнь?
Живём себе, и слава Богу…





           МАССЫ

Несли на выборы  мы глас
Свой, преисполненный желания.
Но оказалось, что заранее
Решили дяденьки за нас
От имени широких масс.

– А можно ли переиначить
И голос наш обратно взять?
– Тут надо, брат, обмозговать,
Народ из масс образовать.
А он не даст себя дурачить…   



         МОЛЧАНИЕ

Не молчи. Коль виновен, брани.
Тяжелеет свинцово молчание.
Рано чествовать нам окончание,
Мы лишь только в начале пути.

И обиды копить ни к чему.
Злата нет в них и смысла немного.
На двоих нам досталась дорога,
И зачем мне она одному.

Что же ты не промолвишь словца,
И ладошка, что льдинка, прохладна.
Может, эта дорога нескладна,
Ни начала в ней нет, ни конца.


           РОБИНЗОНЫ

Ты и я не Робинзоны  Крузо
На острове и в стороне чужой.
Мы родом из Советского Союза
И на земле живём родной.

Пускай теперь границы встали,
Другие имена пришли,
Но разве  мы чужими стали.
– Откуда  Вы? С какой земли?   
      СВАТОВСТВО

Подвенечное платье захватано,
И печаль на устах, и тоска.
Мы судьбу свою снова просватали
За чужого для нас мужика.

Неказистый и ей не по росту.
Лоб высокий, а сам низковат.
И опять всё  пойдёт не по госту.
Ну а кто кроме нас виноват…
      

    ВИДЕНИЕ

Где Русью пахло – пустыри,
Земля, которая не родит,
И русский дух в леса уходит,
В далёкие монастыри.

Как тучи, стелются опять
Орда гортанная, тевтонцы,
Пятно ползучее на солнце,
Похожее на букву на ять.

Когда затмение сошло,
На поле боя воин ожил,
И колокол на храме Божьем
Звонит призывно и светло.
      
     НАЗИДАНЬЕ

Кавказ в огне. Вражда и беспредел,
И запах плена приторный и мерзкий.
Союз Советский выжить не сумел,
Скончался тихо в пуще Беловежской.

Пройдя огнём, враждою испытанье,
Сумеем ли вновь сплавиться в народ.
Или пришёл сегодня нам черёд
Примером стань другим для назиданья


              КОРАБЛИ

Задушевною песнею греясь,
Сказ ведёт гармонист пожилой,
Как сражались «Варяг» и «Кореец»
И погибли в пучине морской.

Рассказала гармошка, проплакала,
И не спала почти до утра
Вся деревня с названьем «Бурлакино»,
Где осталось два только двора.

Затерялась в сугробах, в колдобинах,
Но мерцают живые огни
Вопреки всем житейским пробоинам,
Словно в море ночном корабли.

Посредине России, в безмолвии,
И как будто в чужих берегах,
Две избы под рыданье гармони
Тонут в русских холодных снегах.


               
                ДАЛЬ

Подвернулась судьба нам вагонная.
Тяжелей и прицельней свинца
Эта русская даль заоконная,
Ни начала где нет, ни конца.

Мы в плену векового величия,
Необъятность повсюду видна,
Но сегодня, хотя б для приличия,
Отдохни, отойди от окна…


                МОСКВА

Черкизовский рынок, Измайловский парк.
Москва нынче стала крутая.
Идёт на тебя и грохочет, как танк,
Хотя и столица родная.

Простим ли замашки заморских трущоб,
Рублёвки пиратские шхуны.
Мы помним ещё, как Никита Хрущёв
Дожить обещал до коммуны.

Да ладно с коммуной. Утопия всё ж,
Но равенства принцип от Бога.
Сегодня, похоже, пошёл он под нож,
А с ним и хорошего много.

Сияет, ликует, пирует Москва,
Не очень чиста пред Законом.
Когда процветать будет только она,
Не быть нам единым народом.

Стою у Кремля. Холодок от стены.
Дыхание храмов благое.
Послышится, сердце здесь бьётся страны,
И вроде пока не чужое…

           НЕВЕРНОСТЬ

Над нашей Родиной не дым,
Она почти дотла сгорела
И защитить себя не смела,
Надеясь, что мы устоим.

Мы не сумели. Живы вроде
И пепел трогаем страны.
Её неверные сыны,
Когда-то братские народы.


                ГРАД

Не дорожим тем, что имеем,
Клянём былое невпопад,
Хотим построить новый град,
Спешим, боимся не успеем.

Потом уже в конце сует
Сумеем ли понять сурово,
Что мы остались вдруг без крова,
А града нового всё нет…


              КУДЕСНИКИ

Понахмурятся дни, понасупятся,
Неприязни своей не тая,
И опять в нашей жизни распутица,
Не туда повела колея.

Сквозь базары и рынки фальшивые,
Где с лотка продадут и тебя,
И деревни, как вдовы, тоскливые,
Там мерцают два только огня.

Притомились, поникли ровесники,
И страна вроде им не родня.
А из леса выходят кудесники
И медведя ведут,  не коня.

Под уздцы и под сбруей шелковою,
Да с заморским ковром на спине.
И ведут они речь незнакомую,
На каком-то чужом языке.

Постоят мужики да послушают,
Пот сотрут с невысокого лба.
- Может, всё, что ни есть, оно к лучшему,
Такова, видно, наша судьба.

Что спросить с них, неправдой измученных,
Молодым же вообще невдомёк,
Что медведь, специально обученный,
И похоже, «троянский конёк».

Приведут, улыбаясь приветливо,
И затеют с толпою игру.
Обкрадут, облапошат, разведают
И откроют ворота врагу.

Научиться пора бы попробовать
Лжеконей, лжецарей разглядеть
И любовь, так сказать, всенародную,
Подставную, как этот медведь.

          ПОМИНКИ

Кому поставить всё в вину,
Когда уж страсти отгорели.
Давай помянем, брат, страну,
Где мы родились и взрослели.

Она в историю ушла
И нет её уже в помине.
Но Родина у нас одна.
- А где теперь она отныне?

                ДЕЛО

Господь всё видит, верю в это.
Придёт ещё России день,
Когда сойдёт чужая тень
И сгинет в половодье света.

Пусть над страною нынче мгла,
Что гнёт к земле, ломает тело.
Осталась бы душа жива,
А остальное – наше дело.

                ГАЛЕРЫ

Попала снова Русь под иго,
И пришлый властвует язык.
Был ятаган, германский штык,
Теперь насилие эфира.

Пожарным промывают краном,
Полощут души и умы.
Сидим послушно, как рабы,
Не на галерах, на диванах.

Глядим, чужое пиво пьём,
Палёное вкушаем слово.
 И вряд ли встанем  и пойдём
 На поле наше Куликово.

        Интернет
Опять пришельцы на Руси,
И мы им отдаём поклоны.
Горланят, каркают вороны,
Язык чужой понятен им.

Непрядвы меркнет дальний свет,
И солнце русское в закате.
Князь Дмитрий не сбирает рати,
Сидит и смотрит интернет.

          ЛЕШИЙ

Мне ли тебя не утешить,
Я приглашу не в кино.
Старый знакомый мой, леший,
Звал меня в гости давно.

В пору бежать в глухомани,
Чтобы себя обрести.
Будем писать там романы,
Можно и лапти плести.

Лучше пусть лапти, чем эта
Пошлость и грех напоказ.
Черни из высшего света
Нынче совсем не до нас.

Впрочем, и мы не безгрешны.
Смута, она и в душе.
Жив ли теперь этот леший,
Может, и сгинул уже.


            ЛАДОГА

Все перед Господом равны,
Но есть привычка к униженью.
Предавшись ложному внушенью,
Молчат российские сыны.

И колокольчик под дугой
Не прозвенит над русской степью.
Усталый ворон мерной тенью
Кружит над павшею страной.

Неужто это на века,
Блокаду духа не разрушит
Святая Ладога-река,
И не проснутся наши души…



            ВЫБОР

Зачем такая мне любовь,
Не соловьиная, скупая,
Не сладка ягода лесная,
Солоноватая, как кровь.

Зачем такая мне любовь,
Немилосердная, нагая,
И явно, видно, не из рая
И с адом схожая судьбой.

Зачем такая мне любовь,
Скажите, ангелы, спасите
И от неё освободите.

-Нет, пусть останется с тобой.
Не вы, она вас выбирает,
Себе послушных оставляет.
Чего ты мучаешься зря,
Ведь это Родина твоя.


      СУТЕНЁР

Была когда-то  хохотушка
И гордость девичью блюла.
Он что-то ей сказал на ушко,
И вмиг доверилась она.

Теперь глядит на нас убого.
И ни при муже, ни вдова,
Забывшая про честь и Бога.
Вы догадались, кто она.

Хоть сутенёр уже в могиле,
Его подельники живут.
Пока приветили, умыли,
Потом и в рабство продадут.            


      МОЛЧАНИЕ

Не первый год опутывают нас.
Мы не рабы, но почему так кротки.
Неужто дело только в русской водке,
Что пьём с утра, не морщась, словно квас.

Прости меня, что этот сказ начал
О том, что в храм они, крестясь, входили
И пред иконой лживо говорили.
Народ молчал, и ты, Господь, смолчал…


       Дворня

Бояре думские сидят,
С крыльца толкают дьяки речи,
А мы стоим, сутулим плечи,
Как будто триста лет назад.

Такая рухнула страна.
Плечом, словцом не поддержали.
Куда, за кем тогда бежали.
Теперь не помним имена.

Кряхтит дворовая толпа.
На водку барин не скупится.
Проснёмся утром, чтоб напиться
И позабыть самих себя.

        ЛИЦО

Я не узнал лица страны,
Когда она вдруг обернулась
И как-то жалко улыбнулась,
Не спрятавши своей вины.

Не ей бы надобно стыдиться.
Мы не смогли красу сберечь.
Но не об этом нынче речь,
А что любить и чем гордиться…


          ПЕРВООЧЕРЁДНОСТЬ

Не удивить сегодня Русь
Мудрёным словом иль наукой.
Она почтёт всё это скукой,
А спорить с ней я не берусь.

-Да тут не спорить, друг мой, надо,
Мы с нею кровушки одной.
И время вместе со страной
Себя вытаскивать из ада.
Наука тут не так нужна,
Хотя потом нам пригодится.
Сегодня надо исцелиться
Душой. Она у нас больна.


НАСЛЕДСТВО

Рябь берёз да шорох торопливый,
Холодок осенний на устах,
И ручей не слишком говорливый,
Поворчит и скроется в кустах.

От кого, зачем мне всё досталось:
Синь небес, у берега волна
И полей застенчивая радость,
Да слезой умытая страна.


         ПЕРЕЦ

А нам без Родины не жить.
Она в крови у нас, под сердцем.
Хотя и жжёт позлее перца,
Но всё равно не разлюбить.

Пусть будет худо тем, кто сдал
Страну, народ свой по дешёвке.
Шумят осины, есть верёвки,
И будет лишним пьедестал.

Придёт ещё Всевышний суд.
А, может, и чуток пораньше
На криминальном где-то ланче
Им головёнки оторвут.


       СПАРТАК

Страна в наркозе. Топчутся хирурги.
Ножи, тампоны, лампы, провода.
Высокая больничная стена.
Омон внутри, спецназ стоит снаружи.

А за стеной толпа, базар, кабак
И мужики кирпичные в тойотах.
Глядит на них  сквозь прорезь пулемёта
Парнишка худенький Спартак.

 ЕСТЬ
С дождиком кислым смородина
Да журавлиная песнь…
Земля моя светлая, Родина,
Как хорошо, что ты есть.

Радуга воду студёную
Пьёт из ручья под горой.
Русскую сказку народную
Ветер принёс золотой.

Где-то торопится бродами,
Может, и добрая весть.
Земля моя светлая, Родина,
Как хорошо, что ты есть.


ИЗБРАННИКИ

Россия – солнышко! Ну что ты затомилась?
Сквозь тучи серые глядишь негорячо.
В кого ещё, как вдовушка, влюбилась,
К кому склонилась тихо на плечо.

Избранник твой опять куда-то манит,
Наговорить три короба горазд.
И заболтает, вновь тебя обманет.
Поосторожней будь на этот раз.
               

              МОЛИТВА

Молю тебя, Господи, истово
Помочь моей грешной стране.
Дай силы ей выдержать, выстоять,
Не сжечь себя в адском огне.

Пусть многое предано, продано,
Разграблено, сожжено,
И долго тебе ещё, Родина,
Бродить по снегам суждено.

Но верю, всё выдержишь, сможешь
Измене, вражде вопреки.
Прости все грехи её, Боже,
И помоги, помоги…


           КОЛОКОЛА

Малиновый пасхальный звон,
Ко-ло-ко-ла  зво-нят в Рос-си-и.
Со всех сто-рон, со всех сто-рон
Безумство музыки и сини.

Над куполами облака
И небеса над облаками.
Звонят, звонят колокола
Через века и над веками.

Над тем, что было, есть сейчас,
Над тем, что, может быть, случиться.
Ты вспомни, Господи, о нас
И дай России возродиться.


 









ЖАР-ПТИЦА








                Более всего облекитесь в
                любовь, которая есть
                совокупность совершенства.

                Колосс. 3, 14.



















 
         ПОЛЫНЬ

Не сойтись на причале отныне.
Наша прошлая жизнь уплыла,
Словно дым над рекой от костра,
Где горели две ветки полыни.

Ты сама их бросала в огонь
От обиды иль просто от скуки
И держала над пламенем руки,
Колдовала о были другой.

Не развеять по ветру печали
И полынный дымок на устах,
И на этих пришедших строках.
Они тоже в костре побывали…
       
        БЕЛАЯ ЛЕБЕДЬ

Не сберегли любовь, не сберегли,
Над ней прошли холодные дожди.
Она ушла с дождями по реке,
Оставив лишь колечко на руке.

И где-то там, в верховьях, на лугах,
Она как лебедь белая в снегах.
Ей не взлететь, волну не сбить крылом
И только тихо плакать о былом.
                ВДОВА

Послевоенная глубинка
Ещё звучит в сердцах война.
Ещё покатится слезинка,
Слезой умоется страна.

Вдова. А ей всего за двадцать.
И вроде в бабах не была.
Хоть обвенчалась в восемнадцать,
Две ночи с мужем провела.

Ушёл Семён совсем безусый.
-Я ненадолго. Подожди.
-Лёг навсегда у Старой Руссы,
Слова последние: «Прости…»

Глядит с портрета: «Что ж, Полина,
Знать, наша такова судьба.
Ни дочки нет у нас, ни сына,
И покосилась вон изба.
Ты мне теперь почти сестрица,
Кого полюбишь, выходи.
А если буду тебе сниться,
То ты за это не кори.»

Поплачет вдовушка, поплачет:
Подушка стерпит всё, поймёт,
И ночь, как траурное платье,
Почти беззвучно упадёт.

Сосед женатый задевает,
Свяжись, на всё село позор.
Встаёт доярка, чуть светает,
Корова, сено, скотный двор…

Неужто будет так годами,
Одно и то ж и ночь, и день:
Подушка, мытая слезами,
Стена да стылая постель.

«Ну что же ты, Семён, не спасся,
Не уберёг себя, родной?»
«Поплачь, Полинушка, поплачься,
Поговори ещё со мной…

          СУЖДЕНО

Глаз твоих озёрную певучесть,
Губ твоих горячее вино
Суждено мне, обжигаясь, мучась,
Пить, любить и помнить суждено.

И хмелеть мне суждено тобою,
И болеть тобою осуждён.
Колдовской лесной разрыв-травою
Я к тебе навек приворожён.

Никуда не спрятаться, не деться.
Ты везде касаешься крылом.
И тепло, и нежно бьётся сердце
И грустит, и плачет о былом…

         ОСЕННИЙ ВАЛЬС

Есть что-то в осени очень нам близкое,
Словно нам с ней заодно
Слушать мелодию ласковых листьев,
Пить золотое вино.

Припев:
Ты не грусти,
Осень прости,
Что поспешила немножко.
Видишь, как лист
Падает вниз,
Прямо к тебе на ладошку.

Алой рябины обманчивы сладости,
Горьким окажется вкус.
Хватит и этой нечаянной радости
Осенью вспыхнувших уст.

Очень хочу, чтобы ты мне поверила,
Тихо склонясь на плечо,
Если прошло, то не значит, потеряно,
Может, найдётся ещё.

Припев:
Ты не грусти,
Осень прости,
Что поспешила немножко,
Видишь, как лист,
Падает вниз
Прямо к тебе на ладошку.


ЧЕРЁМУХОВЫЙ
                ВАЛЬС
               
 Я черёмуха
Бело-белая.
У меня есть для вас
Про запас
Светлый вздох, нежный взгляд,
Слово первое, верное,
Тихий, ласковый, чистый,
Нерастраченный час.

Пусть ломают мне кисти,
Дарят милым букеты,
Вызреть спелою ягодой
Не дают мне в свой час.
И не все мои песни
Будут девичьи спеты
На ветру у реки
В белом платье для вас.

Я росою прохладной
Майским утром умоюсь,
Светлой песней раскинусь,
Никого не виня.
Я о нежности вашей
И своей беспокоюсь.
Вы на танец, на  первый,
Пригласите меня.

И за то, что сбылось,
Довелось быть желанной,
В белом вальсе кружиться
На весеннем балу,
Я прощаю вас всех.
Снежным облаком плавно
В синем небе над вами
Высоко проплыву.

Я черёмуха
Бело-белая.
У меня есть для вас
Про запас
Светлый вздох,  нежный взгляд,
Слово первое, верное,
Тихий, ласковый, чистый,
Нерастраченный час...
   

                ПЁРЫШКО

Махни крылом, прощаясь, друг мой милый,
И пёрышко на память урони.
Не вечно всё и тленно в этом мире,
И гаснут звёзды, как и фонари.

В вечерних сумерках растает твоё эхо,
И тенью хмурой ляжет темнота.
Любовь – порыв, а может, она веха
Иль взятая когда-то высота.

Или пожар, где торжествует пламень
И плавится, кипит горячий стих,
А может быть, она тяжёлый камень,
Что накатился сверху на двоих.

И на гранитной на его странице
Начертано: «До гроба. На века.»
А может быть, любовь – две белых птицы
Да вольная широкая река.

Поплавали, понежились, вспорхнули
И разлетелись обе налегке.
Нам на прощанье крыльями махнули.
Лишь пёрышко горячее в руке…


МАРКИТАНКА

Наш полк гусарский выйдет спозаранку,
Недолгим был, но ласковым привал.
А я целую в губы маркитанку
И поднимаю за любовь бокал.

Припев:
Гусаром быть – нелёгкая затея,
Скрипит седло, да сабелька востра.
И за своё Отечество радея,
Мы в бой пойдём под русское «Ура!»
Ура! – Ура!

Не говори о чувствах своих пылких,
Их у тебя, наверно, долгий счёт.
На нас глядит со дна пустой бутылки
То ль ангел светлый, то ли рыжий чёрт.

Пусть эта ночь прольётся спелой страстью
Взахлёб, навзрыд, бездумно и грешно,
Своей хмельной и сладостною властью
Ей повенчаться с нами суждено.

Наш полк гусарский выйдет спозаранку,
Недолгим был, но ласковым привал.
А я целую в губы маркитанку
И поднимаю за любовь бокал.

      ОДА ЖЕНЩИНЕ

Женщина. Она весна красна.
Полыхнет, как зарево пожара.
Но порой бывает холодна,
Холодней снегов Килиманджаро.

Женщина, как быстрая река,
Нас несёт в любовь и океаны.
Но ее лукавая рука,
Сыплет соль нам иногда на раны

Женщина. Она для нас костёр,
Подойдёшь поближе – обожжёшься.
Женщина. В ней глубина озёр,
В жаркий день прохладою напьёшься.

Женщина – сиреневый туман,
Солнышко, что в небе заиграло.
Женщина – всегда пустой карман,
Сколько ни положишь – будет мало.

Женщина - пресветлая роса,
Радуга и ласковая песня.
Матерей скорбящие глаза
Глянут вдруг на нас из поднебесья.

Женщина – таинственная даль
И тоска по берегу чужому.
Женщина – извечная печаль
По теплу домашнему, родному.

Женщина. Она ненавсегда,
Выпорхнет и улетит как птица.
Женщина – прекрасная звезда.
Как в неё, скажите, не влюбиться…


      УСОПШИЕ

Былого нет уже желанья
И трепетного нет огня.
Они покинули меня,
Сказали тихо: «До свиданья».

И я почти не сожалею.
О чём жалеть, кого винить?
В любви нет места мавзолею,
Усопших надо хоронить.

        ТРАВА

Позабуду, не вспомню украдкой,
Словно не было вовсе тебя.
Чай с травою забвенья несладкий
Стану пить по утрам я три дня.

Пусть туманом серебряным сходит
Взмах руки и небесный твой взор
И с ума меня больше не сводит.
Вот такой мой теперь приговор.

Только сердце опять вдруг застонет,
Загорится, как пламень костра.
Всё до капельки снова припомнит.
Не поможет мне эта трава.

        ЗАОДНО

Где нет души, там нет и света,
А там, где тьма, и разум спит.
И ты, мой друг, почти убит
Вот в это пасмурное лето.

Ушла любовь, а без неё
Одни холодные потёмки.
Глядят небескорыстно тётки
На одиночество твоё.

Не постучится в дверь строка,
И рифма звонкая не будит.
Быть может, осень нас рассудит.
Она идёт издалека.
Лист понемногу золотится,
Заглянет солнышко в окно.
Любовь всегда с ним заодно,
А значит, может возвратиться
              СНЕГА

Тают годы и сходят снегами.
Как ручьи, разбегаются дни.
Мы плывём меж двумя берегами
На серебряной яхте любви.

Лет немало уже миновало.
Поднимали ветра паруса.
Солнце нас по утрам целовало,
Говорило устами в уста.

А теперь в тихой речи заката
Неразборчивы стали слова.
И молчат, да глядят виновато
Бело-белые наши снега.


           СОКРОВЕННОСТЬ

Любовь. Она не на показ.
И сохрани мгновения,
Своей души рассветный час
И тайну откровения.

Ты славословием её
Не утомляй, не потчуй.
Она, как солнышко, взойдёт
Вдруг посредине ночи.

Народ уснувший не буди,
Лишь ей одной откройся.
Пускай горит в твоей груди,
А утром разберёмся.

              ВЕРА
Прокричит тепловозик простуженный,
Перекличка затихнет колёс.
Но опять не приедет твой суженный,
Хоть и выплачешь озеро слёз.

Знать, не любит. Зачем тебе мучиться,
И пора позабыть бы его.
А змея городская, разлучница,
Поит зельем дружка твоего.
Только ты лишь в хорошее веришь
И слезою умоешься вновь.
По-другому любить не умеешь,
Да и есть ли иная любовь.


          ТРЕНИНГ

Тоской горючей не казнись
И не винись в своей печали.
Зачем неласковую жизнь
Опять оплакивать ночами
Такими милыми очами.

А у кого она как мёд.
Кругом сплошная непогода.
Но завтра солнышко взойдёт
И улыбнётся с небосвода.
Блаженна русская природа.

Кручиной-ивой не клонись
И подними свой взор плакучий.
Ты посмотри, какая высь.
Под ветер синий и певучий
Ушли нерадостные тучи.

Они тревоги унесли,
Забрали горечи с собою.
Как будто озеро любви
Образовалось над землёю
И разлилось волной хмельною.

И нам любви не миновать,
Она с небес светло струится.
 Есть смысл тебе не горевать,
От грустных дум освободиться
И, может быть, в меня влюбиться…



           ГЛАСНОСТЬ

Жена кричит, а муж – смиренье.
Молчит покорнейше с утра,
Когда с похмелья голова
Признать готова пораженье.

Зато потом, уже к обеду,
Трубит, ревёт, как дикий слон,
Уходит в новый выпивон
И празднует свою победу.

У них война, верней сраженья,
Гремят не первый год уже.
Живут на пятом этаже
И надо мною, к сожаленью.
Прифронтовая полоса,
Точней сказать тут надо, зона.
Всё в рамках вроде бы закона,
И гласность как бы нам нужна.   

         ЗАРЕЧНОЕ

Петухи заречные горласты
И кричат от Волги до Оки:
«Приходите в полдень, братцы, драться
К нам по эту сторону реки».

Пусть орут, у них судьба лихая.
Пожелаем пуха и пера.
А у нас с тобою ночь хмельная
И ещё не выпита до дна.

По глотку, ещё раз по глоточку.
Льётся ночь стыдливо и грешно,
Просится настойчиво к нам в строчку.
С петухами, видно, заодно.


      СВЕТЛАНА

Моя рассветная любовь,
Моя вечерняя прохлада,
Ну что с тобой, ну что с тобой,
Что загрустила ты, Светлана?

Идут за днями дни-дожди,
Года-снега, года-метели.
Ещё один вот позади,
Мы оглянуться не успели.

И на излучине реки,
На перекате неглубоком
Касаюсь маленькой руки
И взгляд ловлю твой синеокий.

Не изменить теченье слов,
Когда они уж отзвучали.
Всё то, что было и прошло,
Не обращай в одни печали.

Моя рассветная любовь,
Моя вечерняя прохлада,
Ну что с тобой, ну что с тобой,
Что загрустила ты, Светлана?


               ПРИЧАЛ

Ну что с тобой?  Какая вновь беда
Подстерегла тебя в укромном месте?
И я к тебе, к жене своей, к невесте,
Спешу в июль сквозь прошлые года.

Их набралась уже толпа густая,
Протиснуться сквозь строй их нелегко.
Сиреневое платье далеко,
А голова моя уже седая.

Шипова Светочка, ладошкою махни,
Сойди на миг на Солнечном  причале,
Где в первый раз любовь свою встречали
И до сих пор, быть может, сберегли.

А, может быть, не сберегли чуток,
И многое с волной речной уплыло,
И всякое у нас с тобою было,
Я не любил короткий поводок.

В дом не спешил, дарил тебе печали,
Хмелел от встреч. В работу уходил.
Но никогда ни с кем не находил
Того, что было с нами на причале.

Спешу к тебе сквозь многие года,
Возьми меня на поводок скорее.
А мне в ответ: «Ещё, мой друг, не время.
Не торопись, седая голова»…

         СОЛОВЬИ ЗИМОЙ

Как удивительно и странно:
Среди зимы свой гимн любви
Вдруг на заре запели страстно
В снегах российских соловьи.

Искристо, солнечно, морозно
Да иней сыпался с ветвей.
-Нет, никогда любить не поздно,-
Пел, надрывался соловей.

Приснилось, может быть, приснилось,
Пригрезилось в полях-годах,
Как серебрилась и струилась
Песнь соловьиная в снегах…

 ДОЖДЬ СЕРЕБРЯНЫЙ

Постучался утром рано
Дождь серебряный в окно:
-С днём рождения, Светлана,
На дворе уже светло.
Будь счастливой и здоровой
И красу свою храни,
Да с улыбкою весёлой
Мне окошко отвори.
Обниму и поцелую
Тебя в девичьи уста.
Может быть, и заночую
На окошке до утра.


         РОСА

Много ли или мало любил,
Не о том я. Одно только понял:
Тех, с кем было легко, позабыл,
А кого я обидел, всех помню.

Оттолкнул, хлопнул дверью, ушёл,
На письмо не ответил, не встретил.
Пред заплаканной женской душой,
Понял позже, мужчина в ответе.

А тогда всё казалось иным,
Не жалел, торопил свои годы.
Может, с бесом дружил молодым,
Недосыта напился свободы.

Угли ссор догорали в тени,
И не видно им было незрячим,
Что сказать надо было «прости»,
По следам возвернувшись горячим.

А теперь на остывшей тропе,
Что ищу я, винюсь пред дождями,
И роса как слеза на траве,
И трава вся умыта слезами…

           СОЧИНЕНИЕ

Храним рачительно любовь,
Слегка придуманную нами.
Она, как чайка  над волнами,
Кружит над нашею судьбой.

А вдруг возьмёт и улетит,
Мы сочиним ли вновь красивость?
Она вчера на нас косилась
И был недружелюбный вид.


         ОКЕАН

Идёшь в его объятия тугие,
Пропахшие вином и табаком,
Знакомые с дешёвым кабаком
И на любовь мужскую не скупые.

Сумеешь ли простить ему обман
И грубость ласк, и холод отчужденья
За этот миг полёта и паденья
В бушующий волнами океан.


            КОЛЕЯ

Я по привычке как-нибудь проеду
По этой полупьяной колее,
А ты зачем идёшь за мной по следу
И примеряешь путь мой на себе. 

К чему тебе неверные  дорожки.
Гляди, какой вокруг большой простор.
И как стройны, красивы твои ножки,
Хотя о том отдельный разговор…


          БУКЕТ

Талантов много на Руси.
Один талант дарит нам нежность,
Другой – трепать  и портить нервы,
А третий – откровенный псих.

Ты всех троих объединила
В один волнующий букет.
И, не сказавши слова «нет»,
Ему на свадьбу подарила.

А у него другой отчёт:
Прощать, терпеть, не заводиться,
В тебя без памяти влюбиться.
А что букет? Во всю цветёт…


       ТЩЕТНОСТЬ

Наверное, перестарался,
И не жалея пылких сил,
Горел, кипел и задыхался,
А что искал, не находил.

И знал ли сам, что было надо
Найти в пылающем огне.
С утра повеяла прохлада,
А ты уже звонишь ко мне…


         У    МОРЯ

Морской прибой с косой песчаной
Светло целуются с утра.
У них роман вполне банальный,
В любовь красивая игра.

Но погляди, какая радость,
Свобода, щедрость, простота.
И что иное мне осталось,
Как целовать тебя в уста…


       СТРЕЛА

Стрелы восточной остриё
Мне под ребро засело крепко.
Она ходила, видно, в девках,
А вот теперь нашла своё.

И как жена прильнётся рядом,
Притихнет, вроде не болит.
Довольно кроткая на вид,
Уж не пропитана ли ядом.

Оставь меня, стрела, прошу,
Лети на волю, что томиться.
- А мне здесь очень сладко спится.
Я никуда не полечу.


         ФИАЛКА

В моём саду цветёт фиалка,
Росы хмельной испив с утра,
Смугла, как юная татарка
Или персидская княжна.

Откуда здесь она приснилась,
Не сеял я, не звал. Вопрос.
Быть может, ветер тёмно-синий
Златое семечко принёс.

Привет, заблудшая принцесса,
Расти, цвети и здравствуй здесь.
Признаюсь, я и сам повеса,
И в сад чужой не прочь залезть.


          НЕЛАД

Моя любовь пройдёт, уйдёт
И на меня не обернётся,
Но может быть, ещё вернётся,
Когда соловушка споёт.

Ну а пока зима вокруг
И всё, что было, заметает,
А снег, похоже, мне не друг,
Он что-то знает, но скрывает.

Да я и сам уже не рад
Узнать, что будет там, за далью,
С моей любовью и печалью.
Они идут всегда не в лад.

     СОМНЕНИЕ

Гроза прошла над головой,
И мы остались невредимы,
Да и тому ж ещё любимы,
Умытые дождём-слезой.

Чего ещё желать и ждать,
Скажи спасибо за везенье.
- Да, нет. Тут есть одно сомненье,
Грозы опять не миновать.


        ОЖИДАНИЕ

Не чувствую тепла в твоей руке,
Не слышится знакомое дыханье.
Но словно белый лебедь по реке,
Плывёт ко мне с волной воспоминанье.

Привет тебе, лебёдушка моя,
Опять, гляжу, немного припоздала.
Куда от нас надолго улетала,
Дождусь ли я когда-нибудь тебя.


     КЛЕОПАТРА

Клеопатра ночи продавала,
И цена им страшная была:
У того, кого она ласкала,
С плеч слетала утром голова.

Но толпились воины и слуги
У покоев царских на крови.
Ну а вы, приятели и други,
Так же вот почтительны к любви.

Чтобы так: глоток любви и плаха,
Выпить ночь до капельки, до дна
Пламенно, неистово, с размахом.
…Вот же были, братцы, времена!

        ЖЕНА

К тебе не каяться иду,
Тут дело, знаешь ли, иное.
Оно у сердца на виду
Да и до капельки родное.

Свет глаз озёрных никогда
Не позабыть и не измерить.
Все эти долгие года
Он мне подсказывал не верить
В то, что любовь не навсегда
И кратковременное дело,
И что жена не та звезда,
Которая б всю жизнь горела.

Погаснет, мол, и упадёт.
Старушкой дряхлой обернётся
И будет лезть в твой огород,
Да заслонять спиною солнце.

Я раньше слабо понимал,
Подсказки слушал неохотно,
А вот потом в беду попал,
И та меня схватила плотно.

Прижала к стенке, обняла,
Храпеть повадилась в постели.
Затем в больницу отвела,
Где чах я целых три недели.

С работы забегут друзья
И пропадут. Забот хватает.
Дела, проблемы и семья,
И каждый сам себя спасает.

Страна в бреду, полупьяна.
Когда она нас понимала.
И хорошо, что есть жена,
К тому же с именем Светлана.

В беде не бросит и спасёт,
И за меня попросит Бога.
Грехи мои простит, поймёт,
А их набралось очень много.

Но я не каяться иду.
Тут дело, знаешь ли, иное.
Оно у сердца на виду,
Ему до капельки родное.
 

          КУРС

Ручей любви, ликуй и пой,
Стремись к реке и океану.
Не верь пугливому туману,
Что всё закончится зимой.

Она сегодня из крутых.
Насыплет снега до макушки.
Есть темперамент у старушки,
Коней седлает молодых.

В морозе русском свой азарт.
Зима забавами богата.
А там, глядишь, уже и март,
И у него любовь не брата.

Он под хмельком, но нет, не пьян.
Его  весна поцеловала.
И значит нам пора настала
Припомнить курс на океан.


       ПОПРАВКА

Отцвели хризантемы в саду или нет,
Пусть не песня, душа разберётся.
У неё непременно найдётся,
Отзовётся  желанный ответ.

Закрываться б калитка не стала
В том саду, где любовь расцвела.
Можно в песне поправить слова,
Лишь бы только душа пожелала.


          ВОРОТА

Эта женщина, знать, роковая,
Раз до края меня довела.
Оборвалась дорожка хмельная
Там, где встала глухая стена.
            
Что  за нею? Трактир иль больница,
Иль погост с пожелтелой травой,
Ну а может, острог да темница?
Обойду я её стороной.

Но ворота открылись со скрипом,
И кольнуло недобро в груди,
Словно голосом властным и  хриплым
Приказали: «Давай, заходи…»


          НА ВЕКА

Не перестану любоваться
Природной женской красотой
С её естественным румянцем,
Косою русой за спиной.

Ресниц приклеенных не носит,
И уст помада не коснись.
И даже если ей под осень,
Она красивая как жизнь.

Не макияжное  надбровье,
Татуировок баловство,
А стать, достоинство, здоровье,
Природы русской колдовство.

Красою светится незряшной,
И чистотою родника.
Мне скажут: «Это день вчерашний.»
Да, нет же. Это на века.


         ПЛАНЕТА

Меня покинула Планета.
Ушла в созвездье «Рыжих псов».
И я скитаюсь в это лето
Среди иных, чужих миров.

Как неуютно во Вселенной.
Ветра насквозь и глыбы льда.
Но телефон обыкновенный
С утра звонит. А вдруг она…


       РЕПЕРТУАР

«Любви все возрасты покорны…»
Знаком я с этою строкой.
Вопрос не в том, что ты седой,
А почему такой проворный.

Любовь-тепло, а  не угар.
Она не любит беспредела.
Прекрасно, что душа запела,
Но а каков репертуар?




      КИТЕЖ-ГРАД

Я пред тобою виноват
За то, что я в тебя  влюбился
И вдруг нежданно объявился,
И всплыл, как будто Китеж-град.

Ты не обрадовалась. Нет.
Одно лишь только изумленье.
Цветёт иное поколенье.
Я опоздал на много лет…


          СТРОЧКА

Расстаться и вычеркнуть, словно строку,
Из боли, обиды и сердца.
А может, полынную эту тоску
Принять как чужое наследство.

Авось, перемелется, сгаснет, сгорит,
Годами, снегами растает.
Иль сердце под утро опять заболит
И строчку на место поставит.

        ПЕЧЕНЬЕ
Перемололось всё не раз,
И приготовлено печенье.
Имеет ли теперь значенье,
Что я любил когда-то Вас.

Сгорела, стаяла, как дым,
Любовь весенняя, шальная.
А за окном зима седая.
Давай о ней поговорим.
      

         ДОРОГА

Печалится, как женщина, дорога,
Забыл её нечаянно народ.
Глядит с тоской и просит тихо Бога,
Чтоб появился утром пешеход.

Пусть плохонький и с палочкою, хворенький,
А всё живая, тёплая душа.
И вот идёт красивый и молоденький,
Издалека и явно не спеша.

И ясно тут, что всё у них получится,
И песнь сложить, и сочинить ночлег.
А ночь пройдёт, опять судьба-разлучница
Махнёт рукой прохожему вослед.


         МИНОР

Засентябрило. Скоро осень,
И лето красное прошло,
Стучится зябкий дождь в окно,
О чём-то нас, похоже, просит.

Не ясна нам его мольба,
Что по стеклу спешит пролиться.
Вздыхает, падает листва,
Как пожелтевшая страница.

Мой светлый друг, и мы с тобой
Притихли что-то, заскучали.
С ладошки выпили печали,
Что разлилась вокруг рекой.


      МОТЫЛЬКИ
                О.А.
Свеча горит изысканно красиво,
А мотыльки восторженной гурьбой
Летят, горят, успев сказать спасибо
Тому, кто свет зажёг во тьме ночной.

Да, есть в любви жестокая услада,
И красота порой не по плечу.
Летим, горим. Зачем нам это надо?
Быть может, лучше погасить свечу.

Вы скажете, какой же он сухой,
И сердце, знать, холодновато бьётся.
Попробуем его согреть строкой.
- А что свеча?
- Она сама зажжётся…


           НОТА

Не всё ещё у нас с тобой
Закончилось на низкой ноте.
Давай в любви, как на работе,
Устроим нынче выходной.

А там посмотрим, что случится,
Придёт ли музыка сама.
И может быть, не задарма,
А скажет: «Надо расплатиться.
Покоем, нервами, рублём,
Огнём, бессонными ночами…»

-По мне, так лучше бы речами.
Слова и ноты мы найдём.


         КРЫЛЬЯ

На миру, на пиру, на зелёном ветру,
Там, где буйные травы сплетались,
И у всех на виду, на крутом берегу,
Мы друг другу в любви признавались.

Вот и радуга-песня над нами взошла,
И река разыгралась волнами.
У меня, у тебя – два упругих крыла.
А куда полетим, мы не знали.

          СВЕТА

Лета ни капли не жалеют,
И тает прежняя краса.
Лишь только очи голубеют,
И в них все те же небеса.

Гляжу, светлею понемногу,
Вечерним солнышком согрет.
А сколько там осталось лет,
Не знаю я. И славу Богу.

Пусть этот тающий закат
Неторопливым словом льётся.
Мне так светло с тобой живётся.
Я светом ласковым богат.


      КРАТКОСТЬ

Быстрая радость вспорхнула в окно,
Села напротив, смеётся.
Я её ждал, дожидался давно,
Верил, что снова вернётся.

Здравствуй, красавица. Ясный мой свет,
Располагайся как дома.
«Нет, мой хороший, - шепнула в ответ, - 
Я, как всегда, ненадолго».

Чуть посидела и снова в окно,
В зимний, завьюженный вечер.
Холодно там, неуютно, темно,
С кем-то ещё у ней встреча.


             ЁЖ

Что любовь? Ей всё равно,
Кто пред ней, глупец иль гений.
За Полиной Виардо
Колесил Иван Тургенев.
По всему по белу свету,
За чужой женой при этом,
Оставаясь холостым
И совсем не молодым.
В Бессарабии под солнцем
Пушкин женщин целовал
И чуть было не попал
На расправу к рогоносцам.

Маяковский, Осип Брик
Вроде даже бы дружили,
Но с одной женою жили.
Сексуальной моды крик.

А Есенину Дункан
В мамы-мамочки годилась.
Танцевала, молодилась
И звала за океан.

Даром ли у нас в народе
Говорят: «Любовь слепа,
Можно втрескаться в козла,
Что пасётся в огороде».
Есть в любви огромный риск,
Часто голову теряешь.

-Что-то ты не понимаешь,
Раз такое говоришь.
Нет. Любовь, она, брат, зряча,
Если, правда, настояща.
Видит ясно, не собьёшь,
Кто ты, сокол или ёж.
Ты, похоже, ёж колючий,
Потому такой и злющий.


       ПРОТИВОЯДИЕ

Рука в руке. С тобой мы рядом
Но это только внешне всё.
Напоено смертельным ядом
Сердцебиение твоё.

Я чувствую, как он стекает
Ко мне в ладонь и в кровь идёт.
Холодный, будто талый лёд,
Тяжёлый, словно камень.

А руки разомкнуть нельзя,
Противоядие готовлю.
Прошу простить за всё меня,
Склонившись головой седою.
            

        НЕСВЕТЛОСТЬ

Зачем любовь, когда она мне в тягость.
К тому ж почти вся выпита до дна.
Остался только запах свежих ягод
Да терпкий вкус червонного вина.

К чему слова. Они, что снег весенний,
Тускнеют, горбятся и тают тяжело.
Ушла любовь. Не надо сожалений.
Но что же так на сердце несветло.


           СКАТЕРТЬ

Любит – не любит, ромашка слукавит,
Будет – не будет, не молвит волна.
Лодка любви разобьётся о скалы
Иль доберётся до свадьбы она.

Помнит – не помнит, раскладывай карты.
В окнах напротив погасли огни.
Капают, капают слёзы на скатерть.
Было иль не было этой любви.

Только осталось предание дальнее,
Бабушки Кати подарок родной.
В жёлтом комоде хранится приданое,
Старая скатерть да с новой слезой.


           ПОВИНИТЬСЯ

Как свеча, тихо стаяла радость,
Приютилась печаль на устах.
Что с тобою, любовь моя, сталась,
На каких унеслась на ветрах.

Не догнать, не вернуть, не проститься.
Мы на разных уже берегах.
Разве что пред тобой повиниться
В набежавших, как слёзы, строках…


          ПОДСНЕЖНИКИ

Уходит зимняя сугробность,
Прощаются навек снега.
А Ваша нежность, моя робость
Глядят на нас издалека.

Наверно, ждут ручьёв певучих,
Тех не смущает разность лет.
Стою, молчу. На всякий случай
Держу подснежников букет.


           ЖАР-ПТИЦА

А ты подумал прежде, чем влюбиться,
Тут есть, мой друг, одно большое но.
Представь, в окно с налёта бьётся птица,
И кровь течёт, и вдребезги стекло.

Влетела в дом и всё перевернула,
И молнией насквозь тебя прожгла.
Затихла вдруг и на груди уснула,
Расправив два израненных крыла.

Намаешься с такою сумасбродной.
С покоем праздным надолго простись.
А ты, похоже, мальчик ещё скромный.
Зачем тебе приманивать жар-птиц.

            ТОСКА

Куда мне деться от тоски
Твоих ладоней, белых лилий.
Плыть по течению реки
Они меня уговорили.

Плыву в забвении глухом,
Не помня времени и счёта.
Одна тоска твоя кругом,
А я всё жду ещё чего-то.
      
         БУДНИ

Лица красивого овал
И глаз лукавых наважденье.
Пришла ко мне, как день рожденья,
Который ждал я и не ждал.

Как с этим праздником теперь,
Когда кругом сплошные будни.
Мы философствовать не будем
И закрываем на ночь дверь.


         БАЛЬМОНТ

Ещё жива любовь твоя,
Но всё прохладней говор строчек.
Они бегут под ветерочек
От утомлённого огня.

За ними гнаться ты не стал.
Глядишь на кромку горизонта,
Похожий чем-то на Бальмонта.
Он здесь поблизости бывал.


             МИГ

Я тону в небесах твоих синих,
Обнимает, целует волна.
Много женщин на свете красивых,
А любимая только одна.

Пусть снегами года осыпают,
Только хладным летам не под стать
Вспыхнут вдруг и светло запылают
И слова, и сердца, и уста.

Не стыдись, не казнись, не тревожься,
Понарошку ли то иль всерьёз,
Если вдруг ты на миг обожжёшься,
Если светлые слёзы прольёшь…

            ВОСХОД

Мы по кругу живём. Возле солнышка ходим.
По душе нам его недосказанный свет.
Вот ещё один год мы с тобою проводим
И помашем зелёною веткой вослед.

Дай ладошку свою. Сдуну все я печали.
Пусть кружится, поёт наших лет хоровод.
Новый год настаёт. Всё начнётся сначала.
Первый снег. Первый взгляд. И наш первый восход.         

         
         ПРИЧУДА

Легко ль найти иголку в сене,
Травинку-злинку на лугу,
Тем паче, если ты не гений
И не какой-нибудь гуру.

А Вы мне ставите проблемы,
Решай, мол, коль не дурачок.
Нет, лучше рабство и галеры,
Чем ваш капризный каблучок.

Какую новую причуду
Готовите на этот раз?
…Прости, не плачь. Не бей посуду.
Мы всё с тобой решим сейчас.



























               














КРАЙ










                Итак каждый из нас
                за себя даст отчет Богу.
 
                Римл. 14, 12.

















           КРУГ

День сегодняшний станет вчерашним с утра,
Не успеем мы даже проснуться.
Может, вся наша жизнь проходила вчера,
А сегодня решила вернуться.

Перед Господом – грех, перед миром – долги ,
Словно кто-то нас взял на поруки.
Мы по кругу идём. Тяжелеют шаги.
Кратки встречи, длиннее разлуки.

И Земля – тоже круг. Ей орбита дана.
И в метели межзвёздные, вьюгу
Ходит Богу верна. Всё одна да одна
И по кругу, по кругу, по кругу…


МОЛИТВА-БЛАГОДАРЕНИЕ

Господу Богу с утра помолюсь,
Небу и солнцу порадуюсь,
Миру земному опять удивлюсь,
И дождик целуется с радугой,
Где белые платья черёмух-невест
У речки хмельной на закате,
Да чайки крыло, словно добрая весть,
На дальнем мелькнёт перекате,
Где женщины тихой, вечерней красы
В озёрной воде отраженье,
Влюбленные маки, напившись росы,
Решились на самосожжение.
И коршун над степью и меч, и стрела,
И гуси кричали у Дона,
А лебедь-царевна ко мне приплыла,
Как будто бы к князю Гвидону.
Где тает под вечер горячий с полей
Апрельских сугробов угрюмость,
И так надрывается всласть соловей,
Как будто зовёт снова в юность.
Где грозы и смуты на стыке веков,
И томится русское поле,
И реки выходят из берегов
От пролитой крови и боли.

…Грехов наших  тяжких набралось сполна,
Багряных, как листья под осень.       
Что дал нам Господь, мы всё выпьем до дна
И снова у Бога попросим.

И позже, о Господи, в царстве ином
Душою чисты и прозрачны,
Мы вспомним о мире, о грешном, земном,
И, помолившись, заплачем.

         СУДЬБА

Судьба неласковою стала.
Начнёт ворчать уже с утра,
Что от меня она устала,
Не хочет гнуться задарма.

Корит меня за безрассудство.
На кухне рядышком сидит,
Пьёт чай, как бабушка, из блюдца,
У ней хороший аппетит.

Не спорю, слушаю, киваю.
Родная всё-таки, своя.
Хотя не очень понимаю,
Чего ей надо от меня…


          ИДЕНТИЧНОСТЬ

Кто есть сегодня русский, братцы?
Непросто тут найти ответ.
Графы в анкете пятой нет.
И как, скажите, разобраться?

К тому же «новых русских» слой
Растёт, общается по-свойски,
Страною правит  по-ковбойски,
Разноплемённый и крутой.

Язык один, а речь иная,
И нет в ней прежнего родства.
Русскоязычные слова,
Но в них душа уже чужая.               

Нам скажут: «Русским можно стать,
Коль есть желание и мода.»
-А как же мнение народа?
-А где его теперь искать?


              ГЛУХОТА

Ищи, свищи, как ветра в поле,
В чём жизни смысл, где свет добра.
А голова болит с утра,
И как бы не напиться с горя.

Страну такую промотать,
Разворовать и обанкротить.
А тень её за нами бродит
И нас не хочет забывать.

Но мы без памяти живём.
С нуля начать готовы снова.
И вещего не слышим слова.
А коль услышим, не поймём.


           ЛЬДИНА

Прошёл давно я середину,
Почти на краешке стою.
На жизнь, как тающую льдину,
С тревогой смутною смотрю.

Что будет там и кто нас встретит
На перекате впереди?
Быть может, спрыгнуть с льдины этой
И дальше берегом пойти…


        ЛАДЬЯ

Вот и прожита жизнь,
Будто глянул в окно.
Посмотрел, подивился и баста.
И закрылось оно, и вокруг всё темно.
Ну а что дальше будет, неясно.

Не взглянуть через щели
Сосновой ладьи,
Что плывёт и волною не плещет.
Ты в окошко гляди и меня не зови.
Час настанет, я сам тебя встречу…


          МАДРИГАЛ

Напишите, как умру,
На гранитной плитке
Мою тихую строку,
Только без ошибки:

- Не судите горячо,
Вспомнив о поэте.
Может, встретимся ещё
Не на этом свете…


              ПЕСНЯ
Если песня народом поётся
И твои там найдутся слова,
Значит, жизнь ненапрасной была,
Да и в смерти, быть может, зачтётся.

Вдруг заденет бабусю строка.
Пред косою своей прослезится:
- Я старуха, но всё же девица
И когда-то была молода.
Пусть живёт и стихами лопочет.
Будет время, объявится сам,
И тебя ему в руки подам.
Ты ведь тоже до песен охоча.

Не спеши, серебрянка-коса.
Моей крови напиться успеешь,
А потом, как всегда захмелеешь,
Перепутаешь спьяну слова…

          РОДСТВЕННИКИ

В чём жизни смысл? Скажи, философ.
Ты много книжек написал.
Одну из них я прочитал.
Устал при этом, словно лошадь.
Язык тяжёлый, будто лом.
Без словаря не разобраться.
Нельзя ль сказать попроще, вкратце,
Зачем на свете мы живём?

-Вопрос большой. Не всё так просто,
И краткость не всегда нужна.
Хотя таланту и сестра,
Но разные бывают сёстры.
Смысл жизни каждый видит свой.
Один – в добре, другой – в любови,
А третий вечно жаждет крови,
И по душе ему разбой.
К себе прислушайся, почтенный,
Души почувствуй тихий глас.
А он у каждого из нас
Особенный и сокровенный.

-Так что тогда? Сплошная воля,
А как же общество, народ?
Ведь жизнь – не частный огород.
Она – общественное поле.

-В толпу сбиваться любим мы.
Колхоз нас манит и община.
Но личность есть первопричина
Всего и вся. И в том весь смысл.

-В себе самом на век закрыться,
На мир взирать через глазок?
Какой в том будет, дядя, прок?
Мне захотелось вдруг напиться.

-А это мысль! Готов и я
С  устатка выпить две-три стопки.
И не вина, а русской водки.
Она по смыслу нам родня.

           ВИЗИТ
Если вдруг откуда-то с небес
Упадёт удачливая радость,
Откажусь, наверно, наотрез.
Ну зачем она сейчас под старость.

Надо жить спокойнее теперь.
Много взял, знать, больше потеряешь.
Нет добра – не будет и потерь,
И врагов поменьше наживаешь.

Их и так набрался целый взвод,
Что глядит в прицел не понарошку.
Обозлён невзгодами народ.
Друг из друга делают окрошку.

Не до жиру, быть бы живу нам.
Не дразнить судьбы гусей крикливых.
Легче горе выпить пополам,
Чем понять несчастному счастливых.

Впрочем, радость нынче не грозит,
Да и небо тучами повито.
Если будет всё-таки визит,
Дверь у нас вообще-то не закрыта.


              ЯБЛОКИ

К тебе упадут вдруг когда-нибудь с неба,
Как яблоки с древа слова,
Что вера нужней нам всех зрелищ и хлеба
И слаще любого вина.
Она и надежду к себе позовёт,
Любовь к ним сама прилетает.

– А разве об этом не знает народ?
– Да яблок на всех не хватает.
 
         
          ОСЕННИЙ РОМАНС

Платьице тёмное, шарф золотой.
Осень к нам вышла устало.
Может, она и прошла б стороной,
Да в наших летах заплутала.

Здравствуй, красавица, ласковый свет,
Нас навестить постаралась.
Дав целомудрия строгий обет,
Не согрешила ли малость.

Листья вздыхают и каются в том,
Что мы их вроде не ждали.
С каждым упавшим в ладони листом
Пьём по глоточку печали.
Сколько ещё нам отмерено, друг,
Золота встреч, расставаний?
Кто тут ответит, тем более вслух.
Всё и не скажешь словами…

            РОДНЯ

Природа русская смышлёна,
Легко увидит, кто ты есть.
Слетает лист осенний с клёна,
Несёт тебе благую весть.

Упал у ног, а встать не может,
Лишь золотым огнём горит.
Ты подними его, прохожий,
Да по душам поговори.

Лист оживёт и встрепенётся,
Тебе поведает светло.
 Как улыбался он на солнце,
Тайком заглядывал в окно.

С дождинкой рыжей целовался,
В росе купался нагишом
И как-то под хмельком подрался
С чужим залётным ветерком.

Он, как и ты, не понимает,
Зачем стремиться за моря,
Родных ветвей не покидает
До середины октября.

Поймёшь, что он в родстве с тобою,
Как этот дождь и грусть полей,
И небо в тучах над страною,
И говор талый журавлей.

И ты когда-нибудь сорвёшься,
Как этот лист, средь бела дня
И упадёшь, к земле прижмёшься.
Она сырая, но твоя
Совсем не дальняя родня.

       ТАЯНИЕ

У века где-то посредине
Нам уйти неплохо бы
На серебряной на льдине
По течению судьбы.

Солнце льётся, льдина тает
И певуче, и светло.
Неужели так бывает,
Вот бы, братцы, повезло…


         ОФИЦЕРЫ

Светлой памяти братьев моих
Евгения и Юрия, кадровых офицеров,
посвящаю

Эстафету мужества и веры
Сквозь века с достоинством несут
Русские лихие офицеры,
Родину, Россию берегут!

Святослав, князь киевский и воин,
Шёл «на вы», честь русичей храня.
Князь Донской был воинства достоин,
У Непрядвы не щадил себя.

На Азов вёл роту бомбардиров
Государь Пётр Первый. Чёрту брат.
Не жалея крови и мундиров,
Командиры – впереди солдат.

Александр Васильевич Суворов
Не числом, уменьем побеждал.
Не чванлив, хотя крутой был норов.
Щи с котла солдатского хлебал.

Полк драгунский срезал фланг французов,
Смял редуты. Командир убит.
И молился Господу Кутузов:
-Враг силён, но должен быть разбит.

Севастополь. Кровь кругом и стоны,
А Нахимов как отец и брат.
Пали с ним Корнилов и Истомин.
Адмирал, он тоже ведь солдат.

У маньчжурских сопок на рассвете
Ротный лёг и тихо напослед:
-Северный, ребята, дует ветер.
Знать, Россия шлёт нам свой привет.

Генерал Самсонов в окруженьи
Бил в упор. Не дрогнула рука.
Открывал огонь на пораженье,
Револьвер нацелив у виска.

Перекоп. Корнет, юнец безусый
Влез в войну, нашёл свою игру:
-Хорошо, что на земле всё ж русской
И от русской пули я умру.

Политрук не дочитал газету
И сказал: «Ребята, хватит спать.
Через час под красную ракету
Ту высотку снова будем брать».
Высота взята. Полроты съела.
Политрук тогда упал вторым.
А потом газета догорела
В самокрутках под махорки дым.

… Есть в любой войне своя изнанка,
Чёрный пол и прочий антураж.
Знал весь полк, что медсестра Ульянка
В командирский шастала блиндаж.

Спирт глушили. Матом трёхэтажным
Крыли всё, от неба до земли.
Был геройским день и бой не каждый,
И солдат порой не берегли.

Атаманы и Краснов, и Дутов,
И Шкуро, и Власов-командарм
Улыбались тихо, как Иуды,
И Христа, и Родину продав.

Было всё, и кто-то руки поднял,
Чтобы снова в кулаки их сжать.
Не спеши судить. Ну что ты понял,
Коль в сырых окопах не лежал.

До сих пор песок афганский снится,
И Кавказ не позабыл про месть.
Есть и то, чем можем мы гордиться,
И чему стыдиться, тоже есть.

Был октябрь, и офицеры в штатском
Танк вели на площадь через дым
И в угаре пьяном и пиратском
Били. И с прицелом. По своим.
Проклянут не раз ещё потомки
Палачей, губителей страны,
Зачеркнувших в смуте перестройки
Результаты мировой войны.

Шельмовали армию, чернили,
Каждый день её ТВ пинал.
Из Европы молча уходили,
Пьяный дед оркестром управлял.

«Курск» тонул почти что рядом с домом,
Всё ли знаем мы сейчас о нём.
Вон и НАТО лезет огородом
В наш почти открытый настежь дом.

Поклонись седому ветерану,
Кто прошёл сквозь всполохи огня
И врагов штандарты на параде
Бросил вниз, к подножию Кремля.

Честь отдайте Знамени Победы,
Где восходит алая звезда.
Шли под ним на подвиг наши деды,
Не забудем эти времена.

Дал курсант Отечеству присягу,
Губ его коснулся тихо шёлк.
Слышит будто: «Если что, ни шагу.
Защити Мать-Родину, сынок».

…Эстафету мужества и веры
Сквозь века с достоинством несут
Русские лихие офицеры,
Родину, Россию берегут.


    БАЛЛАДА  О  СТАРШИНЕ

Старшина, старшина,
Между нами война,
Между нами война,
Ты мне враг, старшина.

То подъём, то отбой,
Ты как бич надо мной.
И в жару, и в мороз,
И в шинелях на кросс.
То в окоп, то в клозет
Наводить марафет,
То метла, то приклад,
Тут не служба, а ад.

Старшина, старшина,
Между нами война,
Между нами война,
Погоди, старшина.

Три наряда мне дал,
Кухню я убирал,
А потом в караул,
Где я чуть не заснул.
Гаупвахтой грозит
И одно лишь твердит:
«Чем ученье слабей,
Тем в бою тяжелей».

Говорят, есть приказ
Нас послать на Кавказ.
Там Чечня, там война.
Поглядим, старшина,
Что же ты за герой,
Когда бросят нас в бой.
Пули-дуры, и мы
Перед ними равны.

…Мне и здесь не везёт,
Старшина, лысый чёрт.
Я в разведке с тобой
Принял первый свой бой.
Пуля тихо пришла,
Как чужая жена,
Мне не встать, не вздохнуть,
С ней придётся уснуть.

Но суров старшина:
-Нам теперь не до сна.
Мы с тобой на войне,
Донесу на спине.
Тут всего три версты,
За рекою посты.
Ты держись, паренёк,
Не впервой марш-бросок.

Сам он ране был в грудь,
Но твердил мне весь путь:
-Я дойду, доползу
И тебя донесу.
До войны вас гонял,
Но в бою не бросал.
Ты держись, паренёк,
Не впервой марш-бросок.

Он дошёл, он донёс,
Но последним был кросс.
Он упал у поста
И не смог уже встать.
Перед смертью в бреду
Он хрипел: «Я дойду.
Ты держись, паренёк,
Не впервой марш-бросок».

…Старшина, старшина,
Пред тобою вина,
Пред тобою вина,
Ты прости, старшина.   


           СРЕДИНА

Равнинность, открытость без края,
Пропахшая Русью земля.
До каждой травинки родная,
До малой росинки своя.

Не с этих ли тульских, орловских,
Пречистых и ясных полян
Смотрел в небеса князь Болконский
И гордый язычник Боян.

Не здесь ли на древних скрижалях
Начертаны предков слова:
Средина великой Державы.
Отселе Россия пошла.

Сюда ли, где сердце России,
На помощь столице пришли
Полки с Костромы, из Сибири,
С единой российской земли.

Неужто теперь не под силу,
Ужели с колен нам не встать.
Скажи нам, ответствуй, Россия,
- А это нам вместе решать…


ИСХОД

Не слышим собственных шагов.
Похоже, нам дано отныне
От прошлых лет, как от врагов,
Бежать по выжженной пустыне.

Кончается запас воды,
Молчат угрюмо караваны,
Что из своей идут страны
К чужой земле обетованной.

Проворный, рыжий проводник
Глядит уверенно и нагло,
И он пророчит, что родник
За три версты течёт пред нами.

Устал народ от миражей
И более не верит в чудо.
И кто ведёт нас? Моисей
Иль разговорчивый Иуда…

         СОСНА

Страну рубили, как сосну,
Залив глаза сначала.
Из уваженья к топору
Она молчала.
На землю падала спиной,
Ломая ветки,
Под голос матери родной:
-Поберегитесь, детки…      

      ВЕК БУТЫЛКИ

Дождь идёт, хлебнув с утра сивухи,
Топает по лужам и пыхтит.
Да и лужи тоже все под мухой,
Каждая на солнышке храпит.

Век бутылки. Торжествует пьянка.
Из горла пьёт пиво молодёжь.
Против рынка, как и против танка,
Натощак и трезвым не попрёшь.

Вон мужик валяется в канаве.
Что ему Россия без вина.
Господи, ну что творится с нами,
Мы вот так не жили никогда.

Протрезветь нам суждено ли скоро,
Тут вопрос не очень-то простой.
Может быть, опять нужна «Аврора»
Иль хотя бы выстрел холостой.


        НАПУТСТВИЕ

У Господа Бога проси поскромней,
Со славой лукавой не знайся,
В беде да и в радости помни друзей,
Ну а врагов не пугайся.

В работе усердствуй, традиции чти,
Дорогой иди неокольной
И мимо спокойно не проходи,
Когда твоей Родине больно.

Коль любишь – гори и себя не жалей,
Не бойся ни рая, ни ада.
У Господа Бога проси поскромней,
Он дал уже всё, что нам надо.

НАПОЛОВИНУ

Уходит женщина к другому
И вроде бы без слёз и зла,
Как будто к берегу чужому
Пустая лодка поплыла.

Вот выплыла на середину,
Ни вёсел нет, ни ветерка.
И вдруг поймёшь: на половину
Тебя разрезала река.


        КОШКА

Не кичись своей юностью звонкой,
Всё не вечно под жёлтой луной.
Я когда-то был тоже мальчонкой,
А теперь вот, как видишь, седой.

Не в годах, видно, наше богатство,
Да и бедность совсем не в летах.
Нам с тобою не стоит тягаться
Ни в словах, ни в рублях, ни в грехах.

Нас случайно свела путь-дорожка,
Будет время ещё повернуть.
Только странно, что чёрная кошка
Уступила нам вежливо путь.

КОЛОДЕЦ

Не плюй в колодец. Пригодится,
Когда измученный жарой
Придешь, попросишь: «Дай напиться
Твоей прохлады ключевой».

И, может, с горькою тоскою
Ответ услышишь ты тогда:
- Неблагодарностью людскою
Отравлена моя вода.

            МАЙЯ

Астрологи ушедших майя
Нам напророчили конец.
Наш век, похоже, не храбрец
И выжить хочет на обмане.

Но тут хитрить уже нельзя.
Вот разве что для нас кареты
Пришлют с неведомой планеты
С названьем «Чистая земля».

А не пришлют и бросят если
Среди развалин и руин,
Суметь бы встать нам как один.
Спастись верней, когда мы вместе.

Пусть не к венцу, но не к концу
Пойдём. И сдвинется преграда.
И на земле не будет ада,
А рай нам, видно, не к лицу…

       ПРЕДЧУВСТВИЕ

Моя беда к твоей тоске
Идёт неторопливо,
И, может, встретятся оне
У Финского залива.

Простор, высокая волна,
Песочек золотистый.
Хлебнув заморского вина,
Беседуют речисто.

Пусть поболтают на ветру,
А мы от них далёко.
И может, завтра по утру
Нам станет одиноко.

          БАЗАР

Кто нас сумеет удивить,
Тому поставим мы бутылку.
Вполне привыкли уже к рынку,
Где можно всё и всех купить.

Противогаз и пистолет,
Бронежилет, гашиш, винтовку.
Нальёт и яда в поллитровку
Какой-нибудь кудлатый дед.

Кладут культуру на весы
И продают на килограммы
Книгоиздат, театры, драмы,
Эстрады, сцены для попсы.

Свой срок намерен подождать
Торговец рыжий и лобастый
И за у. е. готов продать
Сиянье звёзд кремлёвских башен.

Страна – один большой базар.
С лотка купи жену, коль надо,
Билет до рая или ада.
Глядишь, и сам попал в товар.

Считают зубы, мнут живот.
Шеф провожает с кислой мордой:
-Я без нужды тебя б не продал,
Глобальный кризис к нам идёт.
    
Гуляет время кошельков.
Сперва мочили лишь в сортирах,
Теперь и в собственных квартирах
Как неисправных должников.

В миру загробном, может быть,
Нас встретят тоже за прилавком
И скажут вдруг: «Давай на лапу,
Коль хочешь место получить…»

         ПОКАЯНИЕ

Прошу судьбу свою не злиться
И не хранить обиды впрок.
Хочу пред нею повиниться,
Пока ещё не вышел срок.

Наговорил вчера ей зря
Сердитых слов. В упрёк поставил,
Что я престольную оставил,
А мог бы жить там втихаря.

К себе в глубинку удалился,
Погоны тоже не надел.
Быть независимым хотел
И до сих пор не покорился.

Зарылся в книги, в прошлый век,
Стихи и проза вперемешку.
Живу, не чту ни шум, ни спешку.
Провинциальный человек.

Но прибедняться ни к чему.
Живём по-русски, не в гордыне,
В своей стране, не на чужбине,
 И Богу верим своему.

Не надо было возникать.
К тому же спорить с ней накладно.
Хотя была не шоколадна,
Но может вовсе редькой стать.

           ХАЗАРЫ

Не мне судить свою страну.
За ней века стоят, эпохи.
А что дела сегодня плохи,
Не ей, а нам идёт в вину.

Стояли. Хлопали ушами,
Когда хазарская орда
Разворовала всё до дна
И нас баюкала речами.

А что сейчас? Куда теперь?
Давайте подытожим.
Открыли сами свою дверь,
Закрыть, наверно, сможем.

         ЗЕЛЬЕ

Когда есть зелье у народа,
Зачем ему тогда свобода.
И как послушному рабу
Бутылка ставится ему.
И каждый день, и всякий час
Умело спаивают нас.

Зачем, кому всё это надо?
-А это партии из Ада.
Она знамёна развернёт:
«Народ един, когда он пьёт».

       ПЛЮС-МИНУС

Обломилась судьба, словно лёд в ноябре,
Полынья расступилась тревожно.
Как  поладить с бедой, что мне делать теперь.
А вернуться назад невозможно.

Постою, помолчу под вечерней звездой.
Осторожно по краю продвинусь.
Поделюсь серебром и с рекой, и судьбой.
Может, это мне  в плюс, а не в минус.


          АРБУЗЫ

А жизнь похожа на арбуз,
Ждём, живём полосовато.
Приходят дерзкие ребята,
Нас упаковывают в груз.

Везут на рынок продавать
Поштучно, оптом и в рассрочку.
Торговую крышует точку
Городовой, едрёна мать.

Кричать и спорить не резон,
Схлопочешь сразу же по морде.
Вполне реально, а не в worde,
Причём сошлются на закон.

Из века в век, года и дни
Людей выводят на базары.
Сначала пришлые хазары,
Теперь базарствуют свои.

Рабочья сила есть товар.
Сегодня он немного стоит.
Хозяин вас легко уволит,
Пойдёт за новым на базар.

        Самоволка

И жизнь, и смерть – одна коммуна,
Хотя не долги встречи их.
Сойдутся вместе лишь на миг,
Как будто смена караула.

Пост сдал. Пост принял. И кранты.
Уже готовы катафалки.
Сдают нас,как объект, ребятки.
Кресты – надёжные посты.

Но кореш наш безбожник Вовка
Шепнул на ушко, встретив нас:
- И здесь возможна самоволка,
Я убегал уже не раз…   
         
             СИНДРОМ

Давай подышим на ветру.
Любили чистый воздух предки.
А мы жуём телемуру,
Листаем жёлтые газетки.

Потеет, корчится попса,
Солист с синдромом наркомана.
Бродячие, как псы, словца
Срываются, хрипя, с экрана.

Нечистота и духота,
Маршрутки грязные, трактиры.
Нужду справляют у столба,
Поскольку платные сортиры.

Окно открыть и то слабо,
Народ знобит, плоха кормёжка.
Растаял снег и срам кругом,
Помёт собачий на дорожках.

Царят в престольной чад и смрад,
Бордель стоит лицом к народу.
Того гляди, как Китеж-град,
Уйдём под мусор, а не в воду.

Мы заросли. Бурьян в душе.
Пропахли водкою и ленью,
Неуважением к земле
От поколенья к поколенью.

«Мы не Европа. Проживём.» -
Кряхтит «немытая Россия»,
Как будто не в уме своём.
Не – вы – но – си – мо…


         МУНДИР

Нас расселяют попартийно.
У каждой партии мундир
Пошит по чину, росту, стильно.
Есть рядовой и командир.

Мы примеряем, надеваем
Да в очи фюреру глядим.
Народ российский разделяем,
Хоть говорим, что он един.

А были земские соборы,
Когда всем миром, всей землёй
Вели крутые разговоры,
Как жить и быть в стране родной.

Я, может, что-то и не понял,
Меняется страна и мир.
Хотел спросить и руку поднял,
А мне в ответ: «Где Ваш мундир…»

              ХАТА

Придёт и наш последний вздох
На рассеребренном рассвете.
Не будет нас на белом свете,
В другой поселимся чертог.

Там будет явно тесновато.
Хотя почувствуем ли мы
Среди безмолвной темноты,
Как наша хата не богата.


           РЕМЕСЛО

А жизнь, ребята, ремесло,
И надо очень постараться,
Чтоб в трудный час нам не сломаться
И выжить всем смертям на зло.

Того не проще лёгкий час.
Соблазн, желания, пороки
Дают серьёзные уроки,
На слабость проверяя нас.

Экзамен будет и на честность.
Не льсти, не подличай, не ври.
За веру, Родину умри.
Ну а потом сумей воскреснуть…


              СРОК

А жизнь уходит в переулки
От шумных улиц, площадей.
И тают годы, как сосульки,
Под перезвон апрельских дней.

Ручьи бегут, торопят время
И впопыхах им невдомёк,
Чем солнце ласковее греет,
Тем раньше кончится их срок.


            КРАЙ

На самый краешек земли
Меня по ласковой дороге
Под белы руки привели
Заботы, сны мои, тревоги.

Вся жизнь осталась позади,
Лишь океан перед глазами.
И я стою совсем один
И меж землёй и небесами.

На этом крайнем рубеже,
В конце иль, может быть, в начале,
Светло так стало на душе.
И ни заботы, ни печали…


      НА КРАЕШКЕ

И в колокол вряд ли ударят,
И город не очень всплакнёт,
Когда всемогущий Создатель
Тебя в кабинет позовёт.

Присядешь на краешек стула,
Вопросы тебе зададут:
- Кто есть ты и родом откуда
И как тебя, грешный, зовут?
Что доброго сделал на свете,
Кого обогрел и взрастил?
А коль ошибёшься в ответе,
Поправит святой Михаил.

В чём грешен, признайся сердечно,
Напомнят, вдруг если забыл,
Сколь долго легко и беспечно,
И не по совести жил.

Тут дело не в аде иль рае,
Об этом, наверно, поздней.
Сидишь ты на краешке, крае
Всей прожитой жизни твоей.

Пронзительным светом наполнясь,
Застонет, заплачет душа:
-Сейчас лишь я, Господи, понял,
Как жизнь-то была хороша… 


       КАМЕННЫЙ  ВЕК

Душа надтреснута как камень от жары,
Омой слезой и вспыхнет, задымится,
Но надобно не плакаться, не злиться,
А подождать до утренней поры.
И утром камень тот, как человек,
Прохладой ласковой, целительной напьётся,
И оживёт душа, и улыбнётся,
Но будет помнить каменный свой век.

          ПОКЛОН

Поклонимся веку минувшему,
Пока не ушёл далеко.
Наверно, не самому лучшему,
Но родом мы все из него.

Зазорно ль эпохой гордиться,
Но есть и стыдиться чему.
И как же могло так случиться,
Что мы потеряли страну.

А век уходил виновато
И запинался слегка:
- Не обижайтесь, ребята.
     Простите меня, старика…


         ПРОСТОРЫ

Шакалы с волками похожи,
Но всё же лютые враги.
Поди попробуй разбери,
Ведь та же масть и те же рожи.

Не так ли и среди людей.
Кто далеко, тех не коснёмся.
Между собою всё грызёмся,
И чем роднее, тем сильней.

К тому ж, кто рядом, тот сполна
Воспринимает горечь ссоры.
Как хорошо, что есть просторы.
У нас огромная страна.


         РУССКОСТЬ
                Ю.Веселову

И выносливость, и хрупкость,
Глубина, простор и ширь.
Здравствуй, свет наш ясный, русскость,
Певчий глас родной души.

Для других – загадка, вроде.
Нам же ближе нет родни.
Мы одной с тобою крови,
Плоти, веры и любви.

Разность есть букет, не веник.
Пусть и кончено с графой,
Молвит слово соплеменник,
Отзовусь ему душой.

Не в ущерб другим народам,
Не об этом наша речь.
Жить под русским небосводом
И в родную землю лечь.


       СИВКА

С утра усталая она
Глядит недобро  из-под лобья.
Не отойдя ещё от сна,
Сама впрягается в оглобли.

Ямщик сидит. Ни тпру, ни но.
Не знает русскую дорогу.
И молится чужому богу.
А может, с бесом заодно.

Хлестнёт кнутом. Себя потешит.
Кудрявый, рыжий, молодой.
Народ глядит, затылок чешет:
-Ну сразу видно, что крутой.


          НЕКОГДА

Опять воцарствовали пришлые,
И русской смуты долог час.
В своей стране мы, вроде, лишние.
В какой уж раз всё против нас.

Хлебнёт с утра, слегка поморщится
И ждёт уставший от забот,
Что всё само собой закончится,
Великий некогда народ.

 
              ИСТИНА

Нет правды, нет. Ни в жизни, ни в науке.
А истина – искусственный птенец.
К тому же, видно, не храбрец,
Хоть под рукой, но не даётся в руки.

-Поправим мы немного мудреца.
Вся правда в том, что быть самим собою
И свет души своей не погасить.
Нам истину не следует просить,
А брать её уверенной рукою.
Она потвёрже стали и свинца.

         ТОПОР

Чирикаем, строчим пером
И разговор ведём небрежно,
А может быть, не очень нежно
Пора работать с топором.

Срубить бы голову скорей
Противной, липкой, гадкой силе,
Что, как паук, вползла в Россию
И душит всё живое в ней.

Исполним ли сей приговор
Иль убоимся чёрной крови.
Возможно, выйдем в лжегерои
И сами ляжем под топор.


         ПРИВЫЧКА

Туман ложится пеленой.
Осенний дождь и ветер ржавый
Над неуютною страной,
Когда-то бывшею Державой.

Кругом распутица и ложь,
И разворованные недра,
Да солнце скудное, как грош,
Взирает сиротливо с неба.

Бедны настолько, сколь глупы,
Да и доверчивы в придачу.
Наверно, можно жить иначе.
Но жить вот так привыкли мы.

         ОДИНОКОСТЬ

Как много звёзд в моём краю,
И хватит каждому по штуке.
Но нет пока такой науки,
Как отыскать одну, свою.

Средь бесконечности тупой
И леденящей, и жестокой,
Она, наверно, одинока
И хочет встретиться  со мной.

Я вдруг почувствую тепло
Её приветливого взора.
Ищу слова для разговора,
Но не приходят, как  на зло.


         СВЕЧА
                О.З.
Где легковерный мотылёк
К огню притронулся и стаял,
Найдёшь возвышенный намёк   
На романтическую тайну.

Она меж строк сквозит легко
И ждёт желанного свиданья,
Как будто спелое вино,
Под светом лунного сиянья.
Сияй, душа, пока весна
Нам открывает окна настежь.
Свеча любви, гори до дна,
А там на дне такие страсти…

         
      ВЫХОДНОЙ

Что торопится уходить
В страну подземную, товарищ,
Там кофейку уже не сваришь,
Сто граммов тоже не налить.

И если даже без хлопот
Твоя душа покинет тело,
Ей всё равно не будет дела
До наших нынешних забот.

Кто внуку станет помогать
И бабушке плечо подставит,
Да мне компанию составит
Оматерить лихую власть.

Пока есть силы, воз тяни,
Кому тащить его охота.
Пусть лучше долгая работа,
Чем бесконечный выходной.


       ПОПУТЧИКИ

Вот ещё один год позади.
Прощевай , мой попутчик недолгий.
Мы расстались с тобою у Волги,
Ты рукою вослед мне махни.

Поутру постучался в окно
Новый спутник, постарше немного.
И опять побежала дорога,
С кем спешить ей, видать, всё равно.

Мы идём. Отдыхать рановато,
Хотя стали шаги тяжелей.
Спутник шепчет: «А ты не робей.
Впереди у нас круглая дата».


      НЕРОВНОСТЬ

Кто красуется в рубахе
И с топориком на ты,
А другой идёт на плаху
Под овации толпы.

Лезут дяди-квадратуры
В «мерседес». Пыхтят, сопят.
А народ взирает хмуро,
Ждёт автобус номер пять.

Вот она судьба-зазноба,
То принцесса, то Яга.
У одних любовь до гроба,
У других растут рога.

Вроде все равны природой,
Руки, ноги, пьём, жуём.
Почему же так неровно
Мы в своей стране живём.

Может, съездить к Президенту,
Записаться на приём.
-На билеты денег нету,
Да и знает он о том.


               ТЁТЯ

И вдруг к тебе приходит тётя старость.
Довольно вежливо и вкрадчиво глядит,
О смысле жизни что-то говорит
И обещает быть совсем не в тягость.

Ответствовать не можешь ей сполна.
За дверь не выставить. Тут грубость не уместна.
Ведёт себя стыдливо, как невеста,
Ну а потом сварливо, что жена.


       СИГАРЕТА

На раз осталось затянуться,
И сигарета догорит.
Но вдруг она мне говорит:
-А ты попробуй улыбнуться.

Неплохо будет, если жизнь,
Когда захочет удалиться,
Тепло нам скажет, как сестрица:
-А ты попробуй улыбнись.

Уйти без слёз и суеты,
И без обиды, и печали
В конце пути или в начале
Иной неведомой судьбы…


       СМЫСЛ
                В. Кудинову

Мы в двух веках сумели побывать,
Но в нас ещё желание осталось
И пить вино, и в губы целовать,
И дни встречать душе своей на радость.

Она не очень чтит твои года
И шесть десятков для неё немного.
По-прежнему всё так же молода,
Ей снится снова дальняя дорога.

Иди по ней, о прошлом не скорби.
Всему черёд: паденьям и удачам.
Смысл жизни, видно, всё-таки в любви,
Всё остальное к ней идёт в придачу:
Работа, дом, семья и внуков глас,
И всё, что помним и уже забыли…

А жизнь, она поймёт, рассудит нас,
Лишь только бы её любили.


           ВТОРОЙ

Подсчёт пошёл теперь иным:
Годины, новые поминки.
И ты уже не по срединке,
Стоишь под номером вторым.

И ждёшь, когда откроют дверь
И пригласят тебя на встречу.
Какие там начнутся речи,
О том неведомо тебе.

Соблазн неправедный придёт
Уйти в конец иль в середину.
Но слышен голос командира:
-Назад ни шагу. Лишь вперёд…


             ПОЛЕ

Неразговорчивей, грустней
Приходят дни, вздохнув устало.
Пора осенняя настала,
Тоскливей песни журавлей.

Навстречу суетным дождям
Идём неспешно через поле,
Немногословное, скупое,
Под стать оставшимся нам дням.
 
 
СРОКИ

Всему черёд.
Камням, деревьям, людям
И тем, кого
Мы мучаем и любим,
И тем, кто вслед
За нами к вам придёт.
Всему свой миг.
Как солнышко в зените,
Вы на вершине
В почестях стоите
И к небесам
Возносится ваш стих.
Всему предел.
Словам, делам, страницам.
Склонятся близких
Траурные лица,
Как много ты
Не сделал, не успел.
Всему свой час.
Дождям, словам, потерям.
И мы уже
Друзьям своим не верим,
Когда они
Расхваливают нас.
Всему свой срок.
Свободе и тиранству,
И, может, даже
Долгому татарству,
Что до сих пор
Сбирает с нас оброк.
 





























               
КРЮЧОК



                Если говорим, что не имеем греха, -
                обманываем самих себя, и истины
                нет в нас.

I. Иоан. 1, 8.
















         ПИР

Откуда столько тараканов
Повылезало по стране.
Где были ранее оне.
Не замечали их поганых.

Растёт усатая орда,
Глаза лупастые таращит.
И каждый схапает да стащит
У нас с российского стола.

Народ молчит да водку пьёт,
Верней, палёную отраву.
И что дано ему по праву,
Он тараканам отдаёт.

Как долгим будет пир такой,
И безнаказанный, и гадкий.
Господь, видать, взглянул украдкой
Да и махнул на нас рукой…


          ЗМЕЙ

Наговорили уйму слов,
В которых нет ни капли чувства
И лишь притворное искусство
Глядит, как змей о сто голов.

А у меня одна глава.
Зачем я стану с ним бороться
И обойдусь без благородства.
Вам не отвечу на слова.


          ФАНТАЗИЯ

Ночь – кудрявая болонка,
Месяц – жёлтый спаниель.
А у нас с тобой, девчонка,
Односпальная постель.

Как зовут тебя, не знаю,
Не расслышал впопыхах.
Лягу я, пожалуй, с краю.
Виртуально, на словах.

Мне в ответ довольно нагло:
- Я реальная вполне,
И постель оставьте мне.
Сами же ложитесь на пол.

Вот такая маята,
Досчитаю я до ста.
Не могу уснуть, ребята,
А фантазия  богата.

        ЧАРОЧКА

Палочка-выручалочка
Ласковая моя.
Поцелую, чарочка,
В губы я тебя.

Выпью всю до донышка
И налью ещё.
Станет как на солнышке
Сердцу горячо.

Грусть-обиду тёмную
Схоронить спешишь,
Вспомнишь ту народную,
Как шумел камыш…

Только чарка хмурится:
«Отдохнуть пора».
Умница-разумница,
Видно, ты права.

Палочка-выручалочка
Ласковая моя.
Поцелую, чарочка,
В губы я тебя.

         МЕДВЕДИ

Мой располосован живот пополам.
Были грубы эскулапы.
Не попадайтесь, друзья, к докторам.
Лучше к медведице в лапы.

Та хоть помнёт, поломает бока,
В ранах копаться не станет.
Может вообще отпустить дурака,
Только сперва напугает.

Впрочем, не стоит врачей укорять.
Наша вина, что болеем.
Надо здоровье свое укреплять,
Не попадаться к медведям.

           ДАЛЕЧЕ

Обречены мы все взрослеть
До самой до макушки,
А Вам пока немного лет,
Далече до старушки.

Да и зачем года считать,
Коль видно всё воочию:
Какая страсть, какая стать
И днём, а может быть, и ночью…

          ЦЕПЬ

Возьми меня в полон
И посади на цепь златую,
Чтоб на тебя глядеть нагую,
В волшебный погружаясь сон.

- Любовь и рабство. Как же так,
Награду делать наказаньем?
Ты мазохист или дурак.
Но я приму твои страданья.
Садись на цепь, виляй хвостом.
А остальное всё потом…
      
       БЛОНДИНКА

Не прислоняйся лбом к стеклу.
Там за окном метель хохочет
И увести тебя захочет
Куда-нибудь под Воркуту.

Не верь, не слушай, не гляди.
Она из крашеных блондинок.
Скажи, что потерял ботинок
И от окошка отойди.

       ХЛАМ

Всё надо вынести во двор
И доверху набить контейнер.
Как мог ты жить с такою стервой,
Да и живёшь с ней до сих пор.

-Советы мы давать умеем,
Но есть у каждого свой хлам.
Он стал давно привычен нам.
Мы перед ним благоговеем.

      УСЕРДИЕ

Уйдём, растаем, словно дым,
Назад навряд ли возвернёмся.
Ну а пока поём, смеёмся,
И в очи милые глядим.

Зачем спешить за горизонт,
Туда, где ночь и хлад кромешный.
К тому же ты товарищ грешный,
И предъявить там могут счёт.

Живи, замаливай грешки,
Но только не переусердствуй.
С тобою рядом, по соседству
Лбы разбивают дураки.


             ФРИ

Душа его полна любви
И ожидает час блаженства.
Звонит он в брачное агентство:
-Пришлите мне картофель фри.

-Вы поменяйте адреса.
Звоните в точки общепита,
А в нашей фирме «Мисс Лолита»
Соединяются сердца.

Нет, адрес тот. Поймите суть.
«Картофель» - форма эфемизма.
Хочу немного эротизма
И порнографии чуть-чуть.

-Опять всё спутали, милейший,
Идите, сударь, в секссалон.
Купите загодя кондом.
С Европы спид ползёт сильнейший.

-Ну как мне вас уговорить.
Моё желанье виртуально.
Купить компьютер нереально.
Прошу прислать картофель фри…

           СКОРПИОН

Коварна женщина, лукава,
Соврёт и глазом не моргнёт.
Улыбка светлая, как мёд,
А вот в душе у ней отрава.

Притихнет ласково на дне,
Ну а потом не подкачает.
На чашку чая приглашает
И отомстит за всё тебе.

Не зли её. Отдай поклон.
Покайся, хоть и не виновен.
К тому же ты по знаку Овен,
Она же явный Скорпион.


             БУКА

Ну как тебя развеселить,
Глядишь такою пресной букой.
Быть может, долгою разлукой,
Чтоб ты смогла слезу пролить.

Всплакнёшь немного, оживёшь,
Душой оттаешь, потеплеешь,
Возможно даже заболеешь,
Зато от скуки не умрёшь.

-Я умирать не собираюсь.
И ты, мой друг, не уезжай,
Со мною вместе поскучай.
А это ведь такая радость.


        ПАРОДИСТКА

Вырвет строчку, словно зуб,
Из контекста пародистка
И с улыбкой, как садистка,
Пригласит её на суд.

Судит пошло, с подковыркой,
И один лишь приговор:
Повернуть строку затылком,
И два выстрела в упор.

А потом начнёт глумиться
Над поверженным врагом.
Любопытная девица.
Психастенический синдром.


         КАМИКАДЗЕ

Она похожа на овчарку,
Холодный и недобрый взор.
Держи за пазухой топор,
Как приложение к подарку.

-Зачем так грубо. Что ты, друг,
Любая женщина прекрасна.
-А где прекрасно, там опасно.
Глядел бы лучше на старух.

-Нет. Мне милей волчица-краля,
Чем вислоухая овца.
Вини мужчину-подлеца,
Что он довёл её до края.

-Их было много у неё.
Всех обвинять накладно будет.
Она, браток, тебя погубит.
-А я готов уже на всё.



        КАРТЫ

Мы с тобой червонной масти,
Погадай на короля.
Что назавтра ждёт меня,
Тихий омут или страсти.

Жить пора годам под стать.
Скромность просится в подружки.
Говорит : «Побольше спать,
Одному и без старушки.
И тем паче с молодой
Не вставать на физзарядку.
Нужен ей партнёр крутой,
Ну а ты, похоже, всмятку.»

-Нет, по картам всё не так
Дама сердца. Интересы.
И король вполне шустряк
И с наклонностью повесы.

Может, карты эти врут,
Но поставим точку тут.


           ПЛАНЕТЫ

Не полагается нам ренты.
Гнём спину да стираем пот
С работы едем в огород
В объятия своей планеты.

Природа Севера строга.
Чуть прозевал, остался с носом.
Бог скуповат с великороссом,
Но не скупится на снега.

Копай, сажай, пока есть час.
Съешь в зиму всё, что взял у лета.
Канары – это не для нас,
Другая, видимо, планета.


         ТАРЕЛОЧКА

Как яблочки с тарелочки,
Скатились в раз года.
Ушли неведомо куда.
Быть может, в гости к девочкам.

Кричи, свищи, не соберёшь.
Они такие резвые.
К тому ж не очень трезвые
И много наглых рож.

Тарелочка с каёмочкой
Пуста, невесела.
Глядит печально, как вдова.
Такие палки-ёлочки.

Что делать будем, говори,
Тарелочка пречистая.
– А ты мне яблочко сорви
Вот это, серебристое…

         У РЕКИ

Красна девица ко мне
На скамью присела.
Разговор накоротке,
Вот такое дело.

Над рекой туман седой,
На меня похожий.
Что ей нужно молодой
И к тому ж – прохожей.

Может юность с дальних лет
Весточку прислала.
– Как зовут тебя, мой свет?
– Это знать не надо.



         КОНЦЕРТ

Цыган крикливая семья
Вдруг подарила мне соседство.
Попробовал найти я средство
И погадать на короля.

Расклад плохой. Валет крестовый,
Червовый туз и дама пик.
Выходит по всему тупик.
Размен квартир пора готовить.

Поют и пляшут до утра,
Грохочут сверху каблуками.
Как будто грянуло цунами,
По окнам вдарила волна.

Звоню приятелю. Он мент.
Не сможет ли помочь немного.
А он в ответ: «Ты что, Серёга?
Бесплатный всё-таки концерт…»


        ДОМОХОЗЯЙКИ

Дурью маются. Выходят
На помост и тихо воют.
Что вы, бабоньки? Очнитесь
И по кухням разойдитесь.

Не уходят и стоят,
Вопросительно глядят:
– Надоели щи и газ.
Потерпите, люди, нас.

Бог терпел и нам велел.
Ёжимся на стульях.
Три часа под вой сидел,
А потом уснул я.
 
   
            ХАРОН

Проживает Харон-перевозчик
На четвёртом у нас этаже.
Если хочешь, скажу адресочек.
Пригодится однажды тебе.

Не подземной рекой, а по суше,
И приемля вполне автостоп,
Он тела перевозит, не души.
Так сказать, этих душ гардероб.

Подрулит сверх простуженный пазик.
Загружайся- и полный вперед.
В гроб кладут нас всего только разик,
Правда, много при этом хлопот.

У Харона с похмелья мигрени.
На медведя улыбкой похож.
А медведю, понятно, до фени,
Если даже в гробу оживёшь.

Ты лежи. Отдыхай, не стесняйся.
Хотя крышкой ещё не закрыт,
Привыкай к тишине. Не ругайся,
Если рядом сосед захрапит.

Не масштаб важен, дух ритуала.
Высотой не измерить слезу.
Что с того, если даже Обама
Телеграмму пришлёт в Кострому.

Жили скромно. Уходим негромко.
Засыпают песочком сырым.
А Харону дадут поллитровку.
По обычаям русским, простым.

Отвезёт он народ на поминки
И успеет ещё в один рейс.
Там опять не уйдёт без бутылки.
Есть смысл в жизни. И в смерти он есть.

В выходной, напиваясь до стельки,
Во дворе затевает бузу.
Подойдёт, пальцем ткнёт: «В понедельник
На погост я тебя повезу».

Перспектива, понятно, хренова.
Расступается молча народ.
Не хотелось бы видеть Харона.
Только он по соседству живёт.

               Д В Е Р Ь

Не  ходите,  девушки-подружки,
В  эту  дверь, где  лешие  сидят.
Из одной  зеленоватой  кружки
Пьют  вино,  а, может  быть,  и яд.

Шабаш  там бесстыдствует  в  угаре,
Смех  и  стоны в  пьяной  полумгле.
Рыжий  бес  играет  на  гитаре,
Ведьмы  голые танцуют  на  столе.

Что  же  вы  наделали,  девчата,
В  эту  дверь  запретную  вошли,
Искупались  в  озере  разврата,
Колдовской  изведали  любви.

Да,  сегодня  скромность  не  в  почёте,
Ханжество  тем  паче  ни  к  чему.
Может,  черти,  вы  и  мне  нальёте,
Что-то  скучно стало одному. 

          РЕПЕЙНИК

Где вы спрятались, девки бедовые.
Вон какой тут сидит молодец.
Он готов хоть сейчас под венец.
Даже с бабкой какой-нибудь вдовою.

Разбежалось по весям село,
Будто бросил кто соль в муравейник.
Он один здесь остался репейник,
Зацепился всем бедам на зло.

Кто-то даже махнул за бугор,
Напросился чудак в Антарктиду.
Дед Тимоха сварил самогон
Пелагеи отметить годину.
       

         СТРОЧКА

В Книге жизни наша строчка
В эпилог попала.
На неё взирает точка:
«Хватит, погуляла».

Та ответила не сразу.
Но резон нашла простой:
– Незаконченная  фраза.
Хватит с нас и запятой…


          РЕФЛЕКСИЯ

И дрогнула душа твоя. Сдалась.
Пусть временно и раз один всего лишь.
А что теперь? Её ты не уволишь.
Над ней другая, видимо, есть власть.

За первым, может, будет и второй,
Флаг белый есть у ней ещё в запасе.
Она живёт и едет в первом классе,
А у тебя – общага, дорогой.
         

      
              ЛАД

От тебя не писем ждут
Да и не зарплаты.
Сиротеем мы, ребяты.
Отправляют нас в приют.
Ну а там главврач и сёстры.
Сразу видно, не родня.
Приголубят так тебя,
Что похлеще козаностры.
Каждый день укол собачий,
Чтоб не кашлял, не ворчал.
Явно кто-то настучал,
Что не продал ещё дачу.
А квартиру в январе
Заарканили на ренту.
Уже траурную ленту
Приготовили тебе.
Детям, внукам стали в тягость,
Не собрать, пока живой.
Как умрёшь, придут гурьбой.
Всё поделят, что осталось.
Надо что-то предпринять.
Может быть, сбежать на дачу
На халяву, на удачу.
Неохота умирать.
Приглядись, и вдруг найдутся
И старушка, и обед.
Не такой уж дряхлый дед,
Чай сумеешь пить из блюдца.

Сердце ёкнет веселей,
Шевельнётся прыть былая.
Старость хоть и ведьма злая,
Но поладить можно с ней.

               
ПРОСТОФИЛ

Шла песня светлая лучисто,
И люди слушали с душой,
За исключением журналиста,
Он был вертлявый и глухой.

Потом вранья напишет много
В своей газете  «Простофил».
Ну что спросить с него, глухого:
Медведь на ушко наступил…

         ГОД  БЫКА

Год Быка идёт, пугает,
Берегитесь, мужики,
Могут женщины с тоски
Наградить вас и рогами.
   
Надо быть тут начеку,
Ухо востро, хвост упругий,
Быть внимательней к подруге,
Как положено Быку.

-Ну а если на беду
Загуляет коровёнка?
-А на то есть и верёвка,
Чтоб привязывать к столбу.


      ГОД  ТИГРА

Дней наших быстрых эскадроны
Рванулись в новый марш-бросок.
И жгут подковами снежок.
Они у нас крутой породы.

Что им морозы в январе,
Заиндевелые поводья.
Да и тем более сегодня,
Год тигра всё-таки в седле.

Несётся конь буланой масти
И хочет сбросить седока,
Но тигр рычит и полон страсти,
Вонзает шпоры под бока.


       ГОД  КРОЛИКА

Год кролика немного лопоух,
Но сексуальный малый и проказник,
И женщинам, конечно, будет праздник,
Не исключая даже и старух.

Мадоннам нынче влез под юбки бес,
Купить готовы мальчиков для ласки.
Старушкам  ложным строит глазки Расков,
А Палкин встанет с бабкой под венец.

И мужикам готовится лафа,
Гуляй, казак, пока твой конь в ударе.
Хотя в любви теперь, как на базаре,
Есть рынок сбыта, бизнес и цена.

Похоже, кролик знает строгий счёт
Деньгам, делам, заботам и забавам.
Придётся долго думать шустрым бабам,
Как накормить голодный наш народ.

Мы научились, братцы, выживать
В разруху, голод, шокотерапию
И пострадать готовы за Россию,
Хотя она нас стала забывать.

Понятно, что наш кролик не герой
И защищать, наверно, нас не станет.
Но в жизни грешной всякое бывает,
И зайцы знают рукопашный бой.

Пушистый кролик, белый, как зима.
Погладь его, налей ему бокальчик.
Он будет, видно, непримерный мальчик,
Как наша непослушная судьба.

        ГОД ДРАКОНА

Из волны, из океанской,
А возможно, и речной,
Вышел к нам Дракон китайский,
Чернобровый и крутой.

Это вам не кролик ватный.
Он порядок наведёт.
Станет с водкой туговато,
Распоясался народ.

Но зато воды навалом,
Будет литься через край.
Не понравилась Москва вам,
Прыгай в лодку и – в Китай.

Правда, там народу много.
Лучше  – на Мадагаскар.
И своя у нас есть Волга
Да и озеро Байкал.

Плыли вольно наши предки,
И  вода была – слеза.
А  теперь круизы редки
Для простого мужика.

Но  без дальних рейсов можно
И без Кипра обойтись,
Пусть Дракон чуток поможет
Нам нормальной сделать жизнь.

Чтоб работать, жить открыто
И детей в любви растить.
Пусть не яхта, а корыто,
Но могло б куда-то плыть.

А куда нам плыть сегодня
Сквозь сплошной туман – обман?
Может, скажет при народе,
В марте, новый капитан…


        УЧАСТКОВЫЙ

Наша родственница вдруг
Ненароком заболела.
Что-то выпила иль съела
На фуршете у подруг.

Ходит врач из ЦРБ,
Ставит каждый день ей клизмы.
Он замешан в экстремизме,
Бывший фельдшер КГБ.

Надо бы сменить его,
Но у  нас он участковый.
И больной к тому ж  знакомый.
Был у них роман давно.

Голова идёт кругом.
Что тут делать, с кем нам спорить.
А вчера её на скорой
Отвезли с утра в роддом.


       КРЮЧОК

Куда тоску свою снести,
В ломбард в какой-нибудь, лавчонку,
А может, закадрить девчонку,
Что повстречалась на пути.

Она прильнётся понарошку
И молвит: «Здравствуй, старичок,
Ко мне попался на крючок,
Давай тоску свою в ладошку.»

Отдашь ей дом, себя в придачу
Положишь тихо на десерт.
Она возьмёт и скажет: «Дед,
А ты забыл ещё про дачу».

О нет, уж лучше пусть тоска
Меня и гложет, и ласкает.
Ну а девица та поймает
Себе другого дурака…

         ЭКСТРИМ

Покамест я к экстриму не пришёл
И не рискую в проруби купаться.
А вот друзья ни капли не боятся,
Ныряют черти в бездну нагишом.

На лёд выходят – белый пар клубится.
Но не спешат под шубы залезать.
Переминаются, галдят.
Того гляди, вдруг полетят, как птицы.

Когда-нибудь попробую, решусь
И сигану с разбегу в жуткость эту.
И может быть, не сгину сразу в Лету,
А в баньку с веничком целёхоньким вернусь.


         СВЕТОТЕНИ

Летят златые колесницы,
Щиты сверкают и мечи.
То солнце, властная царица,
Свои отправила лучи.

И тьма бежит, ломая ноги,
И озирается, как тать.
Мой друг, пора уже вставать,
Нам с солнцем явно по дороге.
Помчаться вдаль нам суждено
За этой звонкой колесницей.
- Ах, не мешай. Так сладко спится,
Ты занавесил бы окно.



       СЕРДЧИШКО

Снег кружится и ложится
На зелёную траву.
Может, взять да и влюбиться
Молодому старику.

Ничего, что голова
Вдруг взяла и побелела.
Ну кому какое дело.
Важно, что пока цела.

Ты кружись, снежок-мальчишка,
Не во сне, а наяву.
Если выдержит сердчишко,
Молодуху заведу.

         НЕПТИЦА
Мы не боимся высоты,
И нас огонь не испугает.
Любовь крылатая летает,
А с нею в полёте я и ты.

-Давай до солнца долетим,
В лучах неистовых сгорим.
-Да нет, мой ангел, погоди.
Побереги года и дни.

К тому же я совсем не птица.
На землю надо опуститься,
Воды холодненькой напиться,
Денька на два, на три влюбиться.
А ты, коль хочется, лети…


          ГОБИ

Привет тебе, пустыня Гоби,
Хочу с тобой сдружиться я.
В цивилизации по Тойнби
Духовность выше бытия.

Воцарствуй дух уединенья
И отрешённости людской,
И смысла жизни обретенья,
И откровения с собой.

Но хватит ли душе терпенья,
И воля ли не подведёт,
Тем паче, скоро воскресенье.
Такой  шальной народ придёт.


       ВАМПИРЫ

О, эти женщины-вампиры.
Они готовы проглотить
Тебя во всём твоём мундире
И сразу о  тебе забыть.

Поосторожней с ними, братцы,
А то случится может всё.
И прежде  чем поцеловаться,
Проверьте зубы у неё.


      
  ГОРОСКОП

Зачем трепать друг другу нервы,
И вместе быть нам не судьба.
Знать, не одна у нас звезда,
Да и планета не Венера.

-Я астрологию не знаю
И гороскоп не разберёшь.
Ты только за руку возьмёшь,
И я пылаю, и летаю.

-А вот рука, мой друг, бери.
Ну и лети…


       СРАЖЕНИЕ

Подставила меня под танк,
Тяжёлый, мощный, похотливый.
Но я мальчишка не пугливый,
Пошёл с гранатою ва-банк.

Швырнул и точным был прицел.
Машина встала, застонала.
Всю ночь вокруг меня пылала.
Не знаю, как я уцелел.


        ЛЕСОПИЛКА

Нам по пути до первой до развилки,
А там опять потопаем вразброс.
Есть женщины как сад, а есть цех лесопилки,
Нужны им брёвна вместо роз.

А впрочем, край у нас лесной.
Глядишь, и встретимся с тобой.


      УЛЫБКА

А что бы Вам не улыбнуться,
Расправит бровки и взглянуть.
Глаза у Вас – два синих блюдца,
Легко в них можно утонуть.

- Но блюдце – это ведь не море,
Обдумывать пора слова.
- Да, нет. Здесь можно и поспорить,
В них чародейская волна.

- Взглянул разок и захлебнулся,
Спасательный бросайте круг.
А вот уже и улыбнулся
Мне не знакомый пока друг…


        ПОКА

С утра день выпал молодец,
И даже солнце подмигнуло.
Потом начался дождь-зануда
И до сих пор идёт подлец.

Сидим, читаем детективы,
Идёт по телеку балдёж.
Знакомых больно много рож,
А хочется альтернативы.

Страна была когда-то звонкой,
Блюла здоровье и красу.
Теперь сидит и глушит водку,
И ковыряется в носу.

По виду вроде всё нормально.
Что хочешь –  купишь, принесёшь.
Но развернёшь, едрёна вошь –
И аномально, и скандально.

Невольно тянется рука
Не к пистолету и кастету,
А разогреть себе котлету.
Хватает этого пока…

 
        ФАРТ

А мне с бедою подфартило,
Она пришла ко мне не зря
И говорит, что полюбила
И жить не может без меня.

Прижмётся, льнёт к душе и телу,
Изводит болью и тоской,
Воркует: «Я ведь не хотела,
Так получилось, дорогой».

Как мне с такой ханжою сладить
И сократить хотя бы срок.
По голове меня погладит:
« Ты потерпи ещё чуток».

Но сколько можно мне терпеть,
Пора её давно за дверь.
Но вдруг она: «Окно открой,
Мы попрощаемся с тобой».

Открыл. Вспорхнула и ушла,
Другого милого нашла.
Все окна, двери позакрыл,
Чтобы никто не полюбил.

         РЕЧОНКА

Меж двух стыдливых берегов
Течёт река, верней речонка.
На вид совсем почти девчонка,
Но привечает мужиков.

С утра ныряешь головой
В её волнующую сладость.
И ей, похоже, это в радость,
Играет, брызгает волной.

Прижмётся к телу, обнимает,
Губами влажными прильнёт.
Целует, стонет и поёт
И никуда не отпускает.

На берег выйдешь, ё-моё.
И отдышаться нету мочи.
Но полежишь и вновь захочешь
Нырнуть в объятия её.
         
   МЕЖДУСТРОЧИЕ

Душа тоскует между строк,
Всё ищет что-то неземное.
А где найти теперь такое,
Да и какой в том будет прок.

Но может, ей и повезёт.
Она найдёт кусочек неба
Среди вина, греха и хлеба
И в небеси нас позовёт.

Но стоит ли спешить туда,
Давай, глотнём ещё вина.


        И. О.

Неужто вечен этот круг
И дураков, и лжепророков,
И не дожить стране до сроков,
Когда они испустят дух?

ТВ с Останкинской видней.
Сегодня он  и. о. пророка.
Глядит на нас лукавым оком:
-Вы подождите пару дней.


   ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ

Красна-девица  идёт,
Словно лодочка плывёт,
По серебряной реке.
Сумка чёрная  в руке.

Спит река. Молчит до срока.
И по-женски синеока.
Тем, кому по ней ходить,
Не велит её будить.

Только треснул вдруг ледок,
Поломался каблучок.
В жизни всякое бывает,
Что нас ждёт, никто не знает.

Осторожнее, девица.
Холодна теперь водица.


         СЕЗОН

Мой друг любимый, неразлучный
Поник красивой головой.
Ну отчего такой ты скучный,
Что приключилось вдруг с тобой?

С утра не будишь, не бежишь
Купаться в озере лукавом,
Не пламенеешь, не горишь.
А был когда-то малым бравым.

Быть может, озеро твоё
Состарилось и обмелело.
Так поправимо это дело.
Есть дочка-речка у неё.

Её волна журчит и льётся,
И навевает сладкий сон.
-Да, нет. Мне что-то не встаётся.
Купальный кончился сезон.

      
        РЫБАЛКА

Спросил приветливо с улыбкой:
-Вы не смогли бы мне помочь.
Сижу, ловлю златую рыбку.
Один. Тоска, а скоро ночь.

-А я при чём? Других просите.
Да и реки здесь не видать.
-А мне бы с Вами поболтать.
-Да Вы с собой поговорите.

Ушла под пенье каблучка,
Как будто сорвалась с крючка.


          НУЛЬ

Пришла к нему жена,
С которой он в разводе,
И говорит: «Давай начнём с нуля».
Ответствует: «Ни при такой погоде,
Не ноль сегодня, минус два,
И подождём до февраля».


       ЦВЕТНЫЕ СНЫ

Стану я когда-то рыжим,
Надоело быть седым.
И хочу быть молодым,
Как во сне себя я вижу.

Там вокруг цветы и краски,
Веет ветер озорной.
А цветные сны – не сказки,
И сбываются порой.


         РУКИ

Два белых лебедя плывут,
Беседуя с волной речною,
И вдаль куда-то за собою
Меня приветливо зовут.

Плыву во след за ними, греюсь,
Купаюсь в солнечных лучах.
Был груз тяжёлый на плечах,
А вот теперь взлететь надеюсь.

И поднимусь, и полечу,
Да в Костроме Вас навещу.
Вы улыбнётесь: «Не вопрос.
Но как лететь в такой мороз.
Автобус есть. Садись, вперёд.
Вот непонятливый народ»…


       СОНЯ

Нальёт мне солнышко с утра
Свет терпкий полную ладошку.
И выпью я не понарошку,
А как положено до дна.

Кто вам сказал, что шик в вине,
Тем более ещё в подделке.
К тому ж его дают за деньги,
С которыми мы не в родстве.

Гляди, какая благодать,
Искристый свет сквозь окна льётся.
Вставай, мой друг, приветствуй солнце.
-Да ну тебя. Мешаешь спать.


        НЕФЕРТИТИ

-Похожи Вы на Нефертити.
-Глядите, дядя, не туда.
Вот мама у меня – звезда,
Есть телефончик, позвоните.

-Ну что же, будем маму брать.
-Коль не возьмёте, есть бабуся.
А что хотите Вы, дедуся?
-Да внучку бы поцеловать.

-Но целовать – не отдыхать
И можно сразу надорваться,
Опасно деду целоваться
Со внучкой лет под двадцать пять.

-И дыма нет ведь без огня,
А старый  конь борозд не портит.
К тому же с ним давно мы в спорте,
Не беспокойтесь за коня.

-Не знаю, что и как сказать.
Вы интересный старикашка,
Но тут нужна одна бумажка,
А, может быть, и целых пять.

-Договоримся. Нет проблем.
На огонёк к нам загляните,
Моя царица Нефертити,
Преодолеем разность лет.

-А вот и мама напоказ,
И с нею бабушка Маруся.
-О, нет, простите. В другой раз.
-Куда ж Вы, дедушка, дедуся…


        ПОНАРОШКУ
                М.М.
Глаза озёрные в печали
Зовут вполголоса ко дну.
Они во сне меня встречали,
Я понарошку в них тонул.

А вот теперь глядят по-царски,
И не во сне, а наяву.
И что-то молвят по-татарски.
А что? О чём? Я не пойму.

Чтоб царской речью насладиться,
Язык придётся изучать.
Хотя боюсь сие начать,
А вдруг прикажут утопиться…


         ЕВА

Пенсионерки – не старушки,
Ещё вполне игривый вид.
Вот жалко только дед храпит,
Забыл про все свои игрушки.

Бальзам купила бабка Ева
И подливает мужу в чай.
Иная сделалась печаль:
Её Адам пошёл налево.

Пенсионеры – шустряки
И старость в сердце не впускают.
Себя, как могут, забавляют,
Чтоб не свихнуться от тоски.

Тоска-змея в окно глядит,
И занавеской не закроешь.
Её так просто не прогонишь.
Дед отвернулся и храпит.

         СИНГАПУР

Меня напрасно не корите,
И Ваша ревность ни к чему.
А мне выходит по всему
Уехать, видно, на Гаити.

А нет, пожалуй, в Сингапур.
Им Северянин восхищался,
Но так туда и не добрался,
Хотя подсказывал Амур.

И мы, наверно, обойдёмся
Без дальних рейсов и хлопот.
Ещё один проводим год
И над собою посмеёмся. 


СЁСТРЫ

Две души у тебя, две души,
Ты ко мне заходить не спеши.
Пусть одна на крыльце посидит,
У неё неприятнейший вид.

То молчит и глядит, как змея,
То слезами достанет меня.
Холодна, как пивное стекло,
По ночам пьёт в трактирах вино,
Засыпает в постели чужой
И ругается матом со мной.

А другая – чиста и светла,
И улыбка её весела.
Вспыхнет, что на ветру уголёк,
Говорливая, как ручеёк.
Словно трепетный лист под дождём.
Хорошо нам бывает вдвоём.

Не спеши уходить, подожди,
Отдохни у меня на груди.
-Не могу. У меня есть сестра,
Что сидит на крылечке с утра,
Свой черёд с нетерпением ждёт
И к тебе вслед за мною придёт.
         
  БЕС

Изыди, бес, из душ друзей и близких,
Дух зависти и сладковатой лжи.
Пусть выползает гаденький и склизкий,
Как выползают на берег ужи.
Ату и чур его бесовское отродье.
Сгинь, пропади во тьме, лукавый бес.
А что так вдруг испортилось здоровье,
И вроде вам теперь не по себе…
         



               

               









ЦАРСТВО



                … не на скрижалях каменных, но
                на плотяных скрижалях сердца.

II. Коринф. 3, 3.













       В СНЕГАХ

Всё было : и радость, и боль,
Печаль, как полынь пред грозою.
И долгая песня-любовь
Звучит до сих пор над рекою.

Но гаснет напев, и слова
Притихнут, о чём-то вздыхают.
К тому же наглеют снега.
Идут, всё вокруг заметают.

Навряд ли растают они,
У них много лет за плечами.
Коль радость в снегах не найти,
Зачем же искать нам печали.


             ПАМЯТНИК

Простите, но пора настала
Вас сбросить, дядя, с пьедестала.
Сегодня многое узнали
О том, что ранее скрывали.

-Уйду я молча на рассвете.
Меня забудут ваши дети,
Ну а потом, после разлуки,
Поставят памятник мне внуки…


             ПАМЯТЬ
                Е.С.
В день юбилея вспомнились слова :
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»
У нас была красивая страна,
Где мы мечтали, верили, любили.

И нет её… Мечта ушла на дно,
Как Китеж-град, врагу не покоряясь.
Настанет час, она всплывёт светло,
Не нам, а внукам нашим улыбаясь.

Они её приветят и поймут.
Припомнят нас, наверное, негромко.
И песню нашу старую споют,
Причём, в своей уже аранжировке.

Не верю я в могущество воров,
Что правят ныне по понятьям зоны.
Хотя ещё безмолвствует народ,
Но линия готова обороны.

Она сквозь нашу память пролегла
И сохранила преданность Державе.
Советских песен гордые слова
Сегодня встали вровень с рубежами.

Есть правды глас. Он твёрже, чем гранит.
Его взорвать, разрушить трудновато.
Народ пока по-прежнему молчит,
Но слышит всё и, может, ждёт набата.

В день юбилея вспомнилась строка :
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»
И будет жить великая страна,
Пока её в народе не забыли.

         ДЕТИ ВОЙНЫ      

Дети войны. Как живётся вам, сверстники,
Поколенье последнее яростных дней,
Уцелевшие чудом в огне современники
Той великой эпохи, какой уже нет.

Мы не строились в роты, не бросались под танки
И не гнали врага из родной стороны.
Мы охоты кровавой, ошалелой подранки.
Никому, кроме нас, раны те не видны.

Было ль детство у нас  в лихолетье  жестоком,
Когда голод наглел и не пряталась смерть.
Если рядом война, сокращаются сроки.
Мы спешили взрослеть, чтобы выжить суметь

Тяжкий воздух тех дней был наполнен тревогой.
Мы глотали его, жгли нутро впопыхах.
Бабий плач над селом. Пыль над долгой дорогой,
Где отцов своих ждали, аж до боли в глазах.

Кто дождался, тому, знать, судьба улыбнулась.
А кому-то достались только пыль и слеза.
Сколько их не пришло. Полегло. Не вернулось.
Да и тех, кто пришёл, не забыла война.

В мир иной, словно в бой, не желая пригнуться,
Не меняя знамён, не ломая свой строй,
Ветераны уходят. Им уже не вернуться,
Как тогда в сорок пятом, победном, домой.

Наших мам помянуть не забудем сегодня.
Их мозоли и боли не прохладней огня.
Подала им война чашу, полную горя,
И пришлось пить до дна, не жалея себя.

Мы из чаши из той пригубили немало,
Хотя матери нас берегли от неё.
И не раз, и не два нам судьба подливала
В эту чашу несладкое зелье своё.

Мы держали удар. Закалялись в работе.
Возрождалась страна, и светлела душа.
Но на стыке веков, как стрела на излёте,
Вновь лихая беда нас в пути догнала.
 
Развалили наш дом по частям, по ступенькам.
На подворье костры до небес разожгли.
Что за люди? Откуда? Из какой деревеньки?
Неужели из русской, боль вобравшей, земли.

Всё вернётся на круг по законам же круга.
Мы по солнцу живём и встречаем восход. 
Быть Державе в веках, как бы не было трудно.
Нашим детям и внукам да поможет Господь.

Пенсионная рать. Вот и мы – ветераны.
Как учили отцы, плотно сдвинем ряды.
Мы подранки войны. Наши старые раны
Никому, кроме нас, до сих пор не видны.





           ПОЛКА

Может, кто-то вспомнит обо мне
Где-то там, в конце крутого века,
Как поэта да и человека.
Не в чужой жил всё-таки стране.

Разглядят, прочтут десяток строк,
Что скучают в тишине на полке,
Как мы жили, пели, гнули холки,
Выходили к звёздам за порог.

И купались в пламени войны,
В «оттепель» справляли дни рожденья,
Идолов свергали с вышины,
Не дождавшись истины прозренья.

Как Держава молча шла ко дну
Под восторг безумствующей черни,
Собиралась тайная вечеря,
Чтоб спасти заблудшую страну.
Книгу жизни нашей прочитают,
Скажут вслух: «А с нами он в родстве.
Кровь веков течёт в его строке.»
И опять на полочку поставят.


               ТАНЕЦ

Надо ли о любви говорить,
Коль слова наши стали нежарки.
Только мне никогда не забыть,
Танец твой в алом платье цыганки.

Колдовала, плыла у костра,
И блестели браслеты запястий.
А в огонь, что пылал до утра,
Мы бросали монеты на счастье.

Счёт надеждам своим не вели
И счастливых часов не считали.
Наш костёр догорает вдали,
Да и мы вместе с ним отпылали.

Поклонились снегам и зиме
И стараемся с ними поладить.
А любовь есть не только в огне,
Есть она и в вечерней прохладе.


       НЕСКЛАДНОСТЬ

Посиди рядком со мной,
Друг мой ненаглядный.
Над певучею рекой
Ветерок нескладный.

Словно парус кочевой,
Наша жизнь промчалась.
Над серебряной рекой
С нами попрощалась.

Я вздохну, и ты вздохнёшь.
В даль речную глянешь.
– Как ты, милая, живёшь?
– Скоро сам узнаешь…


        ЗВЕЗДОПАД

Звезда, упавшая в траву,
В росе серебряной остынет.
Через года звонишь вдруг ты мне
И назначаешь рандеву.

Приду, конечно же, приду
Огня прошедшего коснуться,
Но вряд ли нам туда вернуться,
Где звёзды падают в траву.

          ЛЁД

Всё начинается опять.
К тебе на первое свиданье
Приходит давнее желанье
С тобой в прятки поиграть.

И вы играете легко,
Не замутнёно и прозрачно.
Под синим льдом годов вчерашних
Ещё по-прежнему светло. 

ОТЦЫ

Все чаще стали сниться нам
Отцы, ушедшие из жизни,
И горечь тихой укоризны
Мы ощущаем в этих снах.

Слова невнятные, без зла,
Но взгляды, нервные движенья,
В которых много сожаленья
И нет знакомого тепла.

На сердце ляжет тень вины
За те и эти наши годы.
Отцы все чаще к нам приходят,
Все беспокойней наши сны.


          ЯХТА

Августовское солнце неярко.
Погляди, милый друг, в небеса,
Как уходит, подняв паруса,
Лета красного скорая яхта.

Помаши ей неспешно рукой,
Пожелай дружелюбного ветра.
Вот ещё одно минуло лето,
Да и жизнь почти вся за кормой.

То, что было, уже не вернуть,
А что будет, примерно мы знаем.
Что стоим здесь, кого провожаем,
Не самих ли себя в дальний путь…


                ДРУГ

Привет тебе, мой друг, осенний сад,
Иль я уже в твоих друзьях не числюсь.
Стихи мои читают тихо листья,
Не зная кто, когда их написал.

Несовершенна память, коротка.
Мы забываем лица, краски, строчки,
Деревьев глас и ровный почерк рощи,
Её златого, мягкого пера.

Поговорим неспешно  по душам.
Встречаться стали мы с тобою редко,
На старой яблони сломалась, вижу, ветка,
Рябина-грешница всё так же хороша.

Красуется и рдеет нараспах,
Ей что-то ветер шепчет непристойно.
Мне здесь легко, приятственно, спокойно,
И запах мяты спелой на губах.

Иду в просвете тающего дня,
Ловлю в ладонь слетевший лист лиловый,
Доверчивый, немного бестолковый,
И вроде бы похожий на меня.

          ЯБЛОКО

Приснились тихо детские года,
Воробушки поры послевоенной,
Где на краю, на краешке Вселенной,
Зажглась моя ровесница звезда.

Она теперь на край другой сместилась,
И получился как бы полукруг.
Приснились речка ласковая, луг
И солнышко, что мне в ладонь скатилось.

Горит и жжёт, и мне не по себе,
Смахнуть нельзя, и в небо не подбросить.
И вроде бы не лето уже, осень,
И яблоко холодное в руке…


          МАМА

Приснилась мама, вся в слезах.
-Сынок, мне очень одиноко.
Отец ушёл а ты далёко
И утонул в своих делах.
Мне не с кем слова обронить,
А радио смолкает в полночь,
И от него,  какая помощь.
Приедешь ли похоронить.

Глядит с горючею тоской.
Цветы на столике стояли,
И на пол вдруг они упали,
Моей задетые рукой.

Вода печально и светло
Стекает. Я её сбираю,
Себя слезами умываю…
Проснулся, сердцу тяжело.

Мне не собрать и не испить
Своей вины, её печали.
У ней теперь иные дали.
Надеюсь только, что простит.


    ТАТЬЯНИН ДЕНЬ

Есть в Вашем имени Татьяна,
Мелодия далёких лет,
И ей всегда сквозь расстояния
Душа откликнется в ответ.

И вам увидится красиво,
Кому же юность не к лицу,
На первый бал Вас пригласили,
Карету подали к крыльцу.

Кавалергарды, эполеты,
Герои пушкинских времён,
А Вы танцуете с поэтом,
И он, конечно, в Вас влюблён.

Краса во все века в почёте,
Вам рукоплещет высший свет.
Легко, как облако, плывёте
В свои почти семнадцать лет.

…Татьянин день уйдёт в морозы
И не убавит седины.
Взялись откуда эти грёзы
Среди стареющей зимы.

Но лишь коснулись  фортепьяно,
Напев знакомый зазвучал:
-Ах, Таня,  Танечка,  Татьяна,
Пора, пожалуйте на бал…


            РЕЧКА

Ни к чему копить свои обиды,
Как монеты в старом кошельке.
Лучше вспомним, как с тобою плыли
По любви, как будто по реке.

По реке, по реченьке струистой,
По упругим девичьим волнам.
Мы, наверно, были эгоисты,
Не делили радость пополам.

Что и сколько каждому досталось,
Не считали, брали задарма.
Смысла нет делить теперь под старость
На реке, где царствует зима.

Подо льдом, под снегом, под годами
Речка наша, свет и благодать,
Что-то шепчет влажными губами.
Ну а что, теперь не разобрать…


           СВИДАНИЕ

Отоснилась, отыгралась
И вернётся ли к нам вновь
Наша светлость, наша радость,
Наша первая любовь.

Что кручинишься, подруга,
И склонилась на плечо.
Жизнь, похоже, вроде круга.
Может, свидимся ещё.


         ЦАРСТВО

В дальне-дальнем царстве васильковом,
Где на солнце тешатся поля,
Бегает мальчишка мне знакомый
И к тому ж похожий на меня.

Он меня не видит и не слышит,
И машу рукой ему зазря.
Вон и мама на крылечко вышла
И зовёт его, а не меня.

Значит так положено и надо,
Торопиться тоже ни к чему.
Может быть, под песни листопада,
Будет время, я и сам приду.


          ЛАМПАДА

Родни, друзей, коллег немало
Уже осталось за чертой.
Им не махнёшь теперь рукой,
Не скажешь: «Добрый вечер, мама».

Среди лампадной тишины
Припомним тихо дни и лица.
Пусть им без нас спокойней спится.
Мы здесь им более нужны.

               
          ИЗБУШКА

Предосенняя усталость,
Дождь с ленцой в окно стучит.
Лето очень постаралось
Нас с тобою огорчить.

Это пекло и пожары,
Да свирепые ветра,
И обиды – самовары
Разгораются с утра.

Покосилась, как избушка,
Наша ветхая судьба.
Где была вчера пирушка,
Нынче постная еда.

Что теперь делить и множить,
Если пламень отпылал.
-Как сказать, мой друг, быть может,
Ты его не зажигал.


        КРЕСТЫ

Что вы, други мои,
Понасупили брови кудлато
И глядите, как будто
Обокрал вас злодей.
Дверь всегда была настежь,
Жили мы небогато.
Лучше пару друзей,
Чем две сотни рублей.

Или может быть, я
Вас обидел случайно,
Нашей дружбе мужской
Изменить мне дано.
Или то, что любил,
С тем, чего ненавидел,
Примирил, пригубил.
Нынче модно оно.

Вроде, в том не замечен,
Не меняю обличье.
Ваши думы и боли
Помню все наизусть.
И пришельцев лукавых
Наречие птичье
Не гнездится в строках,
Не касается уст.

Редко к вам захожу
На квартиру иную,
Непутёво живу
И года не под стать.
Власть ругаю да пью,
Пьяных женщин целую.
Так похожа на них
Стала Родина-мать.

Что вы, други мои,
Так глядите сурово
Из какой-то ещё
Мне неведомой тьмы.
Не пожать вам руки,
Не дождаться и слова.
Лишь темнеют под вечер
Молчаливо кресты.

        ОСТАТОК

Не всё, что ты любил,
Дошло и сохранилось,
Хотя ему душой не изменял,
Но многое с росою испарилось,
Да ветер по дорогам разогнал.

А то, что рядом
Под рукой осталось
Иль залегло под сердцем глубоко,
Оно вчера вдруг уходить собралось
И говорить с ним было нелегко.


          СОБРАТ

Отзовётся ли там, где веков окоём,
Наших дней торопливая братия.
Как мы жили, любили и пели о чём
И кому посылали проклятия.

Ещё молод наш век, но уже вороват.
И соврёт и слукавит неплохо,
Отыщи наши строки, далёкий собрат,
Средь обломков ушедшей эпохи.

Не для славы хлопочем.  Не надо имён.
Мы заботу взвалили на плечи,
Что  в смешеньи  племён, на просторе времён,
Прозвучали и русские речи.


         СНАЧАЛА

Пускай всё рухнуло. Но всё ж
Осталось что-то за плечами,
Что, может, белыми ночами
Ещё придёт, как этот дождь.

Да песня с русскою печалью
Над Волгой-матушкой родной,
И небо с тучей грозовой
И так похожей на начало.


       НЕПОНЯТЛИВОСТЬ

Та страна, где мы родились,
Приказала долго жить.
То, чем мы тогда гордились,
Нам предложено забыть.

Предлагатели крутые
Видят, знают наперёд.
Только люди мы простые,
Непонятливый народ.

Почему всё пачкать надо
И не чтить своих седин,
Час победный Сталинграда,
Клич солдатский  «На Берлин!»,
Свет гагаринской улыбки,
Поезда в целинный край,
Мамин почерк на открытке:
«Помни, сын. Не забывай».


           СОЛНЫШКО

Рассветает душа, расцветает,
Словно солнышко в небе взошло.
И былая печаль улетает,
Наклонившись слегка на крыло.

Пусть летит. Обижаться не станем.
Ничего ей не скажешь во зло.
И сама ещё ясно не знаешь,
Отчего так на сердце светло.


           ДРАМА

Опять звезда с высокой башни
Укажет нам священный путь,
Где можно голову свернуть,
Коль оглянёшься в день вчерашний.

Тут ностальгия ни к чему.
У нас в крови всё та же драма.
Нальют наркомовских сто граммов,
Ну и вперёд по одному.


        БОСОНОЖКА

Перелески да пригорки,
И поля, поля, поля.
Я, друзья, не из Нью-Йорка
Здесь вот родина моя.

По тропинкам, по дорожкам
Ходит, бродит без меня
Моё детство-босоножка,
Уже дальняя родня.

Если встретится, узнает
И ладошкою махнёт,
Или в прятки поиграет:
-Что за дедушка идёт…


          ГОЛОС

Война – нелёгкая работа
В поту солёном и крови.
Копай окоп. Шагай, пехота,
А если надо, то ползи.

Под лай бульдожий пулемёта
Пригнись к земле. Потом рывок.
На то она и есть пехота.
Коли штыком и бей в висок.

Мы остывали после схватки.
Трофейный шнапс почти не  брал.
Лежал комбат на плащ-палатке
И тихо, молча умирал.

Дарила нам цветы Европа,
Хотя была настороже.
И где теперь вторая рота,
Почти все сгинули уже

Могилы братские сырые.
В чужой земле не сладок сон.
Уснули парни молодые,
Уткнувшись головой в песок.

Лежат они в полях тевтонских,
В лесах моравских, у дорог.
И я, твой дед, мужик орловский,
Там тоже рядом с ними лёг.               
               
…Мне голос слышался негромкий
Иль чудился в нелегком сне.
Листок казённый похоронки
Хранила бабушка в столе      

            ПРОЗРЕНИЕ

Дыханье святости почувствуешь на лицах,
В звучании полузабытых строк.
Захочется пред ними повиниться
За то, что ты не понял их в свой срок.
Всё, может быть, пошло бы по-другому,
Иная повела бы колея.
Но всё равно скажи спасибо Богу,
Что навестили всё-таки тебя.

              ЧАС

Ты в час урочный не пришла,
Но осуждать тебя не в праве.
Я в прятки сам с собой играю,
Ищу далёкие года.
Наденешь лыжи и пойдёшь
По речке-свечке  Серебрянке.
Я подготовлюсь к новой пьянке,
А вдруг года мои найдёшь.
А если нет, и нет мороки.
Тем более, когда зима
Позамела давно года
И все назначенные сроки.
Потом уже, когда весна
Зелёным пламенем прольётся,
Тот час назначенный найдётся.
Он не исчезнул никуда.

        БАБУШКА
                Е.В.
Она смотрела на закат.
Садилось солнце над рекою,
И сердце полнилось тоскою,
Вернувшись вроде бы назад.

Туда, где молодость волной
Лилась и пела на рассвете,
На этой, видимо, планете,
А может быть, и на другой.

Над Покшей белою покой
Вечерним жаловал морозцем.
И вытирало слёзы солнце,
Как будто бабушка рукой.


       БРАТЦЫ

Дожди идут неторопливо, глухо.
Один из них, как старый, добрый друг,
Мне что-то шепчет щёкотное в ухо,
Но у меня уже слабеет слух.

Ноябрь идёт. Простуды стал бояться
И под зонтом бегу к себе домой.
С дождями сух: «Не обижайтесь, братцы.
Поговорите сами меж собой»…


               ЗАМОК

В своей стране мы вроде пригодились.
Долги сполна старались отдавать.
Всем доверяли, не умели врать
И подличать, угодничать стыдились.

Лежит страна в постели роковой,
Своей бедой и болью обнимает.
Не за себя, за нас, как мать, страдает
Да мается пречистою душой.

И говорит устами нам  в уста      
Довольно внятно, хоть не очень громко:
-Сгубила нас не лень, не спесь, не водка,
Доверчивость и наша простота.

- Так что ж теперь ловчить и врать учиться
И на замок нам души закрывать?
-Да не о том я, врать или не врать.
А вот замок вам может пригодиться…               
 
               ВЕТЕР

Друзей, товарищей по ветру разбросало.
Кто в землю лёг, кто сгинул без следа.
А с кем-то вдруг встречаться перестала
На сквозняках продрогшая душа.

Что происходит, друг мой ненаглядный.
Не уходи, поговори со мной.
Откуда этот ветер окаянный,
Куда уносит он тебя с собой…

       КАК ПОЛОЖЕНО

Я сгину где-то на задворках
Своей неласковой страны.
Не будет тут ничьей вины,
А значит смысла нет в разборках.

Простите, если насолил
И не сгибал колен покорно.
Что думал, то и говорил,
А это вроде не зазорно.

Рядить, что сделал и сказал,
Кому-нибудь придёт охота.
Но это не моя забота,
И в судьи я его не звал.

Но, может, кто-нибудь приветит,
Придёт и скажет, не скупясь:
-Он жил, и плача, и смеясь,
Как и положено на свете…


       ГОРОДА

Как города старинные,
Стоим мы у реки.
Седые и наивные,
Простые мужики.
Что сделано, построено
И сказано не впрок,
Оценит потом Родина,
Она в том знает толк. 

Не стоит долго мучиться
И морщить тяжко лбы.
О том, как всё получится,
Не будем ведать мы.
А рядом внуки-баловни,
Песок смешав с водой,
Возводят замки с башнями
Для новых городов.

         ГОЛУБИ

Мои годы молодые,
Словно голуби ручные,
Покружились возле дома
И ко мне вернулись снова.
Вкруг меня сидят, воркуют,
О житье-бытье толкуют,
С рук моих зерно клюют.
И куда-то все зовут.
Может, вечером напился,
И крылатый сон приснился.
Я сижу. Пуста квартира,
Да стакан из-под кефира.



        СЧАСТЬЕ

Ты склонилась ко мне на плечо.
Лет своих нам не стоит смущаться.
Запоздало немного к нам счастье,
Может, к внуку поспеет ещё.

А пока пусть кружит колея
И в осенней распутице тонет.
Небогатая радость твоя
На одной уместилась ладони.

Счёт вокзалам своим не вели
И разлук накопилось немало.
Пахнут тёплые губы твои
Тишиною речного причала.

Я в твоих небесах прочитал
Не одно потаённое слово
И о том, что когда-то терял,
И о том, что вернулось к нам снова.


         МНОГОТОЧИЕ

Вспомнят нас когда-нибудь,
Как мы  жили, были.
Скажут, надо помянуть,
Нас они любили.

Пейте, братцы. Наливай,
Тамада, начальствуй.
То, что льётся через край,
К нам стекает в чашу.

Там она на всех одна
И по кругу ходит.
А попробовать вина,
Кто же не захочет.

Много ль надобно душе.
Памяти глоточек.
Свой привет вам шлём уже,
Ставя много точек…

         ТО ЖЕ САМОЕ

Не льстить стране и не стыдиться
Её падения во грех.
И с ней нести  тяжёлый крест
И Богу за неё молиться.

Сердечным словом врачевать,
Росой студёной умываться
И в губы сладко целоваться,
И на причалах ночевать.

Друзьям вернуть долги сполна,
Ну а врагам Господь заплатит.
И времени на них не тратить,
Они в аду сгорят дотла.

Не знаем, что там за чертой,
Не возвращаются оттуда
Ни Моисей и ни Иуда,
Ни смертный грешник, ни святой.

Назад не будет экипажа.
Пока нас помнят, будем здесь.
А коль сумеем выслать весть,
Не то же самое ли скажем…
 

      


      

      

 
 
   

 


 











ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ
АТЛАНТЫ









                И Я скажу вам: просите,
                и дано будет вам; ищите, и
                найдете, стучите, и отворят вам…

                Лук. 11, 9.










 ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ АТЛАНТЫ

Избранники провинциальных муз,
Поклонники красы и совершенства,
Какое это всё-таки блаженство,
Когда сердец пречистых есть союз.

Писать иконы с ваших лиц, друзья.
В них свет любви и ласковое чувство
Единства жизни, веры и искусства,
Гармонии души и бытия.

Не перевёлся творческий народ.
Провинция богата на таланты.
Нужны сегодня крепкие Атланты,
Чтоб удержать российский небосвод.

Нелёгок он, особенно с дождями.
Но сдвинуться и отойти нельзя.
И слава Богу, русская земля
Под вашими горячими ступнями.
 
    СТАРЫЙ  СНИМОК
                М. Белову
Вам снова снилось поле боя
И танк горящий снился Вам…
Нальём наркомовских сто грамм,
За Ваше время выпьем стоя.

Вы старый снимок сберегли:
Десятый класс, мальчишек лица…
Домой вернулись единицы,
Почти все в землю полегли.

Сквозь наши сумрачные дни
Они для Вас ещё дороже
И неподкупнее, и строже,
Незамутнённы, как родник.

… Вам снова снилось поле боя
И танк горящий снился Вам…
Нальём наркомовских сто грамм,
За Ваше время выпьем стоя.


      ПРОДОЛЖЕНИЕ
                И.Шульману
Такие люди не уходят,
Не покидают ни на миг.
И продолжение находят
В сердцах и памяти живых.
С огнём войны навек содружен,
Он сохранил тепло и свет.
Нам и сегодня очень нужен
Его отеческий совет.

Придёт, прищурится лукаво,
Пошутит, спросит, как дела.
Неправда, что его не стало,
Он с нами рядом навсегда.
Такие люди не уходят,
Не покидают ни на миг.
И продолжение находят
В сердцах и памяти живых.

        ДИНАСТИЯ
                А. Лебедеву      
Фамилиям российским честь и слава,
Династиям таланта и ума.
На них стоит и крепится Держава
И матушка-история сама.

Отец создал, а сын продолжил дело,
Народный хор лучится  красотой.
Светло, как лебедь, песня полетела
Над златоглавой, древней Костромой.

Солисты хора годы не скрывают,
И родникам серебряным сродни
Их голоса то вешней льдинкой тают,
То обжигают пламенем любви.

Пока душа заплакать не стыдится,
Тоскуя с песней и её любя,
Есть у тебя надежда возродиться,
Провинция, российская земля.

                АВГУСТ
                Е.Соболевой
Горит уже и царствует рябина.
Уходит август, попрощавшись  с ней.
И к Вам зашёл: «Мой свет Екатерина,
Ты не забыла, нынче юбилей.»

И не уйдёт, пока не выпьет стопки.
Их ровно три. И смысл есть добрый в них.
За здравье – первая. До дна, без подготовки.
Вторая – за родителей своих.

А третия, понятно, за любовь,
За верность чувств и преданность Отчизне,
Чтоб с ней делить и радости, и боль
И прожитой чтоб не стыдиться жизни.

…А Ваша жизнь красива и чиста.
Рябина алая под вечер к Вам  склонится.
Возможно, прослезится, как девица,
И тихо скажет: «Жить Вам лет до ста…»

ГОЛОС
                Л. Шульцу

Хрустальный голос Ваш прольётся
Волной озёрною в рассвет
И в небе синем отзовётся,
И на земле оставит след.

Не изменив судьбе и чести
И не предав страны своей,
Вы сберегли, как знамя, песни
И верность сохранили ей.

Даст Бог, поправится Россия,
Угрюмой смуты вспомнит дни
И тех, кто песни пел чужие,
И тех, кто ей дарил свои.


   ЗАБЫТАЯ ТЕТРАДЬ
                Ю. Семенову
Уставший голос твой дополнит
Строка тугая, как струна,
Тетрадь забытая напомнит
Былые наши времена.

Пусть прорастет на русском поле
Зерно души твоей, поэт.
В нем есть любовь и горечь боли
За ту страну, какой уж нет.

Когда вокруг картавят тати,
А русской речи краток час,
Тетрадь свою ты вспомнил кстати,
Она о Родине, о нас…

Солнце в январе
                И. А.
Очи тёмные как ночи
Над серебряной волной.
Так случится, что захочет
Побеседовать с тобой.

Кабинет окном на Волгу.
Коль зашёл, прижмись к стене.
Разговор не будет долгим,
Но согреешься вполне.

Дверь, попятившись, прикроешь,
Дух чуток переведёшь.
И поймёшь, как много стоишь
И в каком краю живёшь.

Ей не легче, тяжелее.
Тянет воз в эпоху смут.
Три мужчины ошалеют,
Если влезут в тот хомут.

А она везёт. Не гнётся.
Словно солнце января.
Подойдёт и улыбнётся:
«Не сердитесь на меня».

Как же нам не отозваться,
Не сказать спасибо ей.
Можно, и поцеловаться.
И тем паче, в юбилей.




БАРД
                А.Симонову
Так повелось уж на Руси,
Чтобы струна звучала болью
И наполнялась песнь любовью,
И возносилась в небеси.

Услышит ли тебя страна
Сквозь дождь непрошенный, горючий,
Как льётся боль струной певучей
И разрывается она.

    ПРОЩАЛЬНОЕ
                Брату Юрию
Дожди осенние прольются
И над тобой с утра всплакнут,
Берёзки юные сойдутся
Да песни тихие споют.

Ты спи. Не мучайся той болью,
Которой полнилась страна,
И нераскрывшейся любовью,
Твоя ли только тут вина.

Ты жил открыто, не в полроста,
Честь офицерскую хранил.
По-русски трепетно и просто
Россию, Родину любил.

И ей в беде помочь старался
И равнодушным быть не мог.
Переживал и надрывался.
Ну а Господь не поберёг.

Ему видней, а нам больнее
Вести теперь подсчёт иной:
Девятый день, сороковой
И дальше, сколько уж успеем…


БРИЛЛИАНТОВАЯ СВАДЬБА
                С.В. и А.К. Шустовым
Дороже бриллианта
Им ласковая речь.
И выше нет таланта
Любовь свою беречь
И помнить, не растратить
Свет трепетный Невы,
Улыбчивую радость
Любимой Костромы.

Пусть правнук удивится,
Наморщит лоб поэт:
Как можно так влюбиться,
Почти на сотню лет!
Любуйтесь и дивитесь
Душевной красоте
И низко поклонитесь
Брильянтовой чете.

Поздравим их негромко
За шесть десятков лет!
И как обычно: «Го-рько!
Любовь Вам да совет».

              БЕРЕГИНЯ

С лицом  винчианской мадонны
Хозяйка встречает людей:
-Входите и будьте как дома.
Суббота – наш праздничный день.

Собрался народ разнолицый:
Девчушки-речушки, юнец,
Мадам, две щебечут девицы,
Да старец блестит, как ларец.
Поэт подмосковной прописки
С подружкой нечаянных  лет.
Студентка с лицом пародистки,
Чья книжка не вышла на свет.
С бубновым валетом чуть схожий,
Приятный и худенький бард
И дядечка с красною рожей,
И дамочка в стиле поп-арт,
Богема, непризнанный гений
И юркий простуженный шут.
Смешенье племён, поколений,
А гости идут всё, идут…

Усядутся шумно за столик,
Пригубят чайку, кофейку.
Здесь каждый – поэт, стихоголик,
Влюблённый в нагую строку.

Прочтут из новинок немножко
Тут принята скромность, не спесь.
И даже сиамская кошка
Мурлычет какую-то песнь.

Ей, может быть, кот Лукоморья
Приснился приватно во сне.
Пёс рыжий с лирической мордой
Вдруг гавкнет под рифму на «е».

Хозяйка глядит берегиней,
Лучится в своём волшебстве,
И взгляд её тающе синий
С твоею душою в родстве.

А рядышком Волга не дремлет,
И камень не спит вековой
Как память о родине древней
Над Сулой, подземной рекой.
Парнас костромской,коммунальный,
Позволь поклониться тебе
Вот этой строкою банальной
И рифмой, созвучной судьбе…


СВЕТ

Когда кругом дожди косые,
Не торопитесь унывать.
Есть женщины у нас в России,
Что солнцу ясному подстать.

И даже в сумрачные годы,
В которые живём сейчас,
Их свет целительный и гордый
Ни на минуту не погас.
В семье ли, дома, на работе,
В науке, поле, у станка,
В нелёгкой думе и заботе,
Чтоб встала на ноги страна.

Она сумеет возродиться,
Добрее станет и сильней.
И будем мы ещё гордиться
Красивой Родиной своей.


Залог того – лучистый, сильный
Очей и душ небесный свет.
Есть женщины у нас в России,
Других таких на свете нет…


                КЛИО
                М. Белову

Факультет наш совсем небольшой.
Узнаём всех в лицо и по званью,
По делам, ремеслу и призванью,
Отношению к музе родной.

Клио чтит только тех, кто не врёт
Ни в науке о прошлом, ни в жизни.
Верен Правде и служит Отчизне,
И трудом кропотливым живёт.

Коль в архивах ты пыль не глотал
И в раскопах, как пахарь, не гнулся,
То ей вряд ли тогда приглянулся,
Уваженье к себе не снискал.

А к декану зайдёт в кабинет,
С юбилеем поздравит приветно,
Скажет: «Пусть будет жизнь твоя светлой.
Много дел тебе добрых и лет».

И в родстве, и в знакомстве оне
По таланту, по чувствам и ритмам,
По своим сокровенным молитвам,
Что приходят не вдруг в тишине..

   
     ЭПОХА

Делает время с ним схожих людей,
Лепит им души и спины.
Есть время пророков и светлых идей,
Есть время разносчиков СПИДа.

Есть время героев, идущих «на Вы»
За интересы Державы.
Есть время, когда улетают орлы
И змеи вползают да жабы.

Есть время, когда по колено враньё,
И кровью исхарканы стены.
Есть время, когда над страной вороньё
И смрадная копоть измены.

Но даже тогда, когда сломлен народ
И в спину бросают проклятья,
Есть тот, кто во имя народа идёт
На эшафот иль на распятье.

С тобой мы не слепок в ладонях веков,
Не отзвук от стона иль вздоха,
Не след на песке от горячих подков.
Мы тоже с тобою Эпоха.


         ПРИЦЕЛ
                Н. Максимчуку

Когда в руках был пистолет,
Стрелял в десятку по мишени.
Теперь изысканный сонет
В его лирическом прицеле.

Тут диспозиция не та.
Не промахнись, служивый, трошки.
Бежит кокетливо строка,
Такие, знаете ли, ножки.

Не передёргивай затвор,
Попробуй взять живьём подружку.
И захвати с собой подушку,
О чём отдельный разговор.

А вот сейчас, в конце сонета,
Бокал поднять намерен я
За офицера и поэта,
И за крылатого коня.

          
             СОЮЗ
                Л. и   Е. Морозовым

Сердец  немеркнущий союз
Порадует вечерним светом.
Он дар несёт в себе поэта,
Она избранница трёх муз.

Стоят с гитарою в руках,
Лучатся песнею красивой
О Костромской земле, России
И караваевских лугах…


       ПРЕКЛОНЕНИЕ
Провинциальные Атланты
И ныне не умеют врать,
Кривить душой, на лапу брать,
Народ родной в беде бросать,
В чужие земли уезжать
И продавать свои таланты.

Держите, братцы, небосвод,
Терпите, ждите новой смены.
В стране настанут перемены.
В крови у правнуков Победы
Державные воспрянут гены.
Поднимется с колен народ.

Он встанет вровень с небесами,
Красивый, сильный, нехмельной,
Свободный, дружный, трудовой
И на земле своей родной
Знамёна славы боевой
Склонит почтительно пред Вами.


ПОЕХАЛИ

Взмахнул рукой, сказал: «Поехали!»
Вокруг  Земли пошёл в облет.
Такими вот крутыми вехами
Ведут эпохам личный счёт.

Эпоха  Юрия  Гагарина.
Улыбка, как смоленский снег.
Была б жива Татьяна Ларина,
Он у неё имел б успех.

Планета вся , одёрнув юбочку
И чуть на цыпочках привстав,
Боготворила Юру, Юрочку,
Подняв его на пьедестал.

А он, улыбчивый и русый,
Готов обнять был шар земной.
Простой, лобастый парень русский.
По-русски чуточку шальной.

Сгорел, поднявшись к солнцу близко,
И выпив славу всю до дна.
Глядит на нас он с обелиска:
-Куда поехала, страна…

          
          НАГРАДА
                А. К.
Как волна на днепровском просторе,
Юбилейная дата светла.
Полон зал, и коллеги все в сборе,
И цветов, и приветствий сполна.

Если верить, что годы богатство,
(А не верить – резона нам нет),
Шестьдесят – это целое царство,
Плюс отдельный ещё кабинет.

Аспирант и студент, и профессор
Бьют челом, говорят, помоги.
Постучится лукавая пресса,
И попробуй её не впусти.

Всё решает не трон, не корона,
Психология, Ваш интеллект,
Жаль, наука теперь как ворона,
Сыр и деньги ей, видно, во вред.

Но и в этой непрочности зыбкой,
Где реформы пожар не погас,
Вы встречаете доброй улыбкой,
 Словом верным поддержите нас.
 
Ваше царство особого рода,
В нём господствуют честь и талант.
Принимайте поклон от народа,
Это выше всех прочих наград.

     СКРИПКА
                К. Герцензону

Прильнётся скрипочка приветно
И на плече взгрустнёт, всплакнёт,
Своей мелодией пресветлой
С душой созвучие найдёт.

Одесса вспомнится и детство,
И голос мамы молодой,
Да медь военного оркестра
В Балтийском море над волной.

И жизнь, и музыка – едино
Слились, сошлись в созвучный ряд.
И сам Господь Вас слышит, видно,
Коль подарил такой талант.

И нет прекраснее призваний,
Чем петь и плакать со струной.
И нет земли обетованней,
Родней, надёжней Костромской.


        КАРАВЕЛЛЫ
                О.Запольской

Словно в дальний чудо-океан,
Где волну целует в губы ветер,
Две ладьи с причала на рассвете
Отошли в ромашковый обман.

Пусть плывут былой весне навстречу.
За обман печалью не винись
И дождям осенним поклонись,
Что пришли с изысканною речью.

Вам легко услышать и понять
Колдовство их вкрадчивого слова,
Волшебство заветное знакомо,
В каравеллы книги превращать.

     ПЁРЫШКО
                Е. Салмовой
С гитарою приветною
Обнимешься тепло,
И песня твоя светлая
Ложится на крыло.

Навстречу солнцу летнему,
Наперекор судьбе
Она царевной-лебедью
Уходит по реке.

Взлетит, не попрощается
Над тихой бирюзой,
А сердце опечалится,
Утешится слезой.

Но пёрышко прохладное
В руке светло лежит.
Наградное, отрадное,
С ним радостнее жить.

    ГЛАГОЛ
                Н. Ганцовской

Филфак с утра Вам улыбнётся,
Давно знакомый и родной,
И Волга рядышком плеснётся
Неторопливою волной.

В её наречии певучем,
Услышав новый диалект,
Вы тут же пишете конспект,
Взглянув в словарь на всякий случай.

Он в картотеке станет окать,
Томиться будет, тосковать
И новой книги Вашей ждать,
Чтоб с нею выйти в мир широкий.

На Ваши книги спрос большой.
В них слово тёплое, живое,
Народу русскому родное,
Согретое его душой.

Вначале, знаем, было Слово.
Глагол Господний, мир творя, -
Всему и вся первооснова
И сердцевина бытия.

Словарь Ганцовской – баско дело,
И речь её – сама река,
Что к нам течёт издалека
И многое сказать сумела.

О слове праведном, благом,
С которым мы за всё в ответе,
О том, что есть на белом свете
Дарённый  Богом нам глагол…


ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ АКТЁРЫ
                В. Костицыну

Провинциальные таланты.
Актёры – трепетный народ,
Но держат прочно, как Атланты,
Культуры русской небосвод.
Им не уйти, не оступиться,
Не уронить престиж  страны.
Провинциальные артисты 
России-матушке верны.

Простят обиды ей без склоки,
Оклад свой нищенский и быт
За синь небес, простор широкий,
За песню долгую навзрыд.

Дивится, смотрит Мельпомена,
Откуда этот ясный свет,
Когда клубится дым и пена,
Да и страны уж прежней нет.

Коль честь живёт, и крепнет вера,
Придёт и праздникам черёд.
Театр в России – это мера
Падений наших и высот.
И не в столице сумасбродной
С её эстрадной суетой.
А здесь, в провинции народной,
Родник духовности живой.

Да будет свет его пречистый
На сцене, в зале и в сердцах.
Провинциальные артисты,
Аплодисменты Вам! Аншлаг!

 
              ГОСТЬ
                Т. Смирновой

Года спешат, не отдыхают.
Уже почтенный юбилей
Пришёл, стеснительно вздыхает,
Стоит и мнётся у дверей.

Как не пустить его. Откроешь.
Обнимитесь. Ну как живёшь?
Стол гостю праздничный накроешь,
Слезу украдкою прольёшь.

Куда-то молодость девалась,
Как будто виделись вчера.
Звала её, не отозвалась,
Знать, далеко уже ушла.

Но есть в годах своё богатство,
И ваших лет не беден пир.
Сын с дочкою – два светлых царства,
А муж и внук – почти весь мир.

Господь красою не обидел,
И доброты сияет свет,
Кто Вас хотя бы раз увидел,
Тот словно солнышком согрет.

Пусть светом ясным дни лучатся,
И будет жизнь у Вас полна
Любовью, радостью и счастьем
На долго-долгие года.


     ДУША ПОЁТ
              В. Вингоградовой

Когда душа поёт и светится,
И отзывается строкой,
Она желает снова встретиться
И пообщаться с Костромой.

Откроет город веер улочек,
На каждой ждёт всегда сюрприз:
Здесь скажет: «Добрый день», - Снегурочка,
Там улыбнётся юный принц.

И ветеран седой, и школьница,
Что повстречались на пути,
Тепло, приветливо поклонятся:
Знакомы ваши им стихи.

А у Дворянского собрания
Кивнёт легко, накоротке
Особа царская Романова,
Она не раз была в строке.

Вот к Волге-реченьке широкой
Сойдя под горку не спеша,
С красивой песней синеокой
Опять беседует душа.

Слова пресветлые, родные,
Сродни доверчивой волне,
О золотом кольце России
И милой сердцу Костроме.


       ПОП-АРТ
              В. Чепилю

Одесский сленг и стиль поп-арт,
Театр и питерские встречи
Полузабыты. Салехард
Прохладно вспомнится под вечер.

В студёном воздухе струя
В сосульку тотчас превращалась.
Как северный олень, промчалась
И скрылась молодость твоя.

Провинции культурный свет.
Здесь каждый книжник – не затворник,
Эпохе, Родине угодник.
А гонорара ему нет.

Портфель профессорский потёрт,
Студенты прыгают в тойоты.
И Фауст встретится, и чёрт,
Когда идёшь пешком с работы.

Жена болеет, ночь темней
Давно состарившейся кошки.
Но вот и солнышко в окошке,
Улыбка доченьки твоей.

Нам в детях наших прорастать
И в их надеждах и печалях.
Возможно всё начнём сначала,
Театр, Одесса, стиль поп-арт…

     МУЗЫКА ДУШИ
                Т.М.

Льётся голос девичий и чистый,
Нам сегодня снова повезло.
Что-нибудь сыграете из Листа,
Улыбнётесь тихо и светло.

Справиться б с истомою неясной,
Что под сердцем прячется  с утра
И на волю просится прекрасной
Песней маркитанки у костра.

Пусть года теряются в туманах,
Будем слушать нежно, не дыша,
Как струится песня о гусарах,
Словно Ваша юная душа.

Нет, дано не каждому подняться
До небесной дальней высоты,
Так любить и плакать, и смеяться,
И дарить нам песни, как цветы.

Царствие изысканных созвучий
Будет в радость длиться долгий век,
Чтоб напомнить нам на всякий случай:
Есть такой красивый человек…


        ПЕСНЯ
               П. Букатчуку

Хор женский, что вишнёвый сад.
Поют одна другой красивей.
Их золотые голоса
Любовью полнятся к России.

Родное, русское насквозь,
Утешит ласковое слово.
Как хорошо, что довелось
Нам с песней повстречаться снова.


       РАССВЕТ
               Т. Ефименко

Вы в год победы родились,
Весна гремела, ликовала,
И солнце яркое вставало
И славило любовь и жизнь.

Не потому ли так искристо
Играет, тает свет очей,
И голос, как лесной ручей,
Прозрачно льётся и лучисто.

И эта музыка хмельная,
От ней кружится голова,
И забывает про года
Душа такая молодая.

Сияй, пылай, созвездье лет,
Пусть жизнь победно торжествует.
Поэт на то и существует,
Чтобы не гаснул солнца свет…


       ТРУД
          А. Зюзину

Талант от Господа дарован.
Но он доверен лишь тому,
Кто крепит дар трудом огромным,
Любовью к делу своему.

За верность клятве Гиппократа
И светлость сердца и ума
«Спасибо, доктор», -   многократно
Вам говорила Кострома.

А золотые руки Ваши
Ещё не раз от бед спасут.
Что может быть на свете краше,
Чем благородный, честный труд.

 ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТЬ
                М.Б.
Тепло души и свет ума,
И сердца чистая палата.
Интеллигенты-доктора,
Пока ещё вас маловато.

Дружить с наукой Ваш удел,
Высоким быть не только ростом.
А то, что рано поседел,
Так это признак благородства.    

       СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ
                Г. Семашко
С сияньем северным дружна,
Глядит улыбчиво, высоко,
К тому ж ещё и синеока,
И разговорчива она.

Сказ увлекательный ведёт,
Февральским солнышком пригрета,
Что жить нельзя без интернета,
Он нам удачу принесёт.

Откроет тайны и секреты,
Как в мире рынка умно жить,
Чего продать, а что купить,
Где зарабатывать монеты.
Народ теперь стал осторожней:
«Не пирамида ли опять?
Ведь ей по виду тридцать пять,
А это возраст ненадёжный».

Но мы поверим в чудеса
И покоримся обаянью,
Так схожи с северным сияньем
Её улыбка и глаза.


        ВЛАДЛЕНА
                В. Мухачёвой

Да будет к вам благословенна
С весною дружная судьба.
В красивом имени Владлена
Плеснёт советская волна.

Несладок счёт годам и вехам,
Но в юбилеях есть резон.
Они приходят, словно эхо
Не близких нам уже времён.

Сегодня вспомнится  сдалече:
Косички школьные, педвуз,
Театр и хор, и волжский вечер,
И поцелуев спелый вкус.

Жён офицерских дни сиротства
И гарнизонный неуют.
Сын с дочкою – два ясных солнца,
К тебе доверчиво прильнут.

Смахни слезу, что набежала.
Пусть внуков льются голоса.
Они других времён начала,
У них иные имена.

                ШЛЯХ
                Н. Гибало

Тишина украинской станицы.
Мать всплакнула, крестя тебя вслед.
Старый шлях под ногами пылился,
Золотился червонный рассвет.

Принимай гарна хлопца, Россия,
Ленинград, а затем Кострома,
Где Галина, как песня, красива.
Сразу понял, что это судьба.

И судьбе не перечил, не спорил.
Льются внучек уже голоса.
Только шлях на рассвете вновь вспомнишь
Да и пыль, что попала в глаза…   

         ПЕТРОВИЧ
                Н.Фетискину

Если нам говорить без прикрас,
Семь десятков – серьёзная планка.
С твердолобой  упрямостью  танка
Надвигаются годы на нас.

Не уйти, не залечь, не укрыться,
И гранатой его не возьмёшь.
Но потом, как психолог, смекнёшь:
Надо с танком суметь подружиться.

И попросишь не рваться вперёд
Без особых на то мотиваций.
Пару дашь почитать диссертаций,
Он смутится. Назад повернёт

На Хабаровск, по старой тропе,
Сквозь тайгу и приморские взгорки.
Ну а ты костромской весь до корки,
Приглянулся давно Костроме.

Она в губы тебя целовала
И готова влюбиться опять.
А сегодня тебе тридцать пять:
Половина за танком сбежала.

Не стареть нам под силу вполне,
Коль в душе есть любовь и отвага,
Под рукою перо и бумага
Да февральское солнце в окне,
Что играет и льётся волной
 И Петровичу счастья желает,
С юбилеем его поздравляет,
Говорит: «Будь всегда молодой»…











































СНЕГУРОЧКА



                Разве не знаете, что вы храм
                Божий, и Дух Божий живет в вас?

I. Коринф, 3, 16.



















УНИВЕРСИТЕТ

Живи и здравствуй на века,
Дари нам новый час свиданий,
Наш славный вуз, ты как река
Любви и творчества, и знаний.
Почти сто лет её волна
Ведёт беседы с Волгой синей.
Чтят город, область и страна
Твоё служение России.

В прекрасном имени твоём
Звучит некрасовская лира.
Её завет в сердцах живёт:
Добро и разум сеять в мире,
На Костромской святой земле
Твой свет горит неугасимый
На благо нам и всей стране
Расти и крепни, вуз любимый.

           ALMA MATER

По утрам нас встречает с улыбкою
Альма матер над Волгой-рекой.
Добрых дел и успехов желает нам,
Быть достойным земли Костромской.

Мы Некрасова помним завет святой
Сеять разум, добро на века.
И не раз ещё скажет за труд большой
Нам спасибо сердечно страна.

Вуз любимый, твой свет негасимый, родной
Никогда не померкнет в сердцах и судьбе.
Славься и здравствуй на благо России
И дорогой Костроме!
Славься и здравствуй на благо России
И дорогой Костроме!


      ЗДРАВСТВУЙ, ГОРОД

Привокзальная площадь сутулится,
Да автобус усталый вздохнет,
Мне вдогонку Советская улица
Неширокой ладошкой взмахнет.

Здравствуй, город. Разлука не лечит,
Нас с тобою снежком замело.
Волга спит и волною не плещет.
Чайки белой не вспыхнет крыло.

«Сковородка» взгрустнула под вечер,
Не шумит вековая листва.
С небесами негромкие речи
Золотые ведут купола.

По торговым рядам твоим гулким
Я пройду и смешаюсь с толпой,
Поброжу по глухим переулкам
И поокаю вместе с тобой.

СНЕГУРОЧКА

Разбегаются веером улочки
Улыбается солнце с утра.
Заповедное царство Снегурочки –
Город-сказка, моя Кострома.

На  площади Сусанина кружится хоровод,
Снегурочка, Снегурочка лебёдушкой  плывёт.
Весёлая,  нарядная и с русою косой,
Дивятся все, любуются  волшебной  красотой.

Молвит слово, как реченька чистая,
Запоёт – станет сердцу легко.
Словно Волги волна серебристая
Поплывёт её песнь далеко.

Пусть разлука не будет нам ведома
С милой сказкой и былью родной,
С царством нежности нам заповеданным
И Снегурочкою дорогой.
   
      КОСТРОМА

Золотыми куполами
И с улыбкой над рекой,
Словно песня над веками,
Синеокий город мой.

Светлый лик архитектуры,
Древней площади покой
Дышат русскою культурой,
Колыбелью вековой.

Были беды в твоей жизни:
Злые пламени костра.
Ты без долгой укоризны
Поднималась, Кострома.

Время трудное осилим,
Если вместе ты и я.
Кострома и вся Россия –
Это Родина моя

Золотыми куполами
И с улыбкой над рекой,
Словно песня над веками,
Синеокий город мой.
 
        РОДНАЯ ЗЕМЛЯ

Край родной Костромской, незабывчивый
Нас святою водой напоит,
А сиреневый дождик улыбчивый
Что-то, окая, нам говорит.

Колокольни Макарьева, звонницы,
Древний гул кологривских лесов,
Чухломские березы, как модницы,
Умываются синей росой.

Я просторам привольным порадуюсь,
Погляжу на разлив голубой,
А над озером Галичским радуга
Заигралась с весёлой волной.

Вдаль за Нерехту поезд покатится,
Опечалится сердце светло.
И слеза к тебе в гости повадится,
О былом ей напомнить дано.

Не забыть бы в суетности грешной
Голоса и мелодии лет,
Как плывет по-над Волгою вешней
Золотистою  льдиной рассвет.


     КРАЙ БЫЛИННЫЙ

Край былинный, где ветры седые
И легендами дышит земля,
Да закаты горят золотые,
Обжигая любовью меня.

Здесь леса заповедны и строги
Эхо прошлых столетий хранят.
Сквозь века, как славянские боги,
Кологривские кедры глядят.

В именах городов твоих, речек:
Пыщуг, Вохма, Межа и Шарья…
Слышен говор племен и наречий,
Посвист стрел и дыханье огня.

Край героев, кто подвигом славен
И Отчизну свою бережет.
Посох держит плечистый Сусанин,
Он беду от страны отведет.

На распятье кровавом не дрогнув
И с презреньем взглянув на врагов,
Прошептал: «Я люблю тебя, Родина»,
Сын твой, Родина, Юрий Смирнов.

… Есть иные просторы на свете,
Но всех ближе, роднее свои.
Отчий край, где поют на рассвете,
Захмелев от любви, соловьи.

КОСТРОМСКАЯ СНЕГУРОЧКА

В Берендеевом царстве Снегурочка
Заскучала и ждет Новый год,
А по улочкам и переулочкам
Первый снег к нам с улыбкой идет.

Скоро елка на площади вырастет,
Заиграет красой огневой,
И подарки веселые вынесет
Дед Мороз с бородою седой.

Кому гусли, гудок, кому дудочка,
Русский лад забывать нам нельзя.
Родилась и живет здесь Снегурочка,
В радость ей Костромская земля.

Детвору Щелыкова, Островского
И шарьинских приветит ребят.
На кремлевскую елку московскую
Пригласят ее в гости опять.

А потом она с нами расстанется
И тихонько под вечер уйдет.
В Берендеевом царстве останется,
Ждать придется ее целый год.

         ЗДРАВИЦА

Кострома – радость светлая,
В легендах воспетая,
Икон чудотворных красота.
Душою щедрая, России верная,
Расти и здравствуй на века!
Душою щедрая, России верная,
Расти и здравствуй на века!

Кострома – солнце ясное,
Как песня прекрасная,
Над Волгой великою рекой.
Святая, древняя, земля былинная,
Оплот Державы вековой. 
Святая, древняя, земля былинная,
Оплот Державы вековой.

Кострома – память гордая,
Романовых родина,
Твой герб – государева ладья.
Любовью, верою, делами добрыми
Живи и славься Кострома!
Любовью, верою, делами добрыми
Живи и славься, Кострома!


      ПЕСНЯ О КОСТРОМЕ

Древний город, овеянный славою,
Мы гордимся тобой, Кострома.
Колыбелью для дома Романовых
Стала волжская наша земля.

                ПРИПЕВ:
Костромская, любимая и Богом хранимая,
России великой навеки верна,
Святая и древняя, как песня былинная,
Здравствуй и славься, родная земля.

Единеньем с российской Державою
Славен город над Волгой-рекой.
Здравствуй, родина русской Снегурочки,
Золотая ладья над волной.

                ПРИПЕВ:
Костромская, любимая и Богом хранимая,
России великой навеки верна,
Святая и древняя, как песня былинная,
Здравствуй и славься, родная земля.


















МИНИАТЮРЫ

   








                Я написал вам не потому, чтобы
                вы не знали истины, но потому,
                что вы знаете ее…

I. Иоан. 2, 21.
















           ВЕСНА

Бросай в огонь притворные печали,
Не отводи от пламени глаза.
Любовь – гроза, где есть всегда начало.
Любовь – весна, которой нет конца.


      БУДЁНОВКА

Промчалась жизнь, как конница Будённого.
Степной ковыль, седая голова.
А вот душа по-прежнему влюблённая
В коней лихих, в стальные стремена.
      
       ЗАВЕТЫ

У поэта – три завета:
Будь с талантом и душой
И живи в стране родной,
Даже если больно это

       ЛАВИНА

Сошла, как будто снежная лавина,
Почти вся жизнь. Остался только пшик.
Что там внизу, пока тебе не видно.
А на верху – и мальчик, и старик.


        ЕДИНЕНЬЕ

Не государевым веленьем
Терновый снимется венец.
Мы возродимся единеньем
Земель российских и сердец.

       ПУСТОТА

Нить времени прервала пустота.
Как чёрная дыра, глядит повсюду.
И ждать ли нам пришествия Христа
Иль нового предательства Иуды…
   
НЕБЛАГОДАРНОСТЬ

Глядит надменная Москва
С кремлёвских башен на Россию
И удивляется: «Жива,
А мне не говорит спасибо.»

     ДЕЛЕНИЕ

Любую выбери державу,
Всегда среди её людей
Есть те, кто множит её славу,
А кто печётся о своей.
         
      РУЧЕЁК

Кому предъявишь тут упрёк
В том, что мы плавали недолго.
Жизнь, к сожалению, не Волга,
А торопливый ручеёк.
    
           ДРУЗЬЯ

Друзей не предавай своих.
И если даже друг слукавит,
И злость в душе твоей взыграет,
Останься верным за двоих.

           ЕДИНО

Один на всех у нас Создатель.
Осенний лист, вздохнув, упал.
Ты на него ногою встал,
Поаккуратней будь, приятель…


             ГЕН

Секрет открыли ДНК,
Что ген любого мужика
Живёт и здравствует века,
Не исключая дурака.




          ЖАНР

Есть у каждого поэта
Что-то вроде пистолета.
В свой висок нацелил – лирик,
В лоб другому – знать сатирик.

        РЕБУС

Эта женщина как ребус.
В ней загадка не одна.
То она с небес звезда,
То доступна, как троллейбус.


       ЯГОДКА

А ей теперь под сорок пять.
Хотя и ягодка опять,
Но всё равно уже не та.
Кислит, особенно с утра.


    РЕАЛИСТ

Посмотри, какое чудо,
Соловей поёт навзрыд.
- Нет, пора сдавать посуду.
Вон ларёк уже открыт.

     ОЛУХИ

Вы верите в миры иные,
Где разум есть повыше нас?
-Давно уже мы среди вас,
Прозрите, олухи земные.


      ВИШНЯ

Зацвела зимою вишня,
Бабка замуж снова вышла.
Муж молоденький такой,
С ним нехолодно зимой.



 САМОИСТЯЗАНИЕ

У поэта-лягушонка
Вышла толстая книжонка.
Тащит книгу на спине:
-Помогите, братцы, мне.


        ПРОГНОЗЫ

Будут в школе изучать
Наши с тобой книжки.
- Иль камины разжигать,
Хороши дровишки.

РУСС

Когда тебя посеребрят
Года с художественным вкусом,
Ты оставайся тем же руссом,
Иных не требуя наград.

      НАГРАДА

Золотые листопады
Над отчизною шумят.
Слышен в них Ваш зрелый ямб,
Надо ли иной награды…
       
         БОДЛЕР

Ему с Бодлером по пути,
Но до Парижа не дойти.
Своей сияющей главой
Вознёсся он над Костромой
      

      УГОРАЗДИЛО

Вот угораздило в России
Родиться да искать ответ:
В ней жить порой невыносимо,
А без неё и жизни нет…

 
       ДУМЫ

Долго думают славяне,
Как союз свой возродить
Или может утопить
В Ледовитом океане.


      СОГРАЖДАНЕ

Ползут в подвалы, как ужи,
Сограждане мои, бомжи.
А это тоже мой народ,
В одной стране со мной живёт.


        ЧТО ДЕЛАЕМ

Что мы строим, воздвигаем
И кому в угоду?
Не могилу ли копаем
Русскому народу…

        ПРОХОДИЛИ

Нанимались мужики
К новым русским в батраки.
Это мы уж проходили
Да по глупости забыли.


       ПРЕДЧУВСТВИЕ

Салютом встретят, как и прежде,
Тех, кто принёс победный стяг.
А нас солдат, простых и грешных
Лежать оставят на полях.


             СМЕНА

Мы внукам стали не указ.
Они сегодня эрудиты.
Нам скажут: «Деды, не галдите.
У вас начался тихий час.»
      ИДЕНТИФИКАЦИЯ

Убрали пятую графу.
Она взошла у нас во лбу.
Горит, сияет, как звезда,
Как будто там была всегда.


          МЕССИЯ

Да вот она, твоя Россия.
Лежит у лужи на боку.
Помог бы лучше мужику,
Чем убеждать, что ты Мессия.
 
         
      БЕЗОТВЕТНОСТЬ

Опять мы спорим, глотки рвём
Да задаём вопросы.
Когда же мы ответ найдём,
Ве – ли – ко – россы?


            НАВЕК

Есть многое, что не приемлю,
Но здесь Отечество моё.
Вросли по грудь мы в эту землю,
И не уйти нам от неё.

        ПОКОРНОСТЬ

Не казнись, что русским народился.
Было время, мы гордились тем.
 –Чуть потише. Уши есть у стен.
Я забыл о том и покорился.

           ПРОХОЖИЙ

Мне сегодня повстречался
Очень странный человек.
Он к прохожим обращался:
– Как  пройти в двадцатый век.

               НЛО

Этническая интервенция.
А что это такое?
– Наверно, вроде геморроя.
– А может быть, Освенцима?

          КИРПИЧ

Какая, братцы, тут свобода
И демократия при чём,
Когда пошла такая мода:
Встречать в подъезде кирпичом.

          ЧИТАТЕЛЬ

В России всё наоборот,
Хозяин в ней чужой народ.
А свой народ, когда не пьёт,
Роман читает «Идиот».

           ВИНОВНИК

Свою страну не проклинай,
Она ни в чём не виновата
Да и жила б вполне богата,
Когда б ты не был раздолбай.


           НЕВЕРНОСТЬ

Россию часто предавали,
Клялись на верность всякий раз
И в губы крепко целовали,
Но оставляли в трудный час.



              КОНЮШНЯ
Опять в России режет уши
Холопье «Ваше благородь».
Неужто снова на конюшне
Начнут нас розгами пороть…


          ПОГОЛОВЬЕ

Есть партии, вожди и знатные сословья,
Широкий выбор с четырёх сторон.
Народ для них всего лишь поголовье,
Отдал свой голос и в загон.
          РАСПУТЬЕ

Россия вечно на распутье,
Всё морщит лоб, куда идти.
 Когда-то Гришка был Распутин,
Теперь иные на пути.

          КРАЙНИЙ

Мой друг меня не предаёт,
Но как-то смотрит воровато
И  говорит, что с краю хата,
В которой он теперь живёт.


          ВЕТЕРАНЫ

Им пламени войны не сбить,
Они объяты им навеки.
Того огня и крови реки
Не потушить, не переплыть.

           БАЗАР
Аты-баты депутаты
Собирались на базар.
Целый год идут дебаты,
Покупать ли самовар.

     НЕИЗМЕННОСТЬ

Был атеизм у нас совковый,
Теперь культ церкви и креста.
А вот к явлению Христа
Мы как и прежде не готовы.


     АНТИНОСТАЛЬГИЯ

Рассуждаешь о стране,
Что была всех краше.
Там местечко у параши
Приготовили б тебе.    

         СОЛОВЬИ

Не позабудь рассвет любви.
Ведь на рассветах этих
Чем звонче пели соловьи,
Тем краше были дети.

          ВИТРИНЫ

Мини-юбки да пупки,
А на них серёжки.
– Поглядите, мужики,
Али без гармошки.   
   
          ИНТИМ

Шли две кошки по дорожке.
Им навстречу пёс Барбос.
Ему понравились их ножки,
Начался интимный кросс.

   УТЕШЕНИЕ
Ничего, что дама
Из ребра Адама.
Хуже было б, коль Адам
Ей другой бы член отдал.



     ПРАГМАТИЗМ

Порою бросит друг в беде,
А недруг вдруг плечо подставит.
Так как прекрасно понимает,
Что без тебя он не в цене.

           МОНАХ

В его монашество не верь.
Под тёмной рясою кипенье,
Страстей неправедных боренье,
Которых душит он, как зверь.

             ДРУГ

Друзей не предавай своих.
И даже если друг слукавит,
И злость в твоей душе взыграет,
Останься верным за двоих.

         ПОДЛУННОСТЬ

Всё неизменно под луной.
Страна не знается с тобой.
Признание к тебе, поэт,
Придёт, когда покинешь свет.

        НЕРАЗБОРЧИВОСТЬ

Нам не дано страну понять.
Не разобраться без бутылки,
Где мать она, а где и … мачеха
Да пуля верная в затылке.
      ПРИГОТОВЛЕНИЕ
Ты говоришь, что нет огня
В строках, прочитанных небрежно.
Прочти их вновь с душой и нежно
И приготовь к огню себя.

          ПРОГНОЗЫ
Будут в школах изучать
Наши с тобой книжки.
– Иль камины разжигать,
Хороши дровишки.

        САМООЦЕНКА

Что сделал ты для своего народа,
И в чьих руках теперь его судьба?
«Я – человек», - звучит довольно гордо,
Но для кого?  Неужто для раба…

          ТОЧНОСТЬ

Дыханье чувствуя времён,
Когда даётся право это,
Не спутать бы цвета знамён
Воображением поэта.

           ВРЕМЯ

Не чти пересуды и сплетни, поэт,
Не добивайся признанья.
Доверься спокойно течению лет.
Таланту нужны расстояния.

          НИТЬ
Вот и нашлась животворная нить
В пробитой гвоздями ладони:
Надо Россию до боли любить,
Нету другой у нас доли.


            СТЯГ
У нас в крови и в именах
Не смолкли отзвуки Победы.
Глядят на внуков своих деды,
Как будто поднимают стяг.
             БЕРЕГ

Волховать нам над Волгой-рекой, колдовать,
Плакать, ругаться стихами,
Плыть меж двумя берегами,
Но к одному лишь пристать.

         
         ПРЕДЧУВСТВИЕ

На Болотной площади у Москвы-реки
Собирались, строились снежные полки.
Речи   не прохладные. Шёлк знамён горел.
В небе окровавленный  ангел пролетел.


            ПАРТИЯ

Сойдутся вор, болтун и плут,
И партия готова.
«Но где народ?» – нас спросят тут.
– А у него нет слова.

           ОНИ

Им  власть сладка и манят трон,
Желание набить карманы.
Не люди им нужны, бараны.
Когда поймёт сие народ.

              ГОСТ

Опять реформы, новый гост
Набить карман и обанкротить.
Всё против нас. России против,
Чтоб встать не смели в полный рост.

          ИПОСТАСЬ
Понять умом и сердцем надо
Историю страны всея.
Есть Истина, а есть и Правда.
У каждой ипостась своя.

         ЖУРНАЛ

Журнал – конечно, хорошо.
Ещё теплей – журнал хороший.
Неплохо, что в нём платят гроши,
Но важно, платят там за что.

           КОНТРАСТ

В своих стихах она кокетка.
Бесстыдствует, горит строка.
А в жизни вот смеётся редко,
Непоэтически строга.


              БАБАХ

Когда она за пианино,
Глядится жуткая картина:
Гвоздит по клавишам с размаху,
Бьёт по Бетховену, по Баху.

            ТЁЗКА

У двух веков на перекрёстке
Поэт седой толкает речь
О том, как Родину сберечь,
И нагло лезет ко мне в тёзки.
          ПЕРЧАТКИ
Мужей меняет, как перчатки.
На что надеетесь, ребятки?
Она красива и умна,
Но лишь поэзии верна.

          ЛИЦЕДЕЙ

Лукавый кот читает стих,
Поёт, танцует, роль играет
Да мышек крепко обнимает
И потихоньку душит их.

              РИСК
У глуповатой пародистки
Свои заботы есть и риски.
Когда-нибудь за тяжкий труд
Ей физиономию набьют.


         КАРТЁЖНИК

Валет подался в короли.
Поёт, стихи взахлёб читает,
Гитару на кон свою ставит,
Но карты снова подвели.

         ПРИТОРНОСТЬ

Притворно сладкие  слова,
И шёпот томный, и жеманство,
Холодный трепет графоманства,
Где нет и тени божества.


             ОТМЩЕНЬЕ
Он из культурных хулиганов
И бьёт по морде графоманов.
В ответ служители графы
Его лишают бороды.

       ПОТРОШИТЕЛИ
Потрошат  мужей  своих
Поэтессы-жёны.
Издавать накладно стих,
А стихов – вагоны.

         ОКЕАН
О нас ударилась волна,
Пришедшая из океана.
Была то первая строка
Его двадцатого романа.

         РЫБАК

Один рыбак стихи писал
И вроде бы поэтом стал,
Но всё равно в любой строке
Рыбёшки плавают на дне.

        СПУТНИК

С женою ходит на банкеты.
Поест, возьмёт в карман котлеты.
Супруга у него – звезда,
И кухня ей запрещена.

        ОКОПНИК

Рыть окоп нехорошо,
Жить в окопе трудно.
Только рано Вам ещё
Выходить оттуда.

           АРАП

Учебник пишет для народа,
Где говорит: «Вредна свобода,
И даже пламенный арап
Был верноподаннейший  раб».
        ЗАТРАТНОСТЬ
С математическим умом
И поэтическим талантом
Он на медведя шёл с  ножом.
А это, знаете, затратно.

        БЕЗОПАСНОСТЬ

За рулём строчит стихи,
На пять км. по два куплета.
Они вообще-то неплохи,
Но безопасно ли всё это.

               УДЕЛ

В глаза твои не наглядеться,
Губ грешных сладость не испить.
Так суждено, что мне любить,
Тебе же мучить моё сердце.


    СОИСКАТЕЛЬНИЦА

То  поёт,  а  то  рисует,
То с приятелем  воркует
И садится на коня.
Ищет тётенька себя.

         ПЯТАЧОК

В сети торговой интернета
Она давно не  новичок.
Вам сэкономит пятачок,
Потом же рубль возьмёт за это.

        РЕКЛАМА

Роман издал врач-психиатр
С названьем броским «Поп-театр».
Сосед мой Сашка прочитал
И на приём к нему попал.

         ПЕРЕВОРОТ
Им вверх ногами памятник поставит
Уставшая от их реформ страна.
Там будут очень тёплые слова:
– О, как они меня тогда достали.


             КОЗЁЛ

Идёт козёл по городу,
Почёсывает бороду.
В списке партии одной
Он ведь, знаете, второй.

      
      ДОСТАТОК

Всегда в стране у нас в наличии
На политическом базаре
Сторожевые псы- опричники
И перебежчики-бояре.
 
         ДОНОР

Страна провинцией богата,
Её усердием, трудом,
Природой щедрой и умом.
Живём вот только бедновато.
             
        НИКУДА

Вот и всё. Протягиваешь ноги
И привет. Прощайте навсегда
По другой пойдёшь уже дороге,
В   ни – ку – да.

         РУССКИЕ

Нам надо, может быть, впервые
Понять, что мы не в большинстве.
И те, кто с нами был в родстве,
Нам говорят: «Вы кто такие»…


        АРКТИКА
Как круто нас подставила судьбина
И на исходе века обожгла.
Быть может, в Арктику, куда-нибудь на льдину,
Податься нам, чтоб не сгореть дотла.


          РАДОСТЬ

Пока на этой мы черте,
И горизонт ещё не рядом,
Даруй, Господь, святую радость
Идти с молитвою к тебе.

           КРЕСТ

Ты всё такой же несмышлёный,
Несёшь упрямо тяжкий крест.
В страну свою навек влюблённый,
Где только боль и стон окрест.

 
         СЧЁТ

Ты не кори года свои.
Конечно, возраст твой неюный.
Но ты мужик довольно умный.
И не года считай, а дни.

      ТОВАРИЩ

Аборигены не у дел,
Теснят повсюду их пришельцы.
И передел, и беспредел.
А кто начал? Товарищ  Рельсын.


           ДОЛГ

Ты кровь свою, браток, пролей,
Пусть снег алеет и дымится.
Тебе не надобно стыдиться,
Что враг тебя пока сильней.

          ЖЕЛАНИЕ

Твоя судьба, как птица, кружит,
Всё предлагает улететь.
И если очень захотеть,
То можно крылья обнаружить.

       РАЗНООБРАЗИЕ

Из года в год одно и то ж.
Но всё же, друг мой, всё же
Меняется не жизнь, а рожа,
И на себя ты не похож.
          ОГУРЕЦ

Принёс ему коньяк и пончик,
И он мне взятку шьёт подлец.
А если дал бы миллиончик,
Он попросил бы огурец.


      ЛЕСТНИЦА

А нам уже не встретятся
Прошедшие года.
И жизнь, похоже, – лестница,
Ступеньки в никуда.

     СВОБОДНОСТЬ
Если холодно двоим
И нет ко мне доверия,
Я не Лаврентий Берия
И не течение Гольфстрим.

           ТУПИК

Можно слёзы горькие пролить,
Только это не мужское дело.
Если жить, то значит и любить.
А как быть, когда любовь сгорела…

        ПОДСЧЁТ

Размерена граница лет,
Хотя нас в то не посвящали.
Но сроки точно подсчитали,
Когда в окне погаснет свет.

      ТАЯНЬЕ

Не спрашивай, мне сколько лет.
Когда глаза твои сияют,
Мои года/ снегами тают.
Вот рядом были и уж нет.


        СЫР

Всё наружу открывает:
Бюст, колени и пупок.
- Что ты пялишься, дедок?
Сыр бесплатным не бывает.


         КРИТИК

Громя сурово графоманов,
Ушёл в критический полёт.
И кроме школы Губермана,
Он никого не признаёт.

        КРЕПКОСТЬ

Ничего, что старичок,
Да и я не девка.
Когда лягу под бочок,
Обнимает крепко.


          РАСПУТЬЕ
Поклонимся веку минувшему.
Век новый наш здравствует пусть.
Кто мы? Куда так торопимся?
Верный ли выбрали путь?

        НОЧЕНЬКА

Грехи любимому прости,
Пусть воцарится мир и радость.
- А может голову снести?
Одна лишь ноченька осталась…

       ВОРОБЬИ

Была страна и вот её ни-ни.
Кто виноват? Пойди, теперь найди.
Чирикают лишь только воробьи.
И вроде бы довольные они.

       ФОТО
Телефон отключила, молчишь
И мой голос послушать не хочешь.
Ну а, может быть, лезвие точишь
И на фото с прищуром глядишь.

       ТРЕЗОР

Косноязычен был и зол,
И всё облаивал на свете.
К тому ж ещё служил в газете
С собачьим именем «Трезор».

       ГОЛГОФА

Опять Голгофа впереди,
И срок её Господь назначит.
Есть крест с распятьем на груди,
А это многое, брат, значит.

         ГОРЕНИЕ
Может быть прохладным ли биение
Сердца, что целуется с другим.
Нет, любовь, она всегда – горенье.
Если любим, значит и горим.   
      ВИНОВАТОСТЬ

Житейских волн утих прибой.
Плескается печаль заката.
Глядишь, как будто виновата,
Что я состарился с тобой.

       Судьба

Это поле, пропахшее хлебом,
С ним родниться, расти мне и зреть.
Это синее русское небо,
Нам под ним суждено умереть.
        ПОЕЗДА

Нам лет своих не переспорить.
Они шумят, как поезда.
К тому ж мой поезд, как всегда,
Уходит раньше. Будешь помнить ?

       ВОСПОМИНАНИЕ

Лучами солнышко играет,
Ручей смеётся и поёт.
 По улице весна идёт
И Тютчева воспоминает.


 РУССКИЙ ВОПРОС

В своём ли мы живём дому,
Чужою ли идём дорогой
И в своего ли верим Бога
Или не верим никому?
           ГРИМ

Идут на выборы, ревут,
Как львы. И жаждут перемены.
А сядут в кресла, грим сотрут –
Обыкновенные гиены.

    СПОКОЙСТВИЕ

Столица и провинция
Заспорили о нас.
К ним подошла полиция:
- Спокойней. Тихий час.

       МОСТ

Уложили страну. Отнесли на погост
И недолгие слёзы пролили.
Мы своими руками разрушили мост,
По которому в небо всходили.
      ДИССОНАНС

Идут хорошие слова,
А вот строка совсем другая.
Как будто бы жена чужая
Да и знакомая едва.

        ОПЫТ

Озяб народ душой. Продрог.
И ёжится, как бомж, в подъезде,
Да молится: «Товарищ  Бог,
Ты сделай всё, как было прежде».

         АНГЕЛ

Взгляд небесный и высокий
Тих и нежен, и несмел,
Словно ангел синеокий
Надо мною пролетел.

        ОГОРОДНОЕ

Ваше благородие,
Госпожа Пародия.
Где-то видел вроде я
Вас. Не в огороде ли?


       ЖРЕБИЙ

Извечен жребий на Руси:
Поэту петь, любить, казниться,
За землю русскую молиться
И на Голгофу восходить.


        АИСТ

Свил гнездо в моей памяти
          АИСТ 
Белый аист улыбки твоей.


       БЛАГОДАРЕНИЕ

Капелей ласковые ритмы.
Прислушайся к их голосам.
Они похожи на молитвы,
На благодарность небесам. 


















НОВЕЛЛЫ,
РАССКАЗЫ, БАЙКИ












                И свет во тьме светит, и
                тьма не объяла его.

                Иоан, 1, 5.












 КУЗНЕЦОВО

Не где-нибудь в дали чужой,
Где море шепчет бирюзово,
А на земле своей родной
Живу в деревне Кузнецово.

Здесь летний отпуск провожу.
Река и лес. Скупые грядки.
С ежом Пафнутием дружу,
Он любит всякие подарки.

Сгущёнку в блюдечко нальёшь,
Всё слижет в раз без промедленья.
Ну а потом товарищ Ёж
Попросится в стихотворенье.

Тетрадку нюхает, сопит,
Как будто буковки читает,
И делает учёный вид.
Ну как его там не оставить.

Винца налил ему пять грамм,
Обиделся, ушёл в развалку.
Подумал, видно: «Экий срам.
В годах, а тянет всё на пьянку».

Живу по солнцу: лёг с ним, встал.
Поскольку провода стащили,
То света нет. А мух навал.
Мочу в сортире, как учили.

Соседи – дачников семья.
Они московские артисты.
И рядовые, как и я.
Совсем не графы Монте-Кристы.

Корят престольную свою
За шум и бешеные ритмы.
-А здесь спокойно, как в раю.
Живи, дыши, читай молитвы.

Потом уедут в «шевроле,»
И я без них чуток скучаю.

Рай ближе всё-таки к Москве,
Верней, Москва поближе к раю.

И сам недолго задержусь.
Пойдут дожди, и нет дороги.
Ну а пока босой хожу,
Росою умываю ноги.

Здесь старожилов только два,
Прасковья – бабка, дед Егорий.
Хотя не рядышком дома,
Но заходить привыкли в гости.

Им в радость свежий разговор,
Соскучились по слову в зиму.
Пьём чай с черникой, деда сбор.
И хлеб едим не магазинный.

Всё натурально. Свой товар.
Пять вёрст до ближней остановки.
Дед приспособил самовар.
-Попробуй нашей самогонки.
Гоню из ягод. Спирт – первач.
И не чета казённой водке.
Здесь жил на даче как-то врач,
Мне говорил: «Пей в день по стопке».
Мензурки нет, и пьём на глаз,
А иногда и с перехлёстом.
Спиртное – это вам не квас.
Тут регулировать непросто.
Года берут уже своё,
Скупее стали на подарки.
Спина прихватит. Сердце жмёт.
Но помогают наши травки.
Да банька с веничком, парком.
Себя похлещешь, не жалея.
Кто с русской банею знаком,
Он и душою веселее.

Ну как там в городе? Мои
Совсем не пишут, оглоеды.
Иван в разводе. Пьёт, поди.
А Настя с внученькой не едет.

-А у меня и внуков нет,
Да и прошли уже все сроки.
Спасибо, что привёз конфет.
Мои любимые, « Коровки».
Пойду уже . Доить пора.
Заждалась Машка. Будет ссора.
Ты забегай, милой, с утра,
Попробуй молочка парного.

Она у ней позлее пса.
Не скажешь здравствуй, забодает.
Уставит рыжие глаза,
Как будто про тебя всё знает.

Я с ней почтителен, не скуп.
Сухарик дам, а то конфету.
Всё ест с достоинством из рук.
Гляди, попросит сигарету.

У деда живность – пёс и кот,
Всегда с улыбкою встречают.
Коммуникабельный народ.
Хвостом вильнёт: «Садитесь к чаю».

Чуть зазевался, Васька-плут
Тотчас залезет в твою чашку.
Пёс Иннокентий – баламут
Конфету съест, потом бумажку.

-Два мужика. Почти годки.
Мне с ними явно подфартило.
Без них бы умер от тоски,
Нам жить нельзя без коллектива.

Продолжит сказ душевно дед,
Хлебнув глоток совсем не чая:
-Деревне нашей много лет.
Ещё при Рюриках стояла.
Мечи ковали кузнецы
Для княжеской дружины,
Подковы, шпоры, бубенцы.
Отечеству служили.
Из рода в род, из века в век
Не затухали горны.
 А вот гляди, мил человек:
Один пустырь сегодня.
Деревня русская страну
Кормила и поила.
А час пришёл и на войну
Пошла и победила.
Куда ни глянь – всё сельский счёт,
В любое года время.
Шёл строить города народ.
Откуда? Из деревни.
Общиной жили, и колхоз
Был ей вполне знакомый.
Ну как же так, пускать в расход
Бытьё своё, исконно.
Всё гонят лес и нефть, и газ
И о себе лишь помнят.
А то, что будет после нас,
Лишь ветер знает в поле…

Проводят дед и пёс меня
До плачущей калитки.
Светает. Тихая заря
Похожа на поминки.

… На днях Егор сообщил в письме:
-Прасковью схоронили.
Забрали ангелы к себе,
А про меня забыли…




        ТЕРЕМ
                А.Б.
Живёт одна красавица
В высоком терему.
Тот терем многим нравится,
Один на Кострому.

Зеваки, рты корытами:
-Вот это красота.
Хозяйка знаменитая
Эстрадная звезда.

-Такой дворец отгрохали,
Почти под небеса.
В соответствии с эпохою
Пускают пыль в глаза.

-Да, что Вы, право, сударь.
Тут виден смысл иной:
Размах российский, удаль
И норов наш крутой.

Старушка что-то шепчет,
Видать, сама себе:
-Век новый сумасшедший.
Свихнулись на рубле.
Все жили раньше вровень,
Зачтя богатство  в грех,
Одной семьёй, народом,
В одной стране на всех.

-И раньше жили разно.
Кто брал, а кто давал.
Кому квартира в праздник,
Ну а кому подвал.

-Нет, зависть – вещь плохая.
Чего тут вспоминать.
               
Сегодня жизнь другая,
И надо понимать.

…  Открылись вдруг ворота,
Хозяйка на крыльце.
Высокая, дородная
И в золотом  венце.

Несут нам кубки слуги
Заморского вина.
А мы чуток в испуге:
Она иль не она?

-Да, это же соседка
С второго этажа.
Дружили с нею крепко,
Как не разлей вода.
В одном раю томились
В объятьях ЖКХ
И Господу молились,
Чтоб крыша не текла.
-С ней в фитнес-зал ходили
И в клуб трёх дураков.
Мы песни петь любили,
Балдели от стихов.
Поплакать не стеснялись,
Запив слезу пивком.
На день, на два влюблялись
В красивых мужиков.

-Признает иль схоронится,
И задерёт свой нос.
Была когда-то скромница.
А как теперь? Вопрос.

Хозяйка улыбается,
Подружек обняла:
-Дом старый вспоминается,               
Где в девках я жила.
Тоска ходить повадилась
Да в полночь вдруг прильнёт.   
Знать, чем-то ей понравилась.
Ну кто её поймёт.
Не в роскоши, не в славе,
В ладу бы жить с собой.
Считаю самым главным
Здоровье и любовь,
Да нежность, что не купишь,
И верность, что на век.
Живёшь, пока ты любишь,
И в том весь человек.
Приходит мысль всё чаще:
Жить трудно высоко,
И не в богатстве счастье,
А где-то далеко.
И я туда дорогу
Не знаю наизусть.
Вот поживу немного
И может, к вам вернусь…

Живёт одна красавица
В высоком терему.
Тот терем многим нравится,
Один на Кострому.


 РЯБИНА ПОД ОКНОМ
                I
Под окном цветёт рябина,
Умывается   дождём.
И скрипит под ветром дом,
Помня старые обиды.

Заовражье. Пять домов…
Старики, верней старушки.
Покосились их избушки,
Но пока надёжный кров.

Он один здесь молодой.
Бобылём живёт и молча.
Нелюдимый Петька Колчин
И себе едва ль родной.

Двух волчат нашёл зимой.
Умерла их мать-волчица.
Может всё в лесу случится.
Схоронил. Сирот с собой.

Поит, кормит и купает,
Словно маленьких детей.
Любит больше, чем людей,
И язык их понимает.

И они в ответ ему
Платят лаской и отвагой.
Рвут обои и бумагу,
Всё берут на зуб в дому.

Подрастут. Там жизнь подскажет.
Может, в лес, но не на цепь.
Брать не станет на прицел,
Даже если и прикажут.

За спиной приказов много.
Он обстрелянный солдат
Но попал в кромешный ад
Знать, прогневал чем-то Бога.
         
                II

Бойня в Грозном. Танк дымился.
Пашка Грач подставил их.
Раздавили в один миг.
Полк как будто испарился.

Заблокировав колонну,
Били в лоб со всех сторон.
Генерал пугал ворон,
А не строил оборону.

У душманов козырь свой.
Местность знают. Плюс разведка.
И стреляют очень метко. 
Был Кавказ всегда крутой.

Обгорел и весь в крови.
Но уйти не смог свободным.
Взяли в плен. Попал и взводный.
Да ещё десятка три.

Увезли в аул нагорный,
Разбросали по домам.
Хлеб и воду как рабам,
И работай, вол покорный.

Сам хозяин боевик,
Приближённый у Хаттаба,
Бородатого араба.
И работать не привык.

А хозяйство будь здоров:
Две отары, свиноферма.
Три жены. Одна же стерва
Косит глаз на мужиков.

Взводный, крепкий, рыжеватый,
Приглянулся ей, видать.
Уложила как-то спать
Не в сарае, на кровати.

А беда, она лиха,
За собой другую водит
И тебя опять находит
Беспардонно, как блоха.

Тайну вскрыли. Доложили.
Жёны были не дружны.
Не успел надеть штаны,
Автоматы разрядили.

Отвезли тела на свалку.
Абдулла спокоен был,
Трубку чёрную курил
И длиннющую, как палка.

На допрос Петра позвали
Да прикладом по спине.
-Вроде ты не лез к жене.
У меня ещё две крали.
Молодой, ещё сорвёшься,
И захочется в постель.
Снова будет канитель,
Новых жён не напасёшься.
Так и быть. Прости, Аллах,
Что потворствую неверным.
Будешь ты, наверно, первым,
Кто принял у нас ислам.
Даст согласие имам,
С ним в походах мы сроднились,
За Кавказ и веру бились.
Ты теперь послужишь нам.
Дочку старшую возьмёшь.
Подойди сюда, Роксана.
Погляди, краса какая.
Дом, семью здесь заведёшь.
И живи. Кавказ не гонит,
Если ты пришёл с добром,
А не с танковым полком.
Сожжены твои погоны.
Что молчишь? Какая честь!

-Не могу. Крещённый я.
Православная семья.
И невеста дома есть.
С детства не разлей-вода,
В школу за руку ходили.
И пока не схоронили,
Настя у меня одна.

-Вот шакал. Какой плевок.
Я с душой, а он мне в спину.
Раздавлю тебя, как гниду,
Тварь неверная. Щенок.

-Воля Ваша. Как угодно.
Ты хозяин, я холоп.
У меня клеймённый лоб.
А душа, она свободна.
Вас обидеть не желал.
И за честь скажу спасибо.
Но за мной ещё Россия,
Я присягу ей давал.

-Да закрой свой грязный рот.
Проверял тебя на вшивость.
Свадьбой вряд ли завершилось.
В чистоте блюдём мы род.
Гонор твой, гяур славянский,
Так вот просто не сойдёт.
Будем делать самолёт,
Наш особенный, кавказский.
Без пропеллера летает,
Баб и девок не клюёт.
Утром рано не встаёт
И цветы не поливает.
Сохраняй, носи на славу.
Мне за жён спокойней так.
Напросился сам, дурак,
Молодцам моим в забаву.

Дал команду. Псы явились.
Били зверски. Что он мог?
Сняли брюки. Наглумились.
Полоснули между ног.

Тут не кость. Нож гладко режет.
Кровь фонтаном. Боль и шок.
Лекарь йодом чуть прижёг,
Замотал бинтом несвежим.

Трое суток Пётр валялся
В лихорадке и в крови.
Шла гангрена, пузыри.
И хозяин напугался,
Что зараза в дом припрётся.
Приказал свезти в овраг.
-Пусть решает всё Аллах.
Раб без солнца обойдётся.               
               
                III

Сколько дней во тьме сырой
Пётр лежал, он сам не помнит.
Кто пришёл тогда на помощь,
Свой ли Бог или чужой.

Как очнулся: небо, скалы,
Зверь глядит глаза  в глаза.
И как будто в них слеза
Языком врачует раны.

Он шершавый, как наждак.
И щекочет, и ласкает.
Пётр лежит, не понимает,
Кто прислал сюда собак.

Встать не может. Не прогнать.
Не промолвить даже слова.
Зверь даёт тепло живое
И вздыхает, будто мать.

Не собака, понял вскоре.
Мать – волчица без щенков.
Молоко течёт с сосков.
У неё своё, знать, горе.

И воцарствовал инстинкт.
Зверь роднился с человеком,
С древним предком, дальним веком.
Жизнь и горе на двоих.

Пил, сосал и не стеснялся,
Словно маленький щенок,
А точней сказать, сынок.
Так и на ноги поднялся.

Вспомнил римских близнецов.
Думал ли, что так случится,
И спасёт его волчица,
С человеческим лицом.

Мясо стал жевать сырое,
Куропатка, заяц ли.
Встал солдатушка с земли,
И домой пора герою.

Шёл к своим .  Он чтил Державу.
Был хороший поводырь.
Чуял русские следы.
Точно вывел на заставу,

Но к ограде не идёт.
Встала тихо за кустами.
Вот и проводы настали,
И тоска её берёт.

Шрам у левого виска.
Чёрнобурой  масти  лисьей.
Взгляд под цвет осенних листьев,
Два опавшие листка.

Пётр хотел её погладить
И обнять. Поцеловать.
Отошла. Глядит, как мать.
Всё до капли понимает.

Часовые подошли:
-Кто такой, как зверь заросший?
-Колчин Пётр. Из третьей роты.
Из чужой иду земли.
         
                IV

Повела судьба-печаль.
Госпиталь, врачи, палаты.
Что-то даже из зарплаты,
Целый год не получал.

Дембель. Дом. Куда деваться.
Мать умоется слезой:
-Ты, сынок, совсем седой,
А тебе ведь только двадцать.

Пётр несладко пошутил:
-Это, мама, снег Кавказа.
Очень влюбчивый зараза
И меня, знать, полюбил.
Может быть, весной растает,
В жизни всякое бывает.

Настя радугой вошла:
-Заждалась тебя, любимый.
…Ты глядишь как будто мимо.
Может, стала не нужна.
Иль нашёл уже кого,
И забыл, как мы дружили.
Нашу свадьбу отложили
До прихода твоего.

-Что, Настёна, так с налёту.
Торопиться ни к чему.
Побывал, мой друг, в плену,
И здоровьице ни к чёрту.

-А причём здоровье здесь.
Я зову не на работу
И дарю свою заботу,
И любовь храню, и честь.

Что сказать ей, как ответить.
Мол, калека, не мужик,
И остался только пшик,
Поезд есть, да нет билета…

Настя плакала и злилась,
Свадьбу всё-таки ждала.
Мать её к Петру пришла…
Всё в один клубок скатилось.

Не распутать, не порвать
И за нить не ухватиться.
По ночам ему не спится.
Догадалась, видно, мать.

Подошла, комок глотая:
-В церковь, Петенька, сходи
И врагов своих прости,
Что тебя во сне пытают.
Примирись с душой. Не жги,
Не казни себя, не мучай.
Ночь не спишь и днём, как туча.
И меня побереги.

Не сберёг. Ушла маманя.
Тихо сгасла, как свеча.
Не подставил ей плеча,
Не дождалась и вниманья.

Запил с горя. Шёл в кабак.
А потом завод прикрыли,
Обанкротили, скупили.
И теперь ИП «Бабрак».

Шеф – кавказец. Пахнет потом.
Шея  бычья и крутой.
Чем-то схожий с Абдуллой.
Пётр ушёл. Стал безработный.

Как-то вдруг открылся сам
Кольке Белому по пьянке,
Как горел  в подбитом танке
И под нож попал к врагам.

Про волчицу промолчал…
Пусть хранится в потаённом.
Тот поддакивал, кивал,
Но не очень удивлённо.

-Важно то, что ты живой.
Остальное всё вторично.
Я читал в журнале лично,
Есть протез теперь такой.
Надевай и всё в порядке,
И гордись своим конём.
Утром, вечером и днём
Делай вместо физзарядки.
Правда, цены нынче зверски,
В эконом бы надо класс.
Всё сегодня против нас,
Да и бабы стали мерзки.
От своей ушёл давно
И живу пока в покое.
Мужики, что кони в поле,
Им свобода как вино.

Жизнь теряла смысл и вкус,
Бормотала что-то глухо.
Даже с водкой было сухо,
Пётр тонул,  как сухогруз.

Настю видел очень редко.
Как-то рядом с мужиком,
Ограничилась кивком.
Знать, обиделась и крепко.

Вспомнил, был у деда дом,
Где-то в Знаменском районе.
Сдал квартиру двум влюблённым
И в деревню с рюкзаком.
               
                V

Отошёл, душой оттаял.
Лес полечит, если хвор.
И к тому же дедов двор,
Огород, хлопот хватает.

Приспособился, живёт
И хозяйством плавно правит,
Да с волчатами играет.
Разговорчивый народ.

С речки стылый ветерок. 
Осень шла, ступая тихо.   
Словно жёлтая зайчиха,
Глаз косила на восток.

А рябина шелестела
И стыдливо на ветру
Искупалась по утру.
С кем-то встречи захотела.

В дверь стучат. Открыл: она.
Настя, собственной персоной.
Не в ночах его бессонных,
Наяву и чуть бледна.

-Что глядишь? Не пустишь что ли.
Чай с  дороги. «Проходи».
Сердце дрогнуло от боли,
Обожгло огнём в груди.

В дом зашла. На лавку села .
-Николай всё рассказал.
От меня зачем скрывал?
Знай, душа сильнее тела.
Что постель? Поспал да встал.
А любовь  навек , до гроба.
Думала, что есть зазноба.
Бросил, мол, меня, предал.
Утопиться мысль пришла.
В храм ходила. Стало лучше.
Не гони меня, Петруша.
Я с ума сойду одна.
Сон на днях приснился странный:
Белый лебедь на реке.
Раненый плывёт ко мне,
Неприкаянный, желанный.

Что солдат ответит ей,
Мы давать прогноз не станем.
Двух людей в избе оставим
Посреди судьбы своей.

А рябина под окном,
Любопытная девица.
Всё краснеет и стыдится,
Но заглядывает в дом…




               ЧУЖАЯ

Не тратя слов и без скандала,
От волка вдруг ушла жена.
Она давно хвостом виляла
При виде белого слона.

Живёт теперь с огромным мужем.
Надёжный, мощный, как скала,
Да и блондин ещё к тому же.
Ну а любовник, хоть куда.

Но вдруг взялась одна проблема:
Не совпадает рацион.
Она мясца поесть хотела,
Но запрещал ей это слон.

-Наш род издревле травоядный.
Живём без крови и в добре.
Коль хочешь мужу быть приятной,
То привыкай, жена, к траве.

С утра зовёт к реке купаться,
Вода холодная, как лёд.
Попробуй только отказаться,
Он  хоботом тебя столкнёт.

Вернуться к волку захотела,
Но его новая жена
Оскалилась и чуть не съела.
Куда глаза глядят пошла.

Зима уже. Снега. Сугробы.
Ни друга нет и ни норы.
Устала бедная, продрогла
И приютилась у сосны.

Вдруг видит рядом на пригорке
Зимовку. Дым с трубы идёт.
И запах вроде бы махорки.
Наверное, не зверь живёт.

Пришла. Стучится осторожно.
Коль что не так, рванёт в лесок.
Открыл дверь заяц краснорожий,
Довольно крепкий мужичок.

В зубах сигара и в тельняшке,
И явно видно, под хмельком.
-Зачем пришла сюда, дворняжка.
С тобою не был я знаком.

-Да не собака я, волчица.
Вся исхудала и больна.
Погреться надо, подлечиться.
Пусти хотя б денька на два.

-Ну заходи. Чего тут спорить.
Не стану гостью прогонять..
Живу один. Устал готовить,
На кухне будешь помогать.
 
Живут. Сначала втихомолку.
Потом слова теплей пошли,
Особенно под поллитровку.
А там два шага до любви.

Почти забыла про мясное.
Салат, морковь, капустный сок
Да молоко ещё парное.
С коровы заяц брал оброк.

Была в долгу пред ним бурёнка.
Что подсобил в беде большой.
Нашёл пропавшего телёнка,
Помог ему дойти домой.

Всё шло у них вполне нормально,
Но вот приехала свекровь
И повела себя скандально,
Аж расцарапала ей бровь.

Волчица мучилась, крепилась,
Хотела мира и тепла.
Но не сдержалась, разозлилась,
Зайчихе ухо порвала.

Нахлынул рой родных, знакомых,
И суд лесной смогли собрать.
Их брак был признан незаконным,
Волчицу велено изгнать.

Запрет наложен был на браки
С породами волков, собак.
Накладывался штраф на драки.
Налог вводился на табак.

Пусть заяц был в авторитете,
Но всё равно закон для всех.
С женой простился на рассвете.
Весна была, и таял снег.

Опять одна она осталась.
И ночь кругом, и хлад, и мрак.
Всю жизнь счастливой быть старалась,
А получалось всё не так.

Нашла нору. Слегка согрелась.
А на луну не стала выть.
По-волчьи жить ей не хотелось.
А надо было как-то жить…

-А в чём мораль для наших дней?
-Ответим мы довольно просто:
И для людей, и для зверей
Безродство есть всегда уродство.
Будь к соплеменнику теплей,
Он всё-таки родной по крови.
И выбирай себе друзей
По общей радости и боли.

-А ты случайно не расист?
Уж больно ты, дружок, речист.
-Да нет. Скорее Айболит.
За свой народ душа болит.

Пример с волчицы не бери,
В краю отеческом живи,
Родных корней не позабудь.
 Не в том ли жизни нашей суть.





              НЕБОЖИТЕЛЬ

Любимец муз, поэт-светило,
И небожитель с давних пор,
К тебе имею разговор.
Страна о том меня просила.
Она тебя домой зовёт.
Спустись, порадуй ясным словом,
Народу нашему знакомым.
Он в темноте теперь живёт.

-Как ты попал сюда, дивлюсь.
Закрыт для смертных путь на небо.
-А я поклонник старый Феба,
И в трудный час ему молюсь.
Хожу по кромке горизонта.
Когда у нас дождливый день,
Садится тучка на плетень,
А на закате рядом солнце.

-Не разглядел сперва поэта,
А вот теперь вполне узрел.
На рифме, видно, прилетел,
Она быстрее, чем ракета.
Что там в котомке у тебя?
Какой тяжёлый запах гари.

-Земля. А в ней беда, печали,
Дыханье боли и огня.
Пришельцы царствуют в стране.
В душе людской – одни потёмки,
 И свет зелёной поллитровки
Толпе небесного родней.
Кругом растление и тьма,
А в СМИ – служители из ада.

Отчизна будет тебе рада,
Нужны ей верные слова.
Пусть лира звонкая твоя
Зовёт к добру и просвещению,
Былой Державы возрожденью.
Твоя земля зовёт тебя.

-Что ты молчишь, почтенный метр?
-Зачем земные мне юдоли,
И я давно отвык от боли.
Душа моя – не лазарет.
Останусь здесь и не пойду.
Возьми мою на время лиру.
Хотя она нужна эфиру,
Но поживёт пока в миру.

-Чужая лира – грешный груз.
Она с душою обвенчалась.
Твоя б от неги не скончалась.
На небеси, и вдруг – конфуз.
Пора домой. Звезда взошла,
И горизонт, смотрю, светлеет.
Душа здесь что-то холодеет,
К земле привычнее она.

Пусть рай и ад у нас смешались,
А всё одно. Своя земля.
Прощай, не провожай меня.
Считай, что мы и не встречались…   





          РАЗГОВОР С СОЛНЦЕМ

Стали сниться недобрые сны,
Где унижен, обижен, поруган
Да к тому же в придачу напуган,
Хоть по жизни неробкие мы.

Грусть-печали толпой набегут,
Ну а радость в ладошку вместится.
Мать в слезах стала часто мне сниться,
А помочь ей ничем не могу.

Редко солнце увидишь, всё ночь
И бандитские рыжие морды.
Меня душат, хватают за горло
Те, которым хотел я помочь.

Знать, душа не спокойна, болит,
Да и вся наша жизнь не в порядке.
А вчера мне приснилось, ребятки,
Что был  в спину я  вами убит.

Жали руку. Обняли. Простились.
А потом автоматами в раз
Прострочили. Нажали на газ
И дорогой московскою скрылись.

Я лежу весь в крови на траве,
Чую, кончена жизнь и мне крышка.
Вспомнил, что не дописана книжка,
Позвонить надо было жене.

Собирался подкрасить ограду
На могилах родных в выходной.
Власть худую на сходке крутой
Обругать и сказать о ней правду.

Сыну с внуком шепнуть пару слов.
Недалёкий, но всё-таки предок.
Пусть бывал иногда с ними резок,
Но помочь им всегда я готов.

Обожгло  вдруг дыханье огня,
Солнце с неба мне молвит негромко:
«Это сон и была тренировка,
Закаляет судьба так тебя.

Я поэтов в обиду не дам.
Самому подставляться не надо,
Подсобить завсегда тебе радо.
Ты читал мне стихи по утрам.

Тоньше чувствуй приветливость слов,
От обид их очисти и злости.
Заходить по ночам к тебе в гости
Меньше будет неласковых снов.

Правит миром не гнев, а любовь,
Свет красы. Доброта. Благородство.
Но вокруг ещё много уродства,
Соглашусь здесь, пожалуй, с тобой.

День и ночь будут спорить всегда.
Примирять их – пустое занятье.
Да и люди навряд ли все братья.
Тут холопы, а там господа.

Свету служит один, а другой
Темноты добровольный подручник.
 Ты поэт. Значит верный мой лучник.
Стрел-лучей у нас хватит с тобой.

Будь поближе к природе, земле,
Позабыли вы русские Веды.
Не отсюда ли все ваши беды
И сегодняшний сумрак в стране.

Поднимайся со мной на заре
И берись за хорошее дело,
Чтобы слово стрелою летело
И горело, и пело во тьме.»

…Просыпаюсь, а солнце в окне,
Наяву, не во сне и живое,
И до боли сердечной родное,
Так, что слёзы текут по щеке.    


 
    
  РОСИНКА

На перекрёстке трёх дорог,
В кафе с названием «Росинка»,
Затеял спор честной народ,
Как жить и быть в эпоху рынка.

Кто за рулём, тот, вроде, трезв.
А у кого водитель с края,
Тот первым в спор нахрапом влез,
Вином себя подогревая.

Мужик в подтяжках и с брюшком
Сказал, почти не запинаясь:
-А жизнь, ребята, снежный ком.
Летит под горку, прибавляясь.
Нам без усилий надо жить,
По мелочам не суетиться.
Катиться вниз, шутя любить,
А иногда и вдрызг напиться.

-Ну это ты загнул, братан. – 
Привстал сосед. –  И понимаешь,
Вся жизнь похожа на карман,
Что положил, то и достанешь.
На что ты будешь пить, кутить,
Коль не горбатиться, как Сивка.
И как наличными платить,
Когда в твоём кармане дырка.

-Я не сторонник эпикурства,
Но жизнь прокиснет без вина.
Скажу, как деятель искусства:
И жить, и пить сумей до дна.

-Вот потому мы так убого
Живём и будем жить века,
Что пьём, грешим, забыли Бога.
Споили Русь и мужика.
Держава рухнула какая,
А мы на заднице сидим.
Кто мы? Куда идём? Не знаем
И знать, похоже, не хотим.

-Мы все глядимся в патриоты,
Я тоже, вроде бы, родной.
Но как любить, коль нет работы
В своей стране, где ты чужой.
Здесь иномарок половина,
А у меня « Жигуль», семь лет.
Не говорю, что мне завидно,
Но справедливости-то нет.

-Нет, а при чём здесь справедливость?    
Не под одну гребёнку всех.
Нельзя рассчитывать на милость.
А зависть – это тяжкий грех.

-Я до старлея дослужил,
Нас сократили по реформе.
И защищаю гаражи
С берданкой и в военной форме.
Сегодня армия не та,
И недруги то понимают.
Боялись русского штыка,
Теперь вот ноги вытирают.

-А жизнь, она, что проститутка.
Всегда глядит, кто больше даст.
И всё спешит, торопит нас:
Года, часы, потом минутки.

-Нас всех испортил конформизм.
Тушуемся да лапу гложем.
А мне по сердцу экстремизм,
И надо бить по гнусным рожам.
Пора опять всё поделить.
За вилы русские возьмёмся.
Чтобы Россию возродить,
Без топора не обойдёмся.

-Двадцатый век был весь в крови,
Друг друга грызли, рвались к власти.
Всей нашей жизни смысл – в любви,
А с нею рядышком и счастье.

-Что счастье? Вздор, а жизнь – бардак.
Всё продают и покупают.
И будь ты умник иль дурак,
А всё одно всех закопают.

-Я представляю слабый пол.
Мужик мельчает, вот проблема.   
Ему бутылка и футбол
Дороже ханского гарема.
А баба пашет, словно вол,
И год Быка в том не помеха.
Кого любить? Вот в чём вопрос.
Быть может, из страны уехать.

-Не буду делать резюме,
Но так скажу не фразы ради:
Доверься Богу и судьбе.
Живи по совести, по правде.
О Родине не позабыть,
Не всё тянуть к себе простынку.
А жизнь, как светлую росинку,
Сумей с утра не замутить.

Редел, пустел усталый зал,
Пропахший дымом папиросным.
Мужик под столиком лежал,
Согнувшись, будто знак вопроса.

Пыхтел натужно под столом
И бормотал скороговорку:
-А жизнь, ребята, снежный ком.
Катить его непросто в горку.

Стекала ночь. Плыла луна.
Россия спала неуютно.
Мерцала, таяла звезда,
Ждала, когда настанет утро…


          БРАТСТВО

Ушедших лет мужское братство
Ко мне ввалилось на порог.
Прошёл я с ними тьму дорог.
Ну как тут станешь запираться.

Дверь распахнул. Гостям привет.
Расселись шумно. Непохожи.
Вот школьник, вроде, тот студент.
А это кто с усатой рожей?

Галдят, гогочут в разнобой.
И чувствуют себя как дома.
На ты со мной и меж собой,
А то и вовсе беспардонно.

Один компота запросил,
Другой достал вино из бара.
Сигару третий закурил,
Наверно, просто для пиара.

Потом пошёл самоотчёт.
Где был я с ним. В кого влюблялся.
С кем на ножах по пьянке дрался
И лез на вражий пулемёт.

Как рай искал свой в шалаше,
Что нас подставила идея.
Как жилы рвал, стране радея,
Которой нет давно уже.

Ушла, растаяла, как дым,
И с ней теперь почти мы квиты.
Но тот дымок в душе храним,
Хотя он, может, ядовитый.

Припомнят всё, до запятой,
И то, что я забыл, подскажут.
Того гляди, меня накажут,
Раз я забывчивый такой.

Стихи свои читать им стал.
Сидели, слушали, кивали
И строчки, точки поправляли,
Негодовали, где соврал.

Сказали, что пишу не зря,
Но как-то всё рывком, неровно.
И раздражённо, нелюбовно,
И не о них, а про себя.

Свой не закончили отчёт.
С дороги, видно, подустали.
По-детски как-то задремали.
Родной мне всё-таки народ.

Недолго спали. Ровно в пять,
Не попрощавшись, втихомолку,
Пошли они на остановку.
Но чувствую, придут опять…


   У ОКНА

Красно солнышко в окошко
К нам не против заглянуть.
Сядем, дедка, на дорожку,
Впереди далёкий путь.

В рюкзаке топор, палатка,
Спички, соль и котелок,
И лекарства. Шоколадка
Да сухариков мешок.

Автостопом доберёмся
До тайги. Сибирь, привет.
У костра чайку напьёмся,
Встретим девственный рассвет.

Надоели кухня, шторы,
Моль, скрипучие полы.
Лучше ветры, бури, штормы
И девятые валы.

По тропе глухой, медвежьей
До Амур-реки дойдём.
Спустим плот. Под ветер свежий
К океану поплывём.

Что нам годы, волны злые
И обманчивый туман.
Мы душою молодые.
Здравствуй, Тихий океан.

Только он глядит сурово
И довольно неучтив:
-Дома бы сидели оба
Да смотрели детектив.
Старики, а всё туда же,
За романтикой пошли.
И пешком, без экипажа.
И куда? На край земли.
Раз уже сюда забрались,
То пожалуйте на дно.

Бабка с дедом напугались,
Занавесили окно.



          КАРАСЬ

Мужик поймал златую рыбку
И говорит: «Неси  бутылку».
Хвостом вильнула, принесла.
Вода морская в ней была.

Мужик, понятно, пить не стал
И приказал: «Давай «Кристалл!»»
Она ответила: «Угу.
Москвой-рекою поплыву».

Вернулась быстренько назад.
Сияла водка, как слеза.
Хотел мужик пить из горла,
Дала ему стакан она.

Промолвила: «И мне налей.
Пусть будет всё,  как у людей».
Хлебнула рыбонька сия
И… превратилась в карася.

Вдруг кот-отшельник  прискочил,
Убийство подлый учинил.
В стране давно порядка нет,
А кот, наверно,  бывший мент.
Мужик кота поймал,  избил,
Потом и рыбку схоронил.

Стоит печально, льёт слезу,
Нет хмеля ни  в одном  глазу.
-А в чём мораль? – нас спросят вдруг.
- Не пей, мой друг. Не пей, мой друг…




 
              РОЗЫ

Вечно вместе смех и слёзы.
У меня в руках две розы.
В левой светлая лежит
И тихонько говорит:

-Родилась я на природе,
А не где-то в огороде.
Лишь росою умывалась
И ни с кем не целовалась.
 Ты хорошенький такой,
Отнеси меня домой.
Напои водою свежей,
Буду я послушной, нежной.
Так кружится голова,
Знать, пора любви пришла.

В правой – тёмная, с шипами.
Молчалива и строга.
Смотрит, словно на врага,
Процыганскими очами.
А царапает, как кошка,
Вся в крови моя ладошка.

Вдруг она заговорила:
-Коль взял в руки, не бросай,
Честь мою не замарай.
Значит, так судьба решила,
 Кровью нас соединила.
В огород меня неси,
У окошка посади.
В холода накроешь плёнкой,
Утеплишь в морозы ёлкой.
Стану я  тебе сестрой,
А захочешь и женой.
Многожёнство  нынче в моде.
Жить придётся по погоде.

Разговорчивые розы,
Я не знаю, как тут быть.
Может, лучше мне купить
Молчаливые мимозы.

Впрочем, может всё приснится,
И мимозы  загалдят,
Да меня заговорят.
Они тоже ведь девицы…

У меня в руках две розы.
Вечно вместе смех  и слёзы.




          УСПЕХ

К нам неожиданно успех
Придёт под крики «браво»,
И мы легко впадаем в грех
С кокетливою славой.

Пресс-конференции, звонки,
Турне по за границам,
Сверхдорогие коньяки,
Автографы девицам.

Тебя приветил высший свет,
Приёмы и банкеты,
С телеэкранов и газет
Глядят твои портреты.

Машина, вилла, в банке счёт,
Бассейн на десять метров,
На бенефис народ идёт
И прославляет метра.

Но, как дожди, начнутся вдруг
Косые неудачи.
Уйдёт жена, подставит друг,
Бомжи разграбят дачу.

В союзе верх возьмут враги,
Интриги и разборки.
Одним придвинут пироги,
Для остальных – лишь корки.

Контракт с тобою разорвут,
Счёт заморозят в банке,
Крутых ребят к тебе пришлют,
Они пойдут, как танки.

Суды скрипучие подмажь,
Они глухи на лиру,
Машину с виллою продашь,
Ну а потом – квартиру.

Гостей не знает и звонков
Теперь твоя каморка,
А вместо прежних коньяков –
Арбузовская водка.

Начнёшь писать большую вещь,
И муза тому рада.
Мелодию души б сберечь,
А большего не надо.

И вот к тебе, как прежде, вдруг
Успех приходит снова:
«Большой привет. Как жизнь, мой друг?»
Но ты ему ни слова…
 

      
      ДОМ У ДОРОГИ

Дом такой же престарелый,
Как и ветхие жильцы.
Не сдаются молодцы,
Коротают в байках время.

Русский люд на речь остёр.
Любит слово с подковыркой.
Сразу с грядки, не с пробирки,
Чтоб горело, как костёр.

Слово лечит и калечит,
И кусает, как змея.
То волной идёт навстречу,
То летит быстрей коня.

Если даже очень плохо.
И совсем уже невмочь,
Речь ведёт с тобой эпоха,
Может кое-чем помочь.

Старики сошлись в палате,
Травят байки перед сном.
Кто взял стул, а кто в кровати.
Каждый молвит о своём.

-Старость нам даётся в радость,
 Не работай и не гнись.
-Если хочешь, удавись,
Что ещё тебе осталось.

-Ну зачем же в пессимизм.
-Хорошо бы жить без клизм.
-Спать пора. Я весь в болячках,
И спасенье только в спячках.

-Мне не спится. Бес в ребро.
Санитарка приглашала.
Лезть попробовал в окно,
Да спина вот подкачала.
Портит жизнь радикулит,
Остальное не болит.

-Старый хрыч, а всё туда же.
-Да к тому ж  любовь – не кража.
Будь открытым, объяснись.
Коль влюбился, то женись.

-Если бы на всех жениться,
Тех, в кого я смог влюбиться,
То гарем бы получился.
Я два раза лишь женился.
Да и то был дурачок,
Раз попал под каблучок.
Настя шарила в кармане
И держала на аркане.
Вспоминать несладко Галку,
Если что, бралась за скалку.               

-Мишка-сын меня б не бросил,
Но сноха зато змея.
-А мой внук всё деньги просит,
Ходит пьяный, как свинья.

-Поколение другое,
Да и времечко – не мёд.
Мы почти бомжи, изгои
И заброшенный народ.

- За державушку обидно,
Сколько крови пролилось.
А сейчас всё наискось,
И пути к добру не видно.

-Мужики, рубите свет.
Спать хочу, таблеток нет.
-Что таблетки. Всё дерьмо
И просрочено давно.
Врач ворует и сестра.
Их сажать уже пора.

-Это слишком. Не бранись.
Дорогая нынче жизнь.
С престарелыми возиться,
Ведь не каждый согласится.
А зарплата с гулькин нос.
Русский вечный наш вопрос:
Иль воруй, иль голодай,
Да на лапу, братец, дай.

- Да, коррупция везде,
Хоть все братья во Христе.
-Нет, какое братство тут.
-Спать когда-нибудь дадут?

… Дом стоит лицом к дороге.
Помогите ему, Боги.




               СОВЕТ

Нашептала, напела мне тайно,
Набалакала сладко душа:
«Закадрил бы ты Танечку, Таню.
Распрекрасная будет жена».

Вроде, спорить тут мне не пристало.
Мы смотрелись бы с ней под венцом.
Я не раз полевыми цветами
Украшал ей под утро крыльцо.

Но не смел перед нею открыться,
И при встречах терялись слова.
Проплывала она, как царица,
И вокруг ликовала толпа.

А сегодня взошёл на крылечко.
Дверь открыла с улыбкою мне.
Предложил ей примерить колечко
Золотое на правой руке.

Поглядела. Вздохнула: «Прелестно.
Только взять не могу. Извини.
Не тебе я, другому невеста.
И не будем сейчас о любви».

Был в словах её привкус печали.
А в раскрытое настежь окно
Вдруг с небес к нам вошла, зазвучала
Журавлиная песня светло.

И пошёл я за песней, под осень,
Что неспешно плыла по реке.
И колечко красивое бросил
На ладошку вечерней волне.

Что ж ты, свет мой душа нагадала,
И напела о том, чего нет.
– Разве я тебе что обещала.
Лишь давала хороший совет.

…Много лет пролетело, проплакало,
Просияло уже надо мной.
В зимний вечер с Татьяной балакаю,
С распрекрасной своею женой.




           МЕДВЕДЬ

Федя брызгал на ходу,
Сквернословил на дороге,
А она вела к берлоге.
Дело было то в лесу.

А хозяин был из тех,
У кого психоз и летом.
И к тому же, как на грех,
Слыл немножко людоедом.
Нет, не то, чтоб есть живьём,
Покуражиться бы малость.
Глушь, одно зверьё кругом,
Ну а тут такая радость.

На дыбы встал, заворчал:
«Не терплю я хулиганства».
И на Федю осерчал,
Наказать решил за хамство.

Пасть оскалил, заревел
И погнался за несчастным.
Тот бежал, верней летел.
Но куда там. Всё напрасно.

Пусть медведь и косолап,
Но провористый зараза.
Четверо мохнатых лап
Пару ног осилят сразу.

И, естественно, догнал.
Смял его, как промокашку.
Есть вспотевшего не стал,
Но порвал штаны, рубашку.

Расцарапал. Кровь течёт.
И печать на лоб поставил.
Предъявил серьёзный счёт.
Так сказать, на ум наставил.

А потом в конце наук
Рассуждать стал дружелюбно:
«Ты ж не заяц, не паук,
А ведёшь себя неумно.
Надо быть на высоте,
Контролировать натуру.
И советую тебе
Соблюдать везде культуру».

Возвращался Федя скромно,
Вёл себя намного  тише.
И с тех пор в лесу и дома
Чтит уроки  дяди  Миши.
 А мораль? Она проста:
Медвежья лапа нам нужна.               




            РУСЬ

Забрели мы, заплутали
В очень странный окоём.
У костра заночевали,
Чудеса одни кругом.

На болоте ведьмы стонут,
Леший дремлет у куста.
Заглядевшись в пьяный омут,
С неба падает звезда.

Там за дальней кромкой века,
За дремучею чертой,
Бродят предки человека,
Спорят с бабою Ягой.

На брусничную поляну,
Где соловушка поёт.
Свет-царевна Несмеяна
Встретить солнышко идёт.

Богатырь с лицом знакомым
Вдаль глядит. Тверда рука.
Бьёт серебряной подковой
Конь, почувствовав врага.

Вражья рать идёт, глумится,
Разоряет города.
Битва в поле. Кровь дымится.
Надвигается орда.

Бьётся колокол и стонет,
Рвётся знамя на ветру.
Китеж-град в волну уходит,
Не отдав поклон врагу.

Не смирилась, хоть склонилась,
Сохранила свою честь.
Русь святая к нам явилась,
Принесла благую весть:
-Не сдаваться, а бороться,
Даже если враг сильней.
Побеждает благородство
И любовь к земле своей.
Как бы тучи не стелились,
Их прогонят в даль ветра.

…Мы проснулись, снам дивились.
Дым под ветер шёл с костра.





         ГОВОРУХА

-Ты кацо, и я грузин,
На двоих нам мандарин.
 -Нет, я знаете, узбек.
-Ну тогда вот чебурек.

-Я калмык и мне кумыс.
-Справедлива ваша мысль.
Но кобылы разбежались,
Жеребцы одни остались.

-Армянин я . Мне б лаваш.
Дашь, хозяин, иль не дашь.
-Есть мука. Бери, пеки,
Но коньяк нам принеси.

-На талончик в ресторан,
Проходи быстрей, Абрам.
-Дайте мне талон такой.
-Нет, у Вас акцент другой.

-Белорус, откуда здесь?
-Я хочу, товарищ, есть.
-Ну так ешьте. Я причём.
Мы теперь все врозь живём.

-Чукча я, мне самогон.
-Нет, у нас сухой закон.
-Здравствуй, батя. Русский я .
-Ничего нет для тебя.

-Как же так? Дискриминат.
-Потерпи, наш старший брат.
Бог терпел и нам велел.
Нет особых тут проблем.

-Что же ты, отец родной.
Я топор возьму с собой.
-Да бери хоть сразу два,
Есть хорошая тюрьма.

-Украинец я, друзья,
Мне без сала жить нельзя.
-Сала нет, но есть салат.
Он полезней, говорят.

-Я латыш. Мой дед – стрелок.
Мне б отдельный уголок.
-Ресторан один для всех,
А гордыня – это грех.

- Только стул отдельный есть,
Но без ножки, трудно сесть.
Шведский стол теперь у нас,
На Европу косим глаз.
Уплыла давно страна,
Есть же хочется всегда.

-У меня вопрос к тебе:
Речь идёт о чьей стране?
 Или эта говоруха
Снится на пустое брюхо?

-Посытнее съел бы ужин,
Разговор не стал бы нужен.
И к тому же говоруха
Говорится лишь на ухо.





     САМОВАРЫ

Тары-бары, растабары,
Продаются самовары.
Самовары от Варвары
Рассиялись, как пожары.

Шёл вчера я стороной.
Вроде бы не холостой,
Но такие вижу чары
У красавицы Варвары:
Пышнотела, ну а взгляд, –
Самовары аж  дымят.

Сам как будто задымился,
Шляпу снял и поклонился,
И спросил: «Почём товар?
Мне б вот этот самовар».

Поглядела, стало жарко.
-Забирай взамен подарка.
Девять штук я продала,
А десятый задарма.
-Что Вы, Варенька, зачем?
-Уходи тогда ни с чем.

Ну куда деваться? Взял.
Да к тому ж спросил нахал:
-Можно мне Вас проводить,
По душам поговорить?
Посмотрела, как прожгла:
-Подожди часочка два.

Подождал. Пошли домой.
Стол накрыла оё-ёй.
Снедь заморская, вино,
Не едал я так давно.
Разомлел. Сижу, балдею,
Потихонечку хмелею.

Разморило. Спать охота.
Но хозяйка: «Есть работа.
Позвала тебя не спать,
Самоварчик разжигать».
-Где? В постели ? – Да, родной.
Непонятливый какой.

Тары-бары, растабары.
Ох, уж эти самовары…

      
         СТОГ

Послевоенная Россия
Почти поладила с бедой,
Взгляд со слезой оттает синий,
Как будто дождик над рекой.

Ждёт сына мать: а вдруг вернётся,
Хотя сказали, что убит.
Солёный ветер губ коснётся
И в поле снова улетит…

Спешит, культю как штык втыкая,
Глава колхоза «Красный луч» :
«Погода, бабоньки, какая…
Скорей копнить, пока нет туч.»
Всё бабы, девки, пацанята,
Подростки хлипкие, дедки.
Война-поганка виновата,
Что поредели мужики.

На бабе всё: хозяйство, хата,
Затопит печь, наколет дров.
И от рассвета до заката
Она с колодезным ведром,
С лопатой, с граблями, с ухватом,
С бельём нестиранным, с вальком,
Со словом ласковым и матом.
Порой бывает под хмельком.

…Стогуют сено. Стог растёт
С солёной шуткою впридачу.
Одна на вилах подаёт,
Другая граблями затащит.

А дед Гаврила, старый вол,
Хотя кряхтит, но всё приметит:
«Прикрыла б, сватья, ты подол:
Глаза болят, уж больно светит.»

И хохот, словно звонкий град,
И с бабами смеётся лето:
Всё нараспах и нарасхват,
Да покупателей всё нету.

Трамбует сено босый люд,
Под ноги вновь охапку бросят,
Рукою пот со лба сотрут
И за плечо откинут косу.

Вот стог готов. Плечист, высок,
Слетают на руки девчата.
Опять прищурился дедок:
«Со зреньем снова плоховато.»

С лугов прохлада подойдёт,
Коснётся губ, горячей кожи.
И песня облаком плывёт
К деревне, на вдову похожей.



     РЕКА  ИЗ  ДЕТСТВА

Из детства ласково струится
Река с названьем Русский Брод.
Она с ладошки даст напиться,
Коснуться чистых её вод.

Она с холма ручьём начнётся,
Что заикается слегка,
Потом с другим ручьём сольётся –
И вот уже течёт река.
Ну а когда внизу запрудню
Поставят, вот она тогда
В неё упрётся крепкой грудью
И разольётся на луга.

С утра уже к реке галопом
Летим в рубахах-парусах.
Чернеют спины, только попы
Вспорхнут, как лебеди, в кустах.

Зелёный стол: лук, щавель дикий,
Да земляника под рукой,
Медовый запах повилики…
Что торопиться зря домой.

А вот и дедушка Гаврила.
Сидит, глядит на поплавок.
Один как перст. И сиротливо:
-Ты посиди со мной, сынок.

Двух сыновей война скосила,
И бабка Дарья в гроб легла.
- Гляди, опять заморосило,
И как бы рыба не ушла.
Подход к ней, словно к бабе нужен,
И надоть подкормить чуток.
Потом сама к тебе на ужин
Плывёт и дёргает крючок.
Её у нас в реке навалом,
На червяков ловлю и мух.
Вчера под дождь вовсю клевала.
А нонче, видно, недосуг.

Достанет леску, вновь забросит
Да пожирнее червячка.
Вздохнёт, опять словца попросит,
Начнёт рассказ издалека.

-Ещё покойный дед мой Гриша,
Ну а ему евонный дед
Рассказывал. Вы чуть потише,
Реке-то нашей много лет.
Она, родная, были годы,
Была довольно глубока.
Тот, кто не знал, у ней где броды,
Пройти не мог наверняка.
Когда монголы шли косые,
Река закрыла путь орде.
Зажгли костры и встали злые,
А брода не было нигде.
Вода бурлила ледяная,
Сводила судорога коней,
И псы кровавые Мамая
Пытали схваченных людей.
Шипел, сжигая кожу, шкворень,
Весь раскалённый добела:
«Нет брода, нет. Был мост из брёвен.
Река весною унесла.»

-Перед рассветом тайным бродом,
Вниз по течению реки,
Наш русский полк ударил с ходу,
Мечи звенели и клинки.
Враг был разбит, и волны с кровью
Перемешал водоворот.
И с той поры народ с любовью
Реке дал имя – Русский Брод.

…Притихли мы, пригнули плечи.
Лишь ветерок издалека,
-Пора домой, ребятки. Вечер,
Не заругали б старика.

Кряхтит, да лески собирает,
Глядит на скромный свой улов.
Наморщит лоб и повздыхает:
-Наговорил я больше слов.

Кисет достанет и газетку,
Да самокрутку завёрнет:
-Мой табачок, хотя и едкий,
Но все болячки продерёт.

Ах, дед Гаврила, наш рассказчик.
Уже с крутого склона лет
Припомнится тот русый мальчик,
В котором вспыхнул вдруг поэт.

Он понял детскою душою,
Что дед и вечер над рекой,
Как будто бы волна с волною,
С его беседуют судьбой.

Отстал от сверстников, вернулся.
И словно кто его тянул,
Рукой волны речной коснулся
И в глубь пугливо заглянул.

И показалось… Он отпрянул:
Из-под волны чуть наискось
Взметнулся ввысь огонь багряный
И опалил его насквозь.

Оцепенев, огню внимает
И слышит голос вдалеке:
-Огонь веков в реке пылает,
Огню будь верен и реке.

Очнулся он, перекрестился.
Бегом домой. Ругает мать:
-Куда же ты  запропастился,
Пей молоко и марш в кровать.

Опять река ему приснится.
Она играет и поёт,
А лебедь белая – сестрица
С его ладошки хлеб берёт.

Огонь взметнулся вдруг, и волны
Горят, как ветки на костре.
И кровь течёт, и вьётся ворон,
И лебедь белая в огне.

И он бросается в тот пламень,
И к ней плывёт на стон и крик…
Глаза открыл на голос мамин:
-Ну с добрым утром, озорник.

…Из детства ласково струится
Река с названьем Русский Брод.
Она с ладони даст напиться,
Коснуться чистых её вод…



            БОРОДА

Отпущу я, братцы, бороду,
Надо имидж поменять.
И пойду гулять по городу
Новорусскому под стать.

Те, кто знают, поприщурятся,
Он ли это иль не он.
А кому-то вдруг почудится,
Что цыганский я барон.

Для приличия поклонятся
Да в сторонку отойдут.
Девки бойкие приколются:
-Как Вас, дедушка, зовут?
Может, сказочку расскажете,
Да про белого бычка.
Если чем ещё уважите,
Не обидим старичка.

Молодёжь сегодня звонкая,
И отбиться нелегко.
-Угости нас, деда, водкою.
Кабачок недалеко.
Мы девчонки несуровые
И охота поиграть.
Озорные, чернобровые
И доступны, так сказать.

Шум да гам. А тут полиция.
Подошли. Под козырёк.
-Мы не старая милиция,
И позвольте  паспорток.
Что-то здесь у Вас не клеится,
На фото Вы молодой.
И вопрос у нас имеется:
Кто Вы, дедушка, такой?

-Что вы, граждане-блюстители?
Паспорт мой, и борода
Тоже наша. Что хотите вы.
И глядите-то куда?

-Попрошу без пререкания,
И пройти  придётся Вам.
Не таких ещё арканили
По Кавказским да горам.
Да и внешность неславянская,
И гортанный говорок.
Рядом улица Полянская
И военный городок.

Дело явно пахло порохом.
Мысль, как быть, сверлила лоб.
Борода мне стала ворогом,
Сам я, видно, остолоп.

Но припомнить поднатужился:
В кошельке сто баксов есть.
И контакт вдруг обнаружился:
-Ну иди, - отдали честь.

И поплёлся я целёхонький,
Неизбитый и живой,
С бородой-бедой нелёгкою
Не в сизо, к себе домой.

…Пусть страшилка мне причудилась,
Обошла гроза-беда.
Но затылком я почувствовал:
Не нужна мне борода…



         ПРОКАТ

Я в сад зашёл, хлебнув вина.
Там роза нежная цвела.
Благоуханна и свежа,
И в общем, братцы, хороша.

Прошу руки её у сада.
А мне в ответ: «Спешить не надо.
Возьми, коль хочешь, на прокат.
Вернёшь, как водится назад».

Не в тот я сад зашёл, видать,
И надо быстренько тикать.
Но мне отчётливо: «Ни-ни,   
 Сначала деньги заплати».

-За что платить, отец родной?
-За то, что ходишь холостой.
-А если я женат, то как?
-Ещё добавишь четвертак.

Бульдоги, доги  тут как тут.
Глаза горят и ждут команды.
Прикажут, вырвут тебе гланды
И остальное оторвут.

Накладно спорить. Заплатил.
Бульдог калитку отворил,
И пеной брызгая с клыков,
Мне прохрипел: «Ну будь здоров».

А в чём мораль? Она видна.
Коль дома ждёт тебя жена,
Иди прямым путём домой.
-А если я вот холостой?

А всё одно. Домой иди.
И зря бульдогов не дразни.
Зачем тебе лукавый сад,
Где розы дарят на прокат.



        ПОСЕЙДОН

Не даёт ТВ мне спать,
Да и сны дурацкие.
Я поеду воевать
На моря пиратские.

Террористов половить,
Волю дать заложникам.
И бандитам морду бить,
Если так положено.

Впрочем, нет. Не надо так,
А цивилизованно.
Дать им деньги и табак.
И организованно

Сбросить за борт. Пусть плывут
До родного берега.
Их акулы не возьмут.
Не Лаврентий Берия.
Доберутся или нет,
Посейдон решает.
Съесть любого на обед,
Кто ему мешает.
Он здесь правит бал и пир,
Тут его порядки.
Если пил с утра кефир,
Выживут ребятки.

Мне не страшен океан,
У меня презумпция.
Но, похоже, старикан
Зацепил трезубцем.

Средь заложников была
Девочка с косою.
Видно, юнгою плыла
За своей судьбою.

Синеока и светла,
Солнышком лучилась.
Поглядела и прожгла,
Сердце задымилось.

Хоть и рядом океан,
А воды не хватит.
Может, я и хулиган,
Но горю, как факел.

Капитан стал руку жать,
Говорить спасибо.
Я спросил: «Как дочку звать?
Больно уж красива».

Он нахмурился: «Жена.
Дочка лишь в проекте.
Вас смутила седина,
Так Вы ей не верьте.
Просолённый океан
Серебрит височки,
И блондинистый туман
Тоже пишет строчки.
Захватили ночью нас
Сомалийцы, негры.
Съели весь почти запас.
Потрепали нервы.
Двадцать суток длился плен.
Вы спасли, родные.
Хорошо, корабль вот цел,
Да и мы живые.
Скоро порт, и груз сдадим
Да запас пополним.
Курс обратный повторим,
Плен бы не припомнить».

Попросился с ним поплыть,
Отпуск взял досрочный.
Не могу её забыть.
Огонёк, знать, прочный.

Да и я ей по душе,
Смотрит и краснеет.
В порт пришли, и мы уже
Целовались с нею.

А в порту жилось вольней.
Капитан был занят.
Наш костёр пылал сильней,
Трижды даже за день.

Света, Светочка моя
В пламени горела.
Восставала из огня,
Снова пламенела.

Может, Африка ещё
Нас обнять хотела.
В общем, было горячо,
Тело наше пело.

Якорь поднят и вперёд.
К дорогой Отчизне.
Но пришёл уже черёд
Не огню, а тризне.

То ли боцман или кок
Доложили капу.
У того, конечно, шок,
Пистолет взял в лапу.
Дважды выстрелил в упор,
Ангел спас: «Живите».
Корабельный общий сбор:
В шлюпку и плывите.

Ни рубля, ни табака.
Мы не сомалийцы
Боцман бросил два мешка,
Чтобы утопиться.

На двоих одно весло.
Не садизм, обида.
И к тому же , как назло,
Берега не видно.

Что любовь теперь? Ничто.
Чем она поможет.
И кругом акул штук сто,
Ходят, скалят  рожи.
 
Бью веслом их по зубам,
Фыркают уроды.
Всё наглее лезут к нам,
Словно к бутербродам.

Видно, пробил смертный час.
Тихие поминки…
-Поцелуй в последний раз
Да покрепче, милый.

Ну, Светлана, ты даёшь,
Смерть, а ты с любовью.
-Что ещё с тебя возьмёшь?
Я навек с тобою.

Вот она любовь, друзья.
Всё захочет, сможет.
Пламя вспыхнуло огня,
Жжёт акулам рожи.

Разбежались, расползлись,
И трезубец взялся.
Голос к нам: «Дарую жизнь.
Я всё сомневался».

…Просыпаюсь. Ноет грудь.
Ждёт старушка к чаю.
-Долго спишь, мой милый друг.
Ну, а я скучаю…               



           БОРЗАЯ

Борзая вдруг зайчихой стала.
( Бывает всякое в миру.)
И если раньше дичь хватала,
Теперь жуёт в лугах траву.

Косит глазами и трясётся,
Боится волка и лисы.
А ежели домой вернётся,
То разорвут на клочья псы.

Но постепенно, понемножку
Освоилась. Живёт себе.
Ходила в гости на окрошку
К соседской заячьей семье.

Там познакомилась. Зайчонок
Красивый, ласковый, как лель.
В него влюбилась до печёнок,
Сама легла к нему в постель.

Сыграли свадьбу. Жили чудно.
Ходили в праздники в кабак.
Но вдруг залаяла под утро
И съела мужа натощак.

«А в чём мораль?» - вдруг спросят нас.
Есть класс собак и зайцев класс.



    
              КЕДЫ

Молочная гора. Туристов хоровод.
Экскурсовод, банальностью умытый,
О древности, культуре речь ведёт,
О нравах и провинциальном быте.

Ряды, скульптуры, площадь. Строгий вид.
Глазеет люд, общается с веками.
А это что? На проводах висит
Спортивных кедов пара со шнурками.

Забросил кто-то их туда давно.
Аборигенам нет до них заботы,
А для туристов больше, чем кино,
Дискуссия пошла и анекдоты.

-Наверное, сусанинский башмак
Нашли музейщики в подвысохшем болоте.
-А я другой увидел в этом знак:
Некрасов часто был здесь на охоте.

-Вполне возможно царский башмачок.
Романовы и в наши дни тут вхожи.
-А нет. Повыше был бы каблучок
Да из другой, неширпотребной кожи.

-Музеи врут, история – ханжа.
У ней свои сегодня интересы.
И даже обувь старого бомжа
Считать готова туфелькой принцессы.
 
-А может, бренд такой обувщиков.   
Мол покупайте наше, не зевайте
И костромских весёлых мужиков,
Хоть иногда с улыбкой вспоминайте.

-Да лучше бы швырнули лапоток.
Край лапотный, лесной, полумедвежий.
-А сам ты кто? Откуда есть, браток?
Небось, с Москвы? А там одни невежи.

-А ты столицу нашу не замай,
Она с Европой на одной калоше.
 -Да что Европа. Ближе нам Китай.
Мы азиаты больше, чем Гавроши.

-Провинция. Она добром живёт,
Отдать готова и свою печёнку.
Мол, кушай, ненакормленный народ,
Не залезай лишь только под юбчонку.

-Да это наша общая беда:
До лампочки, и все проходят мимо.
Послушайте, как стонут провода,
Как будто говорят: «Невыносимо».

-А может быть, здесь смысл совсем иной,
Эпохи нашей клоунской приветы.
Простились мы с богатою страной
И босиком идём по белу свету.

-Идём куда, назад или вперёд,
И кто теперь у нас в стране Сусанин?
Куда ведёт заблудший наш народ
И губит ли его или спасает?

-Политика тут вроде не при чём.
Один дурак не делает погоды.
-Да хватит вам. На теплоход идём.
Остался час. А спорить можно годы…   
               
               

               
















ЛИТЕРАТУРНЫЕ
ЗАМЕТКИ.  СТАТЬИ.
ЭССЕ.



                И не сообразуйтесь с веком сим,
                но преобразуйтесь обновлением ума
                вашего…

                Римл., 12, 2.










                МЕЛОДИИ  ЖИЗНИ.

Книгой сегодня мало кого удивишь. Вон сколько их, невостребованных, нежеланных, маются на прилавках, библиотечных полках, пылятся в домашних шкафах. Побольше спрос на  детективы, справочную, учебную литературу, хотя и она вытесняется интернетом, телевидением, технологиями дистанционного обучения. Что говорить о поэтических новинках. Они сиротствуют, подобно Золушке, в нынешнем прагматичном мире рынка, бездуховности и откровенного эгоизма. Пробраться в широкую  читательскую аудиторию, на праздничный бал признания не позволяют им не только малый тираж, финансовые возможности, но и уровень общей культуры в современном обществе, который неуклонно снижается.
 Давно ушли в легенду многотысячные вечера в Политехническом музее, очереди у книжных прилавков, горячие споры о физиках и лириках. Победил тех и других, и третьих шоу-бизнес, холодный, расчётливый, наглый. Толпа заходится в экстазе, чествуя очередную поп-звезду, вытанцовывающую под фонограмму и тупо повторяющую четыре строки типа «За коленку меня ты не трожь…»
 Так что ж теперь делать «бедным лирикам»? Отойти в сторону и сложить поэтические крылья? А может перейти на пошловатые заготовки для эстрадных кумиров? Кто-то пошёл и по такому пути. Слаб человек, а искушение велико. Но слава Богу, не перевёлся гордый, творческий народ, особенно в провинции. Неистребимы тяга к поэтическому образу, животворное чувство прекрасного, способность не согнуться под гнётом бездуховности и цинизма, смелость плыть, если надо, против течения. В этом контексте хочется представить уважаемым читателям новую книгу костромского поэта Николая Максимчука «Мелодия живой струны» (2011г.)
Не правда ли красивое название, что одно уже располагает на лирический лад. К  тому же сделана попытка повести речь одновременно с двумя музами, поэтической и музыкальной, обогатить выразительность литературного слова художественной интонацией. Во многих стихотворениях музыкальная атрибутика выступает стержневой основой содержания, смысловой интриги ( диез, бемоль, рояль, клавиши, аккорд, мажор и т. д.). В них слышится музыка жизни, полифоническая, разножанровая, как и сама реальная действительность. Причём, мелодии исполняются не понаслышке и с чужих нот, а на своём «инструменте», с учётом солидного жизненного опыта, вобравшего в себя перипетии служивого человека, судьбу кадрового офицера, трудности «гарнизонного соседства», семейные радости, красоту «сердцу милой глубинки», волынскую осень, «скорых на любовь» русалок, песни «с протяжной грустью на устах».
Литературно-музыкальная составляющая обеспечивает чёткую композиционную структуру произведения, определяет названия                разделов, придаёт ему целостность. Правда, не всегда достигается при этом гармония слова и звука. Порой слышится диссонанс, сбой ритмики стиха, заметна громоздкость отдельных строк. Тут  есть ещё над чем работать.
Жизненное пространство лирического героя не столь обширно, но очерчено рельефно и видится им  не из дали, а с близкого расстояния, в ряде случаев почти в упор. Впечатляет основательность этого видения, сдержанная, но сильная энергия уверенного в себе человека. В основе такой уверенности – нерасторжимая связь с отчим домом, малой родиной, с казацкими корнями.
                Снимают шашку со стены
                С потёртой кожей лепных ножен.
                Так дед снимал. Его сыны.
                Так я снимал, волнуясь тоже.
Художественный  образ «горсточки земли в мешочке» - один из самых выразительных в книге. Он символизирует неразрывную связь поколений, верность Отчизне, сопричастность к ратным подвигам дедов и отцов.
                Но главным был там воинский отряд,
                Смиренный перед образами
                И яростный во вражеском огне!
                Я видел смерть,
                Но их глазами –
                Глазами шедших по войне.
Любовь поэта к природе, его очарование родными просторами, живой музыкой окружающего мира читатель почувствует через систему зримых образов, ярких зарисовок. Вместе с автором он услышит, как «хрустит подмороженный снег, к шагам подбирающей нотки,» увидит, как «сосны посменно качают луну своими ладонями хвойными», как набухает «синью вечер» и др.
 Более отчётливо хотелось бы услышать слово поэта о сегодняшнем переломном этапе в судьбе России. Как тут не вспомнить аксиому «поэт в России больше, чем поэт». Значимость пророческого слова особенно возрастает в условиях надвигающегося духовного хаоса. Сон разума рождает чудовищ. Надо будить уснувшее общество, чтобы не допустить катастрофы. Не о том ли сказано в Священном Писании: «…просите, и дано будет вам; ищите, и найдёте; стучите, и откроют вам…».
                (От Луки, 11, 9)




ПОЭЗИЯ – ЧАСТЬ РЕЧИ ЖЕНСКОГО РОДА
 
    В литературной критике, на творческих «тусовках» до сих пор ведутся дискуссии о правомерности самого понятия «женская поэзия». Спор, как обычно у нас, ведётся с российской размашистостью и категоричностью. Многие участники полемики, как правило, представители сильного пола, утверждают, что поэзию нельзя делить на мужскую и женскую. По их мнению есть хорошая и посредственная литература и неважно к какому полу относится автор того или иного произведения.
     Нет резона вроде бы и спорить с таким подходом, ибо он определяет главный критерий литературной классификации. Однако, очевидна и неполнота подобного деления. К тому же всякие оценочные подходы страдают субъективностью: что одному покажется хорошим, другому может вовсе не понравится. Добавим также, что мир многообразен, разнолик. Мужское и женское начала в нём, хотя и взаимосвязаны, но различны, а порой и противоположны друг другу. Поэзия как средство миропонимания и отражения бытия, а в какой-то мере и его преобразования, не может не заметить такого деления. Надо ли доказывать, что женщина – это особый Космос. Да и просто неприлично отказывать поэтессам в принадлежности к этому Космосу, компенсируя подобную неуклюжесть галантным зачислением отдельных их произведений в разряд «хорошей» литературы.
      Стихи А. Ахматовой, М. Цветаевой, О.Бергольц, Ю. Друниной, Б. Ахмадулиной  и др., конечно же, не вмещаются в эту нишу не только своей индивидуальностью, неповторимостью, но и общей неразрывной связью с миром женской души. Лишь глухой не услышит в их поэзии, даже в самых жёстких, мускулистых строках А. Ахматовой, особые, женские мелодии, отражающие восприятие мира «инаковым» способом, чем представители так называемого сильного пола.
     Упомянутая «инаковость» не является ни плюсом, ни минусом для оценки творческих произведений, требующей других критериев. Она есть данная реальность нашей литературы,  её истории и сегодняшней жизни. Слава Богу, не обошла она и костромскую поэзию, где до сих пор живут и развиваются традиции А. Готовцевой, Ю. Жадовской, Г. Миловой, М. Комиссаровой, Н. Снеговой, З. Чалуниной и др..
     В современном литературном многоголосии на Костромском Парнасе отчётливо и чаще всего приятно различимы мелодии женской лирики. Наряду с давно известными поэтессами А. Алферовой, Т. Иноземцевой, Е. Балашовой, С. Виноградовой и др. набирают  высоту голоса новых авторов. В последнее время вышло немало поэтических сборников, в том числе в формате самиздата. Тираж небольшой, да и читателей пока немного. Однако, впечатлений предостаточно и хочется ими поделиться.
       При всём различии и оригинальности женских работ их многое роднит, сближает. В этой похожести нет ничего удивительного. Их авторы – дети своего времени и живут в одной стране, России-матушке, на костромской древней и вечно юной земле, богатой на таланты. Тема малой Родины нашла постоянную прописку в творчестве нерехтчанок  Н. Власовой, М. Никитиной, Н. Веселовой (Нея), Е. Зарубиной (Шарья), волгореченских поэтесс Ю. Владимировой, Е. Вылегжановой, И. Козловой и многих других. Не мудрено, но искренне и светло звучит признание В. Виноградовой в любви родному городу:
            
             Для меня нет милей и красивей,
             Ты же знаешь об этом сама,
             Золотое колечко России,
             Дорогая моя Кострома.
  (В. Виноградова. Синеглазая песня моя. Кострома, 2007, с. 32)
         
           Женская душа особенно отзывчива на красоту родной природы и находит себе созвучие в говоре юных ручьёв, в звенящей тишине летнего полдня, усталой мелодии осени, высоких нотах русской зимы. В лучших стихах В. Власовой (Шарья), Т. Зябликовой (Волгореченск), Е. Николаевой (Нерехта), М. Щипаловой (Буй) и др. читателю дарятся одушевлённые пейзажи Верхнего Поволжья. В них видится кисть художника, очарованного красотой, теплотой природного  окоёма, с которым душа человеческая хочет слиться воедино. Не о том ли и эти строки буйской поэтессы И. Скородумовой:
               В белый шёлк черёмуха окуталась,
               Трели соловья мешают спать.
               Мамочка, прости, что не послушалась,
               На всю ночь в луга ушла гулять.
      (В кн.: Встреча в новом веке. Лит. сб.Кострома, 2011, с. 91)
            
           И конечно же, тема любви. Она  превалирует в женской поэзии. Куда от неё денешься, да и, судя по обилию любовной лирики, костромские поэтессы не прячутся стыдливо, а напротив, одержимы поисками всё поглощаюшего чувства. Радости и печали влюблённой души запечатлены в произведениях костромичек Т.Борисовой, Н. Королёвой, С. Писаревой, шарьинок Е. Каргопольцевой, Е. Виноградовой, Н. Лужаковой, А. Чесноковой (Волгореченск), Л. Юрьевой (Солигалич) и др.      В любви, как и в жизни, не всё просто. Путаны и перепутаны дороги, по которым они ходят. Вроде рядом, а не дотронешься. Не об этом ли пишет яркая костромская поэтесса О. Запольских :
      
       Не хотела ничего.
       И звонка твоего,
       Телефонных поцелуев
       Утомлённое вино…
       Сплетено…
       Веретено…
       Ни туда и ни оттуда…
       Не испить. –
       А вот оно.
 (О. Запольских. Свеча для мотылька. Кострома, 2007, с. 154)
      
               К сожалению, значительная часть представительниц  «прекрасной      
 половины», и не только юного возраста, замыкают эту великую тему в рамки эротической обыденности, сводят её нередко к приторному вздыханию  и бабской (да простит меня читатель за это выражение) тоске по своему суженному или  девичьему жеманству.  Процитируем безымянно (о женщинах приятнее говорить хорошее) некоторые опусы.
       
        Жалко, но принцев на всех не хватает,
        Золушек - много, а сказка – одна!
        Но ведь бывает, поверьте, бывает,
        Только не с нами и не всегда.

Принцев, и правда, не хватит на всех. Но почему наша Золушка так привередлива. Если все падчерицы последуют её примеру, не дождаться свадьбы некоронованным пацанам.
       
          Ты в кабак меня не зови,
          Мы по духу с тобой чужие.
          Не мужчины друзья твои,
          Не хочу пропивать Россию.

Ну а если в кино позовёт? Тут-то как, чужими будете или своими? А в питейное заведение он, похоже, зовёт не по политическим соображениям. У него другие замыслы.
         
           Гитарный аккорд –
           Оборвалась струна…
           Позови меня, Чёрт, -
           А, всё не одна.

Оригинально, но жутковато всё-таки. Понятно, что любовь зла и полюбишь… Но тут более опасная рогатость.
         
           Рву страницу за страницей,
           Что написано – долой!
           Я – содомская блудница,
           Пеплом город стал родной.

Героиня выбрала себе неправедный путь. Её право. Но за судьбу города тревожно. Тем более, он недалеко от Костромы. Подальше бы от такой «любови».
          Бросается в глаза не очень понятная мне деталь в женской лирике, когда поэтесса выступает от мужского имени. В чём тут дело? Рифма ли не пошла, или ритм, сюжет потребовали мужского начала? Может, и здесь сказываются современные причуды бисексуальности, эстрадные варианты Верки Сердючки, вослед которым перевоплощается и лирическая героиня? Нужны ли такие прозаизмы, не затемняют ли они искренность лирического произведения? Может быть, и в этом деле припомнить библейское:  «отдайте кесарю кесарево…» (От Марка, 12, 17).
           В лучших традициях русской поэзии во все времена было обострённое чувство сопричастности к общественной жизни, к радостям и бедам своей страны, народа. Здесь поэты и поэтессы шли рука об руку. Радует, что и сегодня, в нелёгкие годины, в костромской литературе слышатся пульс жизни, биение неравнодушных сердец. Гражданская позиция видится в стихах Т. Дмитриевой (Шарья), О. Коловой (Парфеньево), Е. Шестаковой (Кострома), Т. Жадовой (Георгиевское) и др.
            Какой мужчина, если он настоящий мужик и любит свою Родину, не примет горькую правду о потери великой страны, сказанную женскими устами:
                Мне терять немало приходилось,
                Но в одно я верую теперь:
                Потерять страну, где ты родилась, -
                Самая большая из потерь.
      (Л. Старостина. В кн.:  С любовью к России. Кострома, 2009, с. 148)
            
 А кто сегодня не откликнется Ольге Коловой, её скорби о судьбе опустевших русских деревень :
               
                В деревнях гуляют сквозняки –
                Ветхих изб непрошеные гости.
                Одичалый ветер на погосте
                На кресты кидается с тоски.
          (В кн.:Встреча в новом веке. Кострома, 2011, с. 98)
             
      Женщина и дети – эти понятия почти синонимы. Стихи для детей, написанные женской рукой, как правило, проникновеннее и доступнее, чем мужские строки, для маленьких читателей. В них струится вечный свет материнства. К тому же здесь есть своя градация: стихи для детей и от имени детей. В последних автор стремится к перевоплощению, чтобы суметь посмотреть на мир детскими глазами. Это дано не каждому. Чаще всего в жанре присутствует педагогическая риторика, назидательность взрослого дяди или тёти. На небогатом поле детской поэзии особенно заметны удачные находки. Их немало в светлом творчестве костромской поэтессы Е. Салмовой.
                Подарили мандарин,
                И при том всего один!
                Никому его не дам,
                Положу к себе в карман.
                Вот когда его я съем,
                Станет он моим совсем.
       (Е. Салмова. Пёрышко. Кострома, 2006, с. 22)

Видимо, и в этом сугубо конкретном случае устами младенца глаголит истина, тем более в условиях современного рынка и прагматизма.
          Есть место в женской поэзии и для философских раздумий о смысле бытия, предназначении человека, о чём свидетельствуют стихи костромичек Т. Ефименко, Н. Мусиновой, Е. Преображенской, Н. Мухиной (Буй), В. Клевич (Галич), Т. Дмитриевой, Н. Смирновой, Н. Артемьевой и др..
               
                И снова акты сотворенья
                переполняют вечный мир.
                И разве вечность и мгновенье –
                не есть одно воображенье
                людей из замкнутых квартир?
          (Г. Божко. В кн. : Встреча в новом веке, с. 50)

Кто с ходу сможет ответить на этот вопрос. Не правда ли, надо подумать. Опытная костромская поэтесса знает, о чём  спросить читателя.
             Костромская земля богата традициями русского православия, которое зиждется на глубокой не только богословской, но и поэтической основе. Помимо духовной поэзии православные мотивы всё отчётливей звучат и в светской литературе. Дорога к Храму у каждого своя. Сегодня наши дороги опалены болью и тревогой за судьбу России, страны, данной нам Всевышним. Общее и личное, великое и малое сплетаются воедино в человеческой душе, озаряя её благодатью и материнским светом.
               
                Только знаю одно – из храма
                Тихо-тихо несу благодать.
                Не упасть бы, не расплескать,
                Донести до дома, где мама.
                (Т. Никитина. /В краю черёмух и рябин. Лит. сб . Нерехтского литобъединения «Наша лира». Иваново, 2008, с.  120)
        Заходят в костромскую женскую поэзию, хотя не часто, и сатира, юмор, пародии. Правда, не всегда удачно. Здесь тоже есть, на наш взгляд, своя специфика. То, что в мужских строках может сойти за крепкое, солёное словцо, в женских устах выглядит откровенно пошловато и неэстетично. Открываешь первую страницу только что вышедшей книжки пародий, а там такое:
                На десерт, хрустя бокалом,
                постным маслицем запить…
                Но, сходив железным калом,
                унитаз бы не разбить!
Вторую страницу таких стихотворных туалетов и открывать не хочется.       
    Поле костромской поэзии растёт, зеленеет, пополняется новыми именами, в том числе студентов, школьников. Стихи становятся атрибутом повседневной жизни, включаются в массовую культуру. Растущая грамотность населения позволяет легко овладеть азами стихотворной техники, изготовить ту или иную продукцию невысокого качества, озвучить её на свадебных, юбилейных застольях, в клубах, на вечеринках, а также опубликовать в самиздатовских  брошюрах. Хорошо это или плохо? Здесь есть, видимо, своя диалектика.
            Лично я не разделяю обличительного пафоса борцов с графоманией. Реальные опасности отечественной культуре грозят с другой стороны. Вряд ли юные стихоплёты представляют угрозу литературе, тем более обществу. В отличие от многих своих сверстников, повязанных наркотиками, игроманией, хулиганством и пр., они всё-таки занимаются приличным делом. Не более грешны и лица почтенного возраста, коротающие время за банальным сочинительством. В серьёзные издания их не пустят, на большой тираж не хватит денег, а толстосумы от поэзии далековаты.
            Графоманство – это не только литературное, но и социальное явление. Оно питается не одними чувствами юношеского тщеславия, девичьей восторженности, неспособностью взрослого человека самокритично оценить свои возможности. Есть потребность в доступном художественном слове, адекватном твоему культурному уровню. Оголтелая пропаганда насилия, вульгарности в СМИ, с эстрады, экрана вызывает отторжение, обостряет общественную потребность в духовно возвышенном, красивом, за которые  в условиях дефицита культурности нередко принимаются эстетические подделки. Их немало, к сожалению, в женской поэзии. 
              Массовое сочинительство посредственных стихов, как близнецы, похожих друг на друга, стало восприниматься как норма нетребовательной аудиторией и самими авторами по принципу, пишу, как все, какие тут претензии. Нужна серьёзная культурническая работа,  пропаганда образцов русской и зарубежной классики, современных достижений изящной словесности. Вот где благодарное поле для усилий учебных заведений, писательских организаций, литературных объединений, периодических изданий, всех наших культурных институтов. Легче разнести в пух и прах графоманское псевдотворчество, труднее разглядеть подлинный талант, взрастить его, помочь ему раскрыться.
          В широком стихотворном пространстве, мелькнут вдруг то там, то тут живые искорки одухотворённого искусства, накапливая постепенно поэтическую энергию, готовя её критическую массу для творческого взрыва – рождения истинного Таланта. И кто знает, где он объявится раньше, в женской или мужской лирике. Своё слово, видимо, скажет  и его широкое окружение. Звёзды рождаются не на пустырях небесных, а в созвездиях.
           «Стоит ли в этом случае говорить о какой-то особой, женской поэзии?» - спросит нас снова дотошный читатель. Думается, что стоит, ибо печали и радости, думы и желания, взлёты и падения  не одинаковы в женских и мужских строках, как и в сердцах человеческих. К отмеченным уже выше особенностям женской лирики следует добавить также мелодичность, песенность многих стихотворений, мягкость рифм, плавность ритма, кроткость, душевный лад большинства лирических героинь. Может, не совсем по жизни, но в женской поэзии меньше длинных, занудных стихов, характерных для немалого количества разговорчивых поэтов с их претензиями и гордынями. Здесь, как правило, всё тише, скромнее, ласковей, домашней.
                По сути, можно говорить о двух ветвях одного древа русской, в том числе костромской, поэзии. Пусть оно вечно зеленеет, цветёт и даёт плоды, наполненные добром и светом. Сказано: «Доколе свет с вами, веруйте в свет…» (От Иоанна, 12, 36).   
               



О РОССИИ ПОЁМ

         Душевно возвышенное и осердеченное поэтическое слово сегодня не в цене. Малотиражные издания классиков захлёстывает мутная волна графоманства, бульварно-коммерческой литературы, размывающая в общественном сознании само понятие «Поэзия». В атмосфере агрессивного наступления псевдокультуры, торжествующей пошлости в средствах массовой информации стремительно падает уровень интеллектуального состояния общества. Всё более востребованными становятся безыдейные подделки, подмена подлинного искусства примитивной бездуховностью.
          Столь мощному натиску антикультуры, вестернизации массового сознания должны бы противодействовать целенаправленная культурная политика государства, авторитетные усилия национальных просветительских центров и учреждений. Однако эти и другие традиционные для нашего общества культурообразующие институты по существу бездействуют. Сохраняется пока надежда на духовный потенциал российской провинции, где ещё живы и не замутнены модернистским хламом родники народного творчества, национальной самобытности и нравственного здоровья. Именно с ними органично связано поэтическое творчество Павла Трофимовича Мельникова, отражающее его солидный жизненный опыт, выверенный взгляд на мир,  гражданскую позицию, душевную открытость русского человека.
           Одна из отличительных черт поэзии Павла Мельникова – её заряженность  жизнеутверждающей энергией света и добра, которая чувству-ется в каждом стихотворении, даже если оно посвящено трагическим страницам отечественной истории, драматичным сюжетам современного бытия. Источником этого эстетического оптимизма
 выступает нерасторжимая связь мироощущения поэта с корневой основой национально-патриотическо-го самосознания русского человека:
             Если радости ждём –
              О России поём,
              О России поём, если в грусти,
              Ведь во все времена
              Русским людям нужна
              Песня, спетая с чувством, по-русски!
                (Не  ищи меня в Париже, Кострома, 2007 г.)
         В этом почвенническом контексте становится  «нашим» даже сюжет, взятый из германской баллады и повествующий о полке лихих солдат-наёмников, погибших в жаркой битве. Отчаянным воякам не оказалось места ни в аду, ни в раю. От них поспешили избавиться и черти, и ангелы. Развернув знамёна, служивые, сдвинув ряды, пошли маршевым шагом с небес на землю.
             Есть люди на земле такого сорта –
             Ни Бога не боятся и ни чёрта,
             Не киснут ни от бед, ни от невзгод –
                От тех солдат ведут они свой род.
                (Там же)
       По всему похоже, что  породниться с ними не прочь и сам поэт из Волгореченска, чьи стихи писались не в Париже, а на родных берегах матушки-Волги.      

         


                НЕБО ПОЭТА

  У каждого поэта свой путь в литературу. Один начинает его со школьной парты, у другого за плечами – солидное жизненное пространство. Объяснить разновременность выхода на поэтическую орбиту непросто. Дело здесь, возможно, не обходится без вмешательства небес.
           Поэтическое небо Владимира Михайловича Проскурякова расцвечено ярко, но не пёстро. В его палитре почти нет полутонов, промежуточных, переходных оттенков и линий. Свет и тень выражены отчётливо, рельефно. Проявлены не только острота зрения художника, но и его конкретная авторская позиция, за которой – серьёзная школа жизни, личный опыт, наработанное, выстраданное понимание мира и своего места в нём.            Поэт не терпит фальши, подлости, неразберихи, что в избытке присутствует сегодня в нашем обществе. Отсюда боль и гнев во многих его строках о России. Кому-то некоторые из них покажутся  откровенно резкими, торопливыми, не получившими свою смысловую и художественную завершённость. Однако, вряд ли кто упрекнёт автора в равнодушии, холодности, беспричинной угрюмости.       
          Мне больно за тебя, моя Россия!
          Слепая ты (при зорких-то глазах!),
          Если в подвалах и на чердаках
          Бездомных стариков не разглядела.
                (Зеркало. Волгореченск, 2008, с.8)          
Небо поэта не закрыто сплошь тучами. Нет-нет, да и выглянет русское солнышко. И кто ему не порадуется.
               
               Тепло и свет всегда мы будем
             Нести в дома и души людям,
             Ты не угаснешь никогда,
             Трудом зажжённая звезда. (Там же, с. 84)
       Активная литературно-творческая деятельность В. Проскурякова органично сочетается с большой организаторской работой по руководству литературным объединением «Волна» города Волгореченска, подготовке и редактированию художественных сборников и альманахов, организации творческих вечеров и встреч с читателями.
          За первым сборником «Зеркало» (2008 г.) выходит второй «Просто – жить» (2011 г.), где наряду с поэтическим жанром автор обращается к художественной прозе. Голос поэта и прозаика набирает высоту, обретает профессиональный тембр, социальное звучание. Он узнаваем, оригинален, внушает к себе доверие и ожидание новых встреч. Литература, как и жизнь, продолжается. Важно, чтобы это продолжение сохраняло преемственность и добротворчество:
            Дедом быть – нехитрая наука,
            Чувством добрым полнится душа –
            Может, я отдать успею внуку
            Всё, что прежде детям задолжал…
                (Просто – жить. Кострома, 2011, с. 57)



КРАСИВЫЙ ЧЕЛОВЕК

Масштабы наших биографических измерений невелики. Да и разнообразия в них немного: родился, учился, работал, добился таких-то результатов… В нашей похожести нет ничего зазорного. Она сближает и роднит нас. Однако, особенно ценна при этом человеческая индивидуальность, неповторимые, самобытные черты личности. Наше внимание притягивает всегда «лица не общее выражение».
          Не в этом ли главный секрет обаяния Николая Петровича Фетискина, красивого, талантливого человека, крупного учёного-психолога, педагога, организатора вузовской науки. Рад и горжусь нашим знакомством и дружбой с ним. Познакомились мы ещё в начале семидесятых годов прошлого века. Жили в одном общежитии ЛГПИ им. А. И. Герцена. Запомнилось его настойчивое стремление научиться играть на гитаре. Поздним вечером, чуть ли не к полночи, когда затихала «общага», он сидел в Красном уголке, вглядывался в потрёпанный самоучитель и рвал аккорды. Откровенно говоря, гармонии было маловато. Но зато сам он был великолепен: одухотворённый, неистовый, упорный.
          Ещё большую настойчивость и увлечённость проявляет он и в научных исследованиях. О психологических проблемах монотонности, её влиянии на человека, он мог говорить часами, и мне, представителю другой дисциплины, это было удивительно интересно, близко, понятно. Что говорить о коллегах, студентах, аспирантах, которым повезло работать с влюблённым в своё дело маэстро. Неслучайно же он принял почётную эстафету руководителя костромской школы психологов, авторитет которой признан не только в России.
          Красивая черта личности Николая Петровича – его             улыбчивость, открытость. Про таких в народе говорят, что у них    «душа нараспашку». При встрече, если даже очень торопится, не пробежит мимо, не ограничится небрежным кивком или рукопожатием. Обнимет как родственника, а в праздничные дни и расцелует в обе щёки. Солнечный человек, и душа у него лучистая.
        Сегодня российские вузы переживают не лучшие времена. Стал привычным угрюмый термин «выживание». Псевдореформы загоняют образование в тупик. В среде вузовской интеллигенции растут настроения обречённости. В этой атмосфере особенно целительна энергетика не сдающихся, ищущих людей, неисправимых оптимистов. Они вселяют уверенность в том , что были трудные времена у нас и раньше, но мы справлялись с проблемами и добивались успехов.
       Неужто нам не под силу и сегодня изменить ситуацию к лучшему. Тем кто сомневается в этом, советую познакомиться с Николаем Петровичем Фетискиным. Он поможет стать оптимистом.


 
Русская революция: векторы социальной инверсии.

        Восприятие великих исторических событий не остаётся неизменным в обществе. Каждое поколение осмысливает их по-своему, акцентируя внимание на тех или иных аспектах, деталях, привнося новое толкование спорных вопросов. Процесс этот не прост, диалектичен. С одной стороны, большое видится на расстоянии, что позволяет, не отвлекаясь на второстепенные, мелкие черты, стёртые временем, увидеть и познать сущностные характеристики общественных явлений. В то же время картины прошлого часто искажаются в свете идеологических постулатов, политических технологий, классовых интересов, характерных для общества на том или ином этапе его развития. В частности, сегодня отчётливо видно стремление господствующей элиты отодвинуть события Октября 1917года на задворки   истории, противопоставить им иные исторические даты. Понятен идеологический подтекст подобного подхода : доказать ошибочность социалистического выбора, сделанного в те дни народными массами, предостеречь от опасности  «нового передела».
          Вместе с тем, на крутом развороте истории, нынешнее поколение получило уникальную возможность узнать о капитализме не из старых советских учебников, а увидеть его в неприглядной реальности и циничном натурализме. Разрушение СССР, массовое обнищание, рост преступности, факты работорговли и средневекового невежества, падение международного престижа страны – эти и другие реалии времени объективно способствуют актуализации феномена Октября, осознание его роли и места в российской, да и в мировой истории.
            Для простого человека, не обременённого заботами о покупке живописного острова где-нибудь в Атлантике, яснее становится гуманистический пафос революции, провозгласившей права граждан на бесплатное образование и охрану здоровья, социальное благополучие и всестороннее развитие личности, защиту и реализацию которых взяло на себя  советское государство. Не всё из задуманного удалось осуществить. Социальная практика, суровые жизненные реалии оказались намного сложнее, противоречивей, чем первоначальные замыслы и высокие мечты. Экономическая разруха, массовая неграмотность, враждебное капиталистическое окружение, трагические последствия гражданской войны существенно осложняли претворение в жизнь гуманистических идеалов революции . Романтика революционных устремлений всё чаще уступала место жёсткому практицизму. Благие намерения нередко в атмосфере классовой борьбы давали деформированные, искажённые результаты. Грубейшие нарушения социалистической законности, стремление к политической монополии, идеологическому диктату, неиспользование возможностей для общественных компрмиссов наносили колоссальный вред делу Октября, снижали авторитет многих начинаний, гасили их жизнетворческую энергию.
           Однако, если смотреть на советскую историю не сквозь глазок тюремной камеры, не взглядом сбежавшего за «бугор» диссидента, а с высоты двадцать первого столетия и с позиций гражданина, не безучастного к судьбе своего Отечества, то трудно не увидеть грандиозную панораму строительства новой жизни, трудового энтузиазма и устремлённости в будущее народа, преодолевшего разруху, отсталость, поднявшегося на вершины мировой культуры и снискавшего уважение к себе человеческого сообщества. Победа над фашизмом, чумой 20 века, обеспечило советскому народу глубокую признательность мировой общественности, всех честных людей планеты. В те годы мало кто сомневался в нерасторжимой связи двух великих исторических дат: 9мая 1945 года и 7 ноября 1917 года. Идеи Октября выдержали испытания в суровые годы войны, стали мощным источником великой победы, способствующей в свою очередь создания мировой системы социализма, активизации революционного движения в мире.
             Кризис советской системы, а затем разрушение СССР, распад социалистического лагеря вовсе не означают несостоятельность выбранного в 1917году исторического пути, некую предопределённость отката общественного сознания от революционных идеалов. Однако, кардинальные изменения в жизни российского общества не могут быть объяснены лишь случайными и субъективными причинами, «происками» враждебных сил. Есть основание предположить, что отдельные детали «взрывного устройства» были заложены внутри самой советской системы и, может быть, с самого её начала. Если принять данную гипотезу, то неизбежна переоценка ряда устоявшихся подходов к генезису советской власти, её природе и эволюции.
           Интересы современного человека уже не могут быть полностью удовлетворены советской историографией Октября, её трактовкой событий начала двадцатого столетия. При всей фундаментальности работ советского периода (достаточно вспомнить, например, исследовательскую основательность трёхтомной монографии академика И. И. Минца «История Великого Октября», коллективные труды института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, материалы всесоюзных и международных научных конференций, симпозиумов, многочисленные региональные и другие издания) они несут в себе в той или иной степени печать своей эпохи, идеологические клише и делают акцент на позитивных аспектах революции, её триумфе, оставляя зачастую в тени многие противоречия и деформации революционного времени.1 К подобного рода клише можно отнести аксиоматические тезисы тех лет о неизбежности скорого краха капиталистической системы, повторения другими народами основных черт Октябрьской революции, открывшей столбовую дорогу, по которой обязательно пойдёт «всё остальное человечество» и т. д.
              Сегодня мы имеем возможность ознакомиться с ранее недоступными нам историческими источниками, свидетельствами тех, кто стоял по разные стороны баррикад и, естественно, давал свою трактовку событиям 1917 года. сли поэт Александр Блок призывал «всем сердцем, всем сознанием слушать музыку революции» и готов был разглядеть в её разрушительном урагане Всевышнего  «в белом венчике из роз», то Иван Бунин, будущий нобелевский лауреат, назвал Октябрьские дни «окаянными» и увидел в них уродливое, асимметричное лицо восставшей черни, «простонародья».2 Фундаментальная «История русской смуты» Антона Ивановича Деникина, боевого офицера русской армии, а затем активного участника Белого движения, не вписывается в клише «антисоветской литературы», ибо в ней наряду с классовой направленностью и субъективными суждениями содержится немало точных и метких наблюдений современника, глубоко переживающего за судьбу Отечества. Вряд ли продуктивно игнорировать сегодня видение октябрьских событий, запечатлённое, например, в воспоминаниях монархиста В. Шульгина, присутствующего при отречении царя от престола, в работах профессора истории, лидера кадетской партии П. Милюкова.3 Зачисление подобных документальных свидетельств навечно в чёрный список «хулителей революции» граничит с проявлением неуважительного отношения к истории своего народа, одностороннего, стереотипного взгляда на события прошлого, а значит и недостаточно выверенной их оценкой.
            Казалось бы, настало время для объективного, всестороннего взгляда на события прошлого, не обременённого узко партийными пристрастиями, идеологическими интересами и направленного на воссоздание реальной панорамы былого, извлечение уроков истории. Однако, по-прежнему, как и девяносто лет назад, в исторической литературе, публицистике, политических дебатах присутствуют в избытке односторонние оценки феномена Октября, колоссальный разброс мнений, полярно противоположных суждений и подходов.
             В центре дискуссий остаются вопросы о причинах революции, её характере и результатах. Одиозные и явно устаревшие суждения о «большевистском заговоре», «случайности» Октября, германских деньгах, на которые В. Ленин и его сподвижники якобы «делали революцию», вряд ли заинтересуют сегодня серьёзного читателя. Литература подобного рода рассчитана на недостаточно образованного обывателя. Для здравомыслящего человека совершенно очевидно, что поднять 150-и миллионную Россию на революцию не под силу одной партии, тем более отдельным личностям, какими бы выдающимися качествами они не обладали. Для революционного катаклизма, потрясшего до основания все сферы общественной жизни страны, необходимы были глубинные, внутренние нарастающие процессы и социальное напряжение. Такой подход к проблеме характерен для многих современных историков, социологов, философов, в том числе А. Бузгалина, В. Булдакова, Я. Гордина, Г. Зюганова, М. Воейкова, С. Кара-Мурзы, А.Колганова, Б. Славина, Т. Шанина и др. По многим вопросам истории Октября у этих авторов имеются различные взгляды и оценки. Однако, для серьёзных учёных очевидна несостоятельность тезиса о «случайности» события всемирно-исторического масштаба. На глубокие социальные корни русской революции обратили внимание и зарубежные исследователи Б.Рассел, Э.Людвиг, С.Коэн, Д.Боффа, Э.Карр и др.
           Русский мыслитель Николай Александрович Бердяев был далеко не в восторге от событий 1917 года. Однако, он никогда, в том числе и после своего «выдворения» из Советской России, не сомневался в глубинном историческом подтексте революции. В своей работе «Истоки и смысл русского коммунизма» философ указал на углубляющееся противостояние в российском обществе, начавшееся, по его мнению, с церковного раскола в 17 веке и всё более обостряющееся в контексте несовместимости православных принципов справедливости и торгашеской морали капитализма. (6)
              Один из авторитетных современных историков И.Я. Фроянов истоки Октября 1917 года относит к петровским реформам 18 столетия, породившим социальную пропасть между дворянским сословием и трудовой массой населения. (7) Указ о единонаследии от 23 марта 1714 года, устраняя различия между вотчиной и поместьями, уравнивал холопов и помещичьих крестьян и относил их к «подлому» сословию. Крепостные всё более превращались в рабов : их дарили, обменивали, продавали как скот.
              Если обязательная служба дворян давала хотя бы минимальные объяснения для подчинения им крестьянской массы, то с опубликованием 18 февраля 1762 года Манифеста о вольности дворянства чудовищная несправедливость отношений между праздным сословием и его рабами приобретала откровенно бесстыдные формы. «По требованию исторической логики, - заметил по этому поводу с горькой иронией замечательный русский историк Василий Осипович Ключевский, - или общественной справедливости на другой день, 19 февраля, должна была последовать отмена крепостного права: она и последовала на другой день, только спустя  99 лет.» (8)
             К тому же, и спустя столетие, после отмены крепостного права социальная пропасть между верхами и низами не исчезла. В ходе реформы крестьяне потеряли пятую часть своей надельной земли. Русское крестьянство разорялось, нищало и вступало в 20 век, накопив, по замечанию Владимира Ильича Ленина, «горы злобы и ненависти.» (9) Вопреки мнению апологетов столыпинских реформ курс на разрушение исторически сложившейся крестьянской общины, капитализацию деревни не только не привёл к социальной гармонии российское общество, а ещё более обострил его раскол. К ненависти против помещика добавилась неприязнь к кулаку-мироеду, на которого делалась столыпинская ставка. В одном из донесений в МВД России такая ситуация комментировалась следующим образом: «Один едет на пашню, а другой на него с топором». (10)
         Прогремевшие друг за другом три революционных взрыва (1905 год, февраль и октябрь 1917 года) накапливались годами, столетиями. Считать их случайными может только крайне предубеждённый человек, игнорирующий элементарную логику. Необходимость революции, её содержание исчерпывались крестьянским вопросом. Она вызревала во всех сферах общественной   жизни, в нарастающем рабочем движении, в противоречиях и кризисах экономики, культуры, национальных отношений, внешней политики, которая обострилась до предела в годы империалистической войны, ускорившей падение царского режима. К 1917 году все ключевые для бытия народа и государства сферы жизни, как справедливо отмечает Г. А.Зюганов, либо «переживали тяжелейший кризис, либо были полностью разрушены». (11)
В истоках русской революции неразрывно друг с другом переплелись социально-экономические, политические, культурно-психологические, национально- этнические и другие потоки исторического развития страны. Попытки вырвать из контекста истории один из названных факторов, тем более абсолютизировать его и противопоставлять иным причинам не прекращаются до сих пор. Справедливо, быть может, указывая на узость марксистского, классового подхода, мальтузианской интерпретации причин российских революциях, известный исследователь Б. Миронов впадает при этом, по  нашему  мнению, в другую крайность, пытаясь объяснить их с позиций теории модернизации, ограничиваясь по существу политической борьбой элит: господствующей, либеральной и радикальной.(12). Узкость «элитарного» подхода к истории, недооценка массового стихийного движения, безоблачно-упрощенный взгляд на социально-экономическую ситуацию начала XX века, особенно заметны при анализе общественных процессов в России ввиду ее «огромности» разнообразия политического ландшафта, непредсказуемости тех или иных событий, значительного влияния на их развитие «стихийного элемента», «мнения народного», «давления массы». В этом контексте представляется  односторонними и набившими оскомину рассуждения об исключительной роли интеллигенции  в революциях как главного их архитектора. Не отрицая большого влияния «образованного класса» на события 1905, 1917 годов, нельзя рассматривать его вне контекста социально-экономического развития страны, массового общественного движения, общенационального кризиса, сводя при этом истоки последнего лишь к ситуации военного времени.  К тому же перспективно рассматривать проблему не только с традиционных  приоритетов событий в столичных  центрах, но и с учетом широкого спектра социокультурных особенностей протекания процессов в российской провинции, особой и специфической роли  провинциальной интеллигенции, тесно связанной с народным сознанием, повседневной жизнью народа, менее политизированной, стремящейся к сохранению и развитию духовно-нравственной традиции и ценностей и выступающей своего рода социальным амортизатором, смягчающим конфликтные ситуации и напряжение в обществе. (13)  Этот плодородный пласт российской исторической реальности еще слабо востребован в современной теории и практике и  ждет своих углубленных исследований, свободных как от старых идеологических клише, так и от новых искушений втиснуть огромное историческое пространство России в очередное «прокрустово ложе» модных теоретических концепции, к тому же нередко взятой на прокат из полузабытых схем западной социологии
           В старой буржуазно-либеральной историографии было всегда модно противопоставлять Февральскую революцию «октябрьскому перевороту». Характерно это и для современного либерализма. Один из прорабов либеральной «перестройки», философствующий генерал Д. Волкогонов утверждал : «Если бы всё ограничилось демократическим  февралём и он бы устоял, то, вероятнее всего, Россия сегодня была бы великим, демократическим, могучим, нераспавшимся  государством». (14) Легко поменявший свои идеологические погоны генерал сознательно, конечно, игнорирует исторические факты несостоятельности политики Временного правительства, не решившего ни одного ключевого вопроса для страны : выход из войны, наделение крестьян землёй, сохранение государственной целостности и национального единства. Разваливалась армия, рушилась страна. Даже по сравнению с отрекшимся от престола Н. Романовым политический портрет демагога А. Керенского выглядел жалкой копией государственного деятеля.
           Октябрь 1917 года стал для России реальным шансом на национально-государственное самосохранение в обстановке военного, политического и экономического краха, территориального распада и полной недееспособности правящего буржуазно-помещичьего блока». (15) Это не просто политическая формула, а констатация исторических реалий, которые нельзя не заметить, если смотреть на историю непредвзято. Идейный противник большевизма Н.А. Бердяев вынужден был признать, что «русская коммунистическая революция» реализовала вековую мечту крестьян о «чёрном переделе», подняла народные слои, глубоко взрыла почву, определила «исключительный динамизм коммунизма». (16)
           Не принимая огульную критику Октября, обличительные перепевы его недоброжелателей, нельзя впадать в другую крайность: видеть великие исторические события в «розовом свете», сквозь призму догматических клише, незамутнённых идеалов. Всякая великая революция – это не только триумф свободы и раскрепощения ранее угнетённых масс, но и стихийный взрыв, подобный цунами, трагедия раскола общества, ненависти, драматизм гражданской войны, проявление анархии, правового и морального беспредела. Рецидивы «пугачёвщины», русского бунта, по выражению А.С. Пушкина, «бессмысленного и беспощадного», объективно не могли не проявиться в накалённой атмосфере ожесточённой классовой борьбы. Как и   Париж в годы Великой французской революции, так и Петроград и другие  города России , не только видели алые знамёна и гвоздики и слышали мерную поступь красногвардейцев. Их улицы и площади были и ареной пьяных погромов, расстрелов без суда и следствия, грабежей. До сих пор леденит душу кровавая сцена «революционной» расправы над царской семьёй, в том числе над больным ребёнком. Она вряд ли могла состояться без санкции новых хозяев Кремля. Не увидеть в событиях гражданской войны трагедию русского народа могут, видимо, только его недоброжелатели или до предела ангажированные политические функционеры и демагоги.
         В современной историографии Октября есть оригинальный пласт национально-патриотической литературы, в котором наряду с признанием высокой исторической значимости революции высказываются в её адрес и серьёзные упрёки. Известный публицист Вадим Кожинов увидел в Октябрьских событиях столкновение двух противоположных решений: революция для России и Россия для революции. Первую он называл русской, народной, считая, что она высвободила от политических и экономических пут национальные силы. Вторая же, по его мнению, наоборот отрицала традиционную систему ценностей, используя народ «как своего рода вязанку хвороста», бросаемую в костёр мировой революции. (17) Развивая эту мысль, И.Я. Фроянов вычленяет и третью составляющую Октября – революцию против России, связывая с ней мировую закулису, политическую «игру внешних сил, враждебных России». (18)
        Можно, конечно, спорить с такой структурной классификацией векторов революции, но нетрудно заметить, что она выстроена не на пустом месте и ставит проблему дальнейшего углублённого и творческого исследования феномена Октября 1917 года в контексте всемирной истории. Все три русские революции неразрывно взаимосвязаны друг с другом и составляют этапы единого исторического процесса. Велико их влияние на мировую  историю. Здесь также есть свои тени и противоречия: усилился раскол человеческого сообщества на два противоположных лагеря, негативные последствия «холодной» войны, стремление поставить классовые интересы над общечеловеческими ценностями и т.д. Вместе с тем, свет русских революций  проникал в самые отдаленные уголки планеты, рушилась колониальная система, крепло демократическое движение, утверждались гуманистические ценности социализма, предлагалась альтернатива капиталистической цивилизации, впавшей в глубокий кризис в условиях одновариантного развития, открывались оптимистические, хотя и не лишенные утопических идей, перспективы обновления мира.
Особую значимость не только научную, но и социально практическую приобретает сегодня проблема исторических уроков русской революции, критического использования опыта прошлого в современной практике государственного строительства, в деле выработки оптимальной модели устойчивого и динамичного развития общества.
         Первый урок Октября заключается, на мой взгляд, в понимании революции не в качестве волшебной палочки-выручалочки, доступного средства улучшить жизнь, а как трагической развязки неразрешимых противоречий общественного развития. Социальный переворот совершается там и тогда, где и когда общество поражено серьёзным и длительным недугом и необходимо сопряжённое с риском хирургическое вмешательство. Наполеону приписывают фразу о том, что все революции совершаются «на пустое брюхо». От хорошей жизни вряд ли многие пойдут на баррикады, возьмутся за булыжник и за более весомое оружие. Но дело не только в хлебе насущном. Революционные баррикады разводили людей не только по их уровню жизни, социальной принадлежности. Сын неграмотной казашки и волостного писаря.  Л.Корнилов  стал основателем Белого движения, а потомок «столбового дворянина» В. Маяковский пел гимны революции. В. Ленин, как известно, тоже был не из пролетариев.
         Ещё в «Манифесте Коммунистической партии» К. Маркс писал о том, что понимание исторической обречённости старого общества приведёт лучших представителей элиты в лагерь передового класса. Именно этот класс является, если продолжить нашу метафору, инициатором хирургического вмешательства в лечение больного общества.
           Сегодня, к сожалению, в России нет пока ещё класса, социального слоя, который бы смог сыграть авангардную роль в прогрессивном развитии общества, в постановке диагноза его болезни, способа её лечения. Попытка переродившейся партийно-советской элиты в союзе с дельцами теневой экономики, с  представителями компрадорской буржуазии, космополитической интеллигенции взять такую роль на себя в начале 90-х годов ушедшего от нас века закончилась национальным крахом. Подтвердилась старая истина: история совершается дважды, в начале – в высоком жанре трагедии, а затем – в виде фарса. Играть в революцию – затея не только опасная, но и преступная. Полезнее извлекать уроки из прошлого. До сих пор мы остаёмся не очень прилежными учениками истории, и наша «неуспеваемость», похоже, становится хронической.
         Второй урок революции видится в том, что основную ответственность за неё несёт власть, которая довела общество до тяжёлой болезни и не предприняла эффективных мер по её лечению. Именно государственную власть называл главным виновником революции Пётр Струве, неутомимый борец с большевизмом и современник тех событий. Роль ленинской партии в революции он ставил, между прочим, на второй план.  Сходную позицию занимал и другой знаменитый преверженец монархической идеи А. Солженицын, возложивший «наибольшую ответственность» за крушение коробля на его капитана. (19) Сегодняшняя ностальгия определённых общественных кругов по Дому Романовых, попытки представить Николая Второго неким российским Гамлетом не имеет ничего общего с реальными историческими свидетельствами его несостоятельности как руководителя великой Державы.
       Отметим хотя бы такой факт, что прозвище «Кровавый» Николай Александрович получил уже за девять лет до Кровавого воскресенья (1905) после трагических событий на Ходынке во время его коронации. В тот день было задавлено и покалечено около трёх тысяч людей, пришедших получить «щедрые» царские подарки: кружку с вензелем, платочек и полфунта конфет. В своих воспоминаниях бывший премьер С. Ю. Витте пишет, что современники тех событий, в том числе зарубежные гости, были шокированы поведением молодого царя, который вместо объявления национального траура устроил пышный бал, на котором невозмутимо танцевал с женой французского посла. С другой стороны, что мешало тому же сановнику и другим приближённым подсказать неопытному правителю верное решение. Режим прогнил насквозь. Кому-то это было выгодно. Зловещая тень Григория Распутина, ставшего «духовником» царской семьи,  до сих пор витает над страной.
         Современная государственная власть различных ветвей и уровней демонстрирует пренебрежение к урокам истории, прогрессирующую социальную глухоту к проблемам чудовищного неравенства в обществе, в котором жирующие олигархи покупают за морем футбольные клубы и виллы, а старикам-пенсионерам не всегда хватает на хлеб и воду. Вряд ли удостоится имени «народного заступника» тот, кто станет вновь призывать к революционному переделу. Вдвойне преступна глухота и спокойствие власть держащих, допускающих раскол в обществе, обнищание народа, которого вновь подталкивают взяться за булыжник. Надо менять ситуацию.
         Ещё один урок революции – ответственность всего общества за свою судьбу, исторический выбор. Эту ответственность нельзя перекладывать лишь на власть, политические партии, рвущиеся к власти, как это часто делалось и делается у нас. Здоровое общество не нуждается в революционных потрясениях. В нормальном обществе не будет массового доносительства, многотысячных демонстраций с призывом распять «врагов народа». Стремление списать грехи своего времени только на политических лидеров разных эпох от И. Грозного до Б. Ельцина, от И. Сталина до М. Горбачёва свидетельствуют не столько о критической переоценке бывших кумиров, сколько о снятии их современниками ответственности с самих себя. Народ не раз бросал камни в пророков и сгибался  в поклонах перед ложными и недобрыми кумирами. За ошибки приходится платить нам и сегодня.
        Уровень политической, духовно-нравственной культуры общества есть определяющий фактор обеспечения той или иной степени устойчивого и динамичного развития. За последние годы он значительно снизился. Через средства массовой информации идёт агрессивная волна антикультуры, вестернизации, бездуховности, размывающая основы национального самосознания, нацеленная на всеобщую манипуляцию и разрушение личности. Одной из задач этой антикультурной диверсии является сознательная фальсификация отечественной истории, её дегероизация и очернение. Если во Франции каждая годовщина революции отмечается как национальный праздник, а «Марсельеза» стала государственным гимном, то нынешняя политическая элита России, претендующая на современные европейские стандарты, демонстрирует средневековые формы отлучения народа от его собственной истории, не прекращает попытки предать забвению или шельмованию одно из главных событий двадцатого столетия. Таким всемирно-историческим явлением  был, есть и останется на долгие времена Октябрь 1917 года.
         Рано или поздно с этим придётся смириться и тем, кто неуважительно относится к историческому прошлому. Всему своё время и сроки.


                ПРИМЕЧАНИЯ
1. См.: Минц И. История Великого Октября. Т. 1-3. М., 1978; Спирин Л. Рос-               
сия 1917г. Из истории борьбы политических партий. М., 1987; История СССР в 12 т. Т.7, М., 1967; История КПСС в 6 т., Т. 1-2, М., 1970 и др.
2.См.: Блок А. Интеллигенция и революция. В кн.: Я лучшей доли не искал. М., 1988; Бунин И. Окаянные дни. М., 1991 и др.
3.См.: Деникин, Юденич, Врангель. М., 1991; Милюков П. Революция глазами её руководителей. М., 1991; Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920 год. М., 1990 и др.
4.См.: Волкогонов Д. Ленин. Политический портрет. М., 1997; Бунич И. Золото партии. Историческая хроника. Спб., 1992 и др.
5.См.: Альтернативы, 2007, № 1-3; Булдаков В. Историографические метаморфозы «Красного Октября» -  В кн. :  Исторические исследования в России. Тенденции последних лет. М., 1996; Гордин Я. Меж рабством и сво-бодой. Л. 1994; Кара-Мурза С. Советская цивилизация. Кн. 1. М., 2002;
Зюганов Г. Идти вперёд. М., 2007; Шанин Т. Революция как момент истины. М., 1997 и др.
6.См.: Бердяев Н. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.
7.См.: Фроянов И. Октябрь семнадцатого (глядя из настоящего). Спб.,1997.
8.См.: Ключевский В. Собр. Соч., М., 1990, Т.9, С.-299.
9.См.: Ленин В. Полн. собр. соч., Т.20, С.-20.
10.См.: Дубровский С. Столыпинская земельная реформа. М., 1963, с.-553.
11.См.: Зюганов Г. Идти  вперёд. М., 2007, с. – 14.
12. См.: Миронов Б. Причины русских революций, Родина, 2009, № 12, С. 92
13.  См. подробнее: Веселов В. Интеллигенция и провинция в исторической судьбе России. Кострома , 2001
14.См.: Волкогонов Д. Семь вождей. М., 1996, Кн. 1, с. – 55.
15. См. Зюганов Г. Указ. соч., с. – 14.
16.Бердяев Н. Указ. соч., с. -  112.
17.См: Литературная газета, 1989, 15 марта.
18. Фроянов И. Указ. соч., с.60 – 71.               
19. Российская газета, 2007, 27 февраля.





Власть, интеллигенция и Церковь: поиски триединства.

Давно замечено, что на переломных этапах общественного развития возрастает интерес к историческому опыту. Обращаясь к прошлому, новые поколения стремятся не только воссоздать картину минувших лет, но и найти если не ответы, то хотя бы подсказки для объяснений сложных и противоречивых явлений современной жизни, поисков эффективных путей гармоничного развития страны. Напряженность сегодняшней общественной ситуации связана не только с конкретными социальными причинами, но и с таким космическим фактором, как рубеж и режим сближения двух веков и тысячелетий, в атмосфере которого уготовано жить нынешним поколениям.
Ощущая несомненное воздействие указанной атмосферы, мы ещё не готовы внятно объяснить ее природу, тем более только с материалистических позиций. Обращаясь к русской истории можно лишь констатировать наличие устойчиво повторяющейся тенденции – возрастания напряженности общественной жизни на стыке веков, обострение противоречий, в ходе которых формируются новые ценности.
400-летняя история Дома Романовых дает немало подтверждений для подобного наблюдения. Вспомним в этой связи, что на рубеже XVI и XVII веков разразилась российская Смута, а начало XVIII столетия ознаменовалось кардинальными реформами Петра Первого, ломавшими традиционные устои общества. Следующее столетие началось драматическими событиями наполеоновского нашествия, Отечественной войной 1812 года, последующей трагедией декабристов. В начале XX века пробушевали три революции, 300-летие династии Романовых проходило в атмосфере надвигающейся мировой войны.
Похоже, что ряд исторических совпадений носят роковой характер, что проявляется даже в именах и названиях. Именем Михаила началась романовская династия, им же и окончилась: вслед за Николаем отказался от престола и его брат Михаил. С третьим Михаилом связан распад советской империи. Из Ипатьевского монастыря шёл на царствование первый Романов, в подвале дома Ипатьевых были злодейски расстреляны последний царь и его семья.
Полное объяснение подобных совпадений вряд ли возможно без привлечения богословия, космологии и др. Отметим с научной точки зрения лишь такую заметную тенденцию нашей истории – возможность со стороны общества и, прежде всего, государственной власти, интеллигенции, Церкви, особенно их провинциальных институтов, гасить нарастающую напряженность, переводить её в русло созидательной энергии. Смута завершилась, как известно, народным избранием нового государя, противоречие и драматизм петровских преобразований получили свое историческое оправдание в мощи российской Державы, патриотический потенциал Отечественной войны 1812 года стал надежным основанием развития русской культуры и государственности.
Однако указанная возможность могла реализоваться лишь на базе сплочения и согласия общественных сил, единения власти, интеллигенции и Церкви. Требовалось также знание своей истории, понимание ее законов, тенденций развития, предчувствие надвигающейся угрозы. К началу ХХ столетия российское общество оказалось не в состоянии предотвратить надвигающуюся Смуту и последующую гибель империи. Причиной тому был целый комплекс социально-экономических, политических, культурных, международных и прочих, не исключая космических, факторов. Три революции подряд вряд ли можно объяснить ссылками на «заговорщиков», «германские деньги», как это до сих пор пытаются делать любители простых решений [1]. Под силу ли было одной партии поднять стопятидесятимиллионную страну. Революции сродни цунами. Их разрушительной стихией управлять невозможно. Они зарождаются в глубинных недрах бытия и в сумраке сознания.
Можно бесконечно спорить сегодня о том, кто более виновен в пожаре революции и гражданской войны начала прошлого века. Наши мнения существенно разойдутся, ибо мы по-прежнему далеки от подлинного национального единения, да и до сих пор плохо слышим друг друга. Вместе с тем у нынешнего поколения есть уникальная возможность посмотреть на события 1917 года глазами их современников, ибо они во многом и существенном повторялись на исходе прошлого столетия, принёсшего россиянам напоследок ещё один трагический сюрприз.
Рухнула ещё одна империя, на этот раз – советская, под обломками которой оказались не только деформации «государственного социализма», но и многие достижения экономики, культуры, нравственные ценности, результаты напряжённого труда, усилий, устремлений в лучшее будущее сотен миллионов советских людей, идеалы старших поколений. Внешне погружение советской Атлантиды в небытие выглядит менее кровопролитно и разрушительно, хотя чеченская война, конфликты в бывших союзных республиках, рост насилия и преступности обильно политы кровью. Более разрушительны геополитические последствия распада СССР, приведшие к утверждению однополярного мира во главе с агрессивной сверхдержавой, открыто претендующей на роль четвертого Рима, а, может быть, и рейха, хорошо уже известного в истории.
Как и в дни «похабного» Брестского мира, утрачены исконные российские территории. 25 миллионов русских людей легли мирно почивать, а проснулись в чужой стране, где их объявили «оккупантами», «москалями» и др., лишив даже права обучать своих детей на родном языке. На военно-морском кладбище Севастополя покоится прах ста тысяч наших соотечественников. После ухода российского флота они окажутся незащищенными от произвола националистов, как и наши деды и отцы, павшие на территории Прибалтики и др. До сих пор обжигает память первая волна русской эмиграции. Нынешний же «исход» русских в восемь раз превышает её по своей численности.
Как империя в 1918 году по итогам Версальского договора, так и постсоветская Россия оказалась в положении близком к международной изоляции, согласившись с фактическим пересмотром итогов Второй мировой войны, расширением НАТО на восток, напоминающим старшим поколениям о старом тевтонском лозунге «дранг нах остен».
Можно долго продолжать печальный перечень повторений событий начала и конца прошедшего столетия: разгон Думы и расстрел Белого Дома, требование о национальном самоопределении и отделении от России, утрата авторитета власти, наплыв в страну зарубежных эмиссаров, появление сотен политических партий, популизм их вождей, духовный кризис, падение нравов, массовые надежды на новое чудо, только уже не на светлое социалистическое, а капиталистическое будущее. Похоже, что за целый век мы мало чему научились и потому повторяем ошибки прошлого, которых можно было избежать.
Главную причину подобного, вовсе не фатального, повторения следует видеть в неуважительном отношении к своей истории, в незнании её законов. История сурово наказывает тех, кто не извлекает из неё уроков, в чем мы убеждаемся неоднократно. Ответственность за это несут, в первую очередь, государственные мужи, призванные не только держать в руках бразды правления, но и мудро определять стратегию преемственного развития общества, опираясь на его интеллектуальный и духовный потенциал. Это хорошо понимали многие правители России от Рюрика до Сталина. Вспомним в этом контексте «Поучение» Владимира Мономаха, проникнутое призывом к сохранению духовно-нравственных, государственных традиций; интерес Ивана Грозного к истории, его богатейшую библиотеку; защиту национальных приоритетов Петром Алексеевичем Романовым, не восседавшим, а трудившимся на троне; мысль Александра III о том, что у России нет союзников, а есть её армия, которую не удалось воплотить в жизнь его наследнику Николаю II, одной из самых трагических фигур нашей истории, заложнику исторического выбора эпохи.
Можно по-разному относиться к личности И. Сталина, к его жестокости, ошибкам и заслугам, но трудно отказать ему в знании истории, в понимании созидательного значения исторического опыта. В грозный час войны, обращаясь к народу, он нашёл не казённые, а осердеченные, православные слова: «Дорогие братья и сёстры…». Были учреждены ордена А. Невского, А. Суворова, М. Кутузова, возрождались традиции воинской славы, пришло прозрение и признание духовной мощи Церкви, её патриотической миссии.
К сожалению, руководство страны в 1980-1990-е годы оказалось в руках правителей, плохо выучивших уроки истории, хотя и стремящихся изо всех сил войти в неё. Они вошли, но через заднюю дверь, которая долго ещё будет зиять, как чёрная дыра, в истории России. Греческие геростраты поджигали храмы, российские – разрушали государство.
Ещё большего сожаления заслуживает позиция значительной части российской интеллигенции, которая с неистовой страстью и в духе осуждаемого ею большевизма разрушала СССР, а вместе с ним – основы отечественной государственности, осуществляла новую «культурную революцию», открывая через средства массовой информации шлюзы для бездуховности, растления, очернения отечественной истории. Авторы многих томов Ленинианы в одночасье стали писать карикатуры на бывшего кумира, седовласые профессора, специалисты по революционным мотивам русской литературы начали с юношеской прытью переписывать свои лекции на монархический лад.
Горько, что все это делается, да и продолжает твориться при равнодушии значительной части общества, поражённого нравственным недугом безразличия. Тем более, что всё это мы уже проходили. Поистине, не ведаем, что творим. Дай, Господи, прозрение и способность учиться у своей истории.
Именно в уважительном отношении к своему прошлому, в знании законов общественного развития надо видеть один из первых уроков истории. Другой из них видится сегодня в необходимости национального единения, диалога взаимопонимания между властью, интеллигенцией и Церковью. Весь опыт истории подтверждает аксиому: обретение указанного единства позволяет нации дать адекватный ответ на вызов времени.
Победа на Куликовом поле явилась олицетворением национального единства и была связана с именами двух представителей светской и церковной интеллигенции – московским князем, военачальником Дмитрием Донским и основателем Троицкого монастыря, преподобным Сергием Радонежским. В круг этих знаковых фигур эпохи органично вписывается также имя Андрея Рублева, замкнувшего созидательное единство (авторитет власти, национальную идею, высокую духовность).
В своих «Записках русского офицера» декабрист Фёдор Николаевич Глинка, участник войны 1812 года, отмечает, что в Смоленске сразу же после отражения штурма наполеоновских войск был проведен крестный ход, поднимавший дух защитников города. Перед Бородинским сражением весь день не закрывался близлежащий храм, куда с молитвами о предстоящей победе над врагом шли тысячи воинов.
Ярким примером единения народа, власти и Церкви стал патриотический пафос общественной жизни в годы Великой Отечественной войны. В едином порыве защитить свою Родину выступили не только коммунисты и приверженцы большевистского режима, но и их идейные противники, пострадавшие в результате политических репрессий. Многие заключённые Гулага, спецпоселенцы из раскулаченных просили послать их на фронт, соглашаясь и на штрафные батальоны. Бывший лидер Белого движения генерал А. И. Деникин и большая часть интеллигенции русского зарубежья, забывая о личных обидах и разногласиях с Советами, искренне желали победы Красной Армии.
Серьёзные коррективы вносились в государственную политику, шёл отход от её жёстких классовых оценок, обогащалось её общечеловеческое содержание. Менялось отношение между властью и Церковью. В сентябре 1943 года состоялась встреча И. В. Сталина с руководителями Русской Православной Церкви. Вскоре прошёл Архиерейский собор, на котором был избран патриарх Сергий. Открывались новые храмы, монастыри, начали работать Богословский институт, пастырские курсы по подготовке священнослужителей. Патриотическая деятельность Русской Православной Церкви сплачивала общество, вносила весомый вклад в будущую победу над врагом.
В исторической литературе, как светской, так и богословской, даются разные оценки этого сближения Советской власти и Русской Православной Церкви. Большинство зарубежных авторов, включая русских эмигрантов, пытаются обосновать ошибочность «соглашательской политики» Русской Православной Церкви и даже её «предательство верующих», стоящих в оппозиции к большевистскому режиму [2]. Им вторят и ряд отечественных богословов [3]. Большинство же авторов научных работ [4] и литературы, вышедшей под эгидой Московской Патриархии [5], обоснованно опровергают подобные версии, не учитывающие атмосферу патриотического единения советского общества в годы суровых испытаний. Убедительность такого продуманного подхода начала подтверждаться в последнее время в работах авторитетных зарубежных исследователей истории Русской Православной Церкви [6].
К сожалению, в последующие годы наметившийся диалог советской власти и Русской Православной Церкви вновь прерывается. Курс Н. Хрущёва на закрытие храмов, ужесточение церковной политики отразил общую непоследовательность и непродуманность проводимых реформ, что проявилось и в отношениях власти с интеллигенцией. Вопреки наметившимся тенденциям демократизации, возвращаются методы административных окриков, запретов и цензуры: дело Б. Пастернака, поучения и разносы Н. Хрущёва на встречах с писателями, художниками и др.
Опыт не только советской, но и всей российской истории свидетельствует, к сожалению, не столько о единении власти, интеллигенции и Церкви, сколько об их разобщенности и непонимании друг друга. Вспомним в этой связи слова из «Повести временных лет»: «Земля наша богата и обильна, а порядка и согласия в ней нет…». Племенные распри, княжеские междоусобицы, непримиримые противоречия «верхов» и «низов», религиозные, идеологические и политические споры и смуты, этнические и другие конфликты острые, как штыки, буквально пронизывают нашу историю, обильно политую яростью и кровью.
Весь XIX век шёл под знаком непримиримой политической борьбы значительной части интеллигенции с государственной властью. Интеллигенция, студенческая молодежь составляла более 70 % революционного движения 1860-х годов. В записке графа И.П. Игнатьева министру внутренних дел в связи с новым покушением на царя в марте 1881 года отмечалось, что три четверти государственных преступников и почти все цареубийцы учились в университетах и других вузах, хотя и не окончили их [7].
В начале ХХ столетия страна обагрилась кровью гражданской войны, расколовшей российское общество на враждебные анклавы. В этой войне не было и не могло быть победителей. Будучи ядром всех политических партий и объединений радикальная интеллигенция выступала аккумулятором классовой ненависти, идеологической непримиримости борющихся сторон. Не смогла встать над схваткой и определённая часть церковной интеллигенции, пополняя ряды Белого движения, антисоветские круги русского зарубежья. Призыв авторов религиозно-философских статей сборника «Вехи» (1909) к интеллигенции отказаться от революционных амбиций и сосредоточиться на проблемах духовно-нравственного развития общества не был услышан в накалённой атмосфере.
Радикализм политизированной интеллигенции, её стремление к уравнительной справедливости, как заметил Н. А. Бердяев, «почти что уничтожили её интерес к истине» [8]. Идейной формой русской интеллигенции было, по выражению П. Б. Струве, её отщепенство, отчуждение от государства и враждебность к нему [9]. К этому в целом верному замечанию отнюдь не отстраненного от активной политики общественного деятеля следует, конечно, добавить и тот факт, что и само государство не очень, мягко говоря, стремилось установить диалог с обществом и интеллигенцией, тем более что её ряды всё более пополнялись «кухаркиными детьми», выходцами не из «благородного сословия», претендующего по-прежнему на монопольное господство в обществе, хотя и составляющего не более 1,5 % населения страны.
Расправа над А.С.Радищевым и декабристами, притеснения А.С.Пушкина, П.Я.Чаадаева, остракизм А.И.Герцена и Н.Г.Чернышевского, «дело петрашевцев», процессы над революционной молодежью 1880-1890-х годов, репрессии против рабочих и крестьян в годы первой революции и после её поражения – это уже не литературные, а политические вехи, свидетельства жестокости и насилия по отношению к народу и «образованному классу». Гениальный мыслитель Л. Н. Толстой вступил в острый конфликт с царским правительством и государственной Церковью.
Линия на подавление инакомыслия ещё более ужесточилась в политике Советской власти, жертвами которой стали многие деятели культуры, науки, военные и другие специалисты, священнослужители и т.д. Среди них учёный с мировым именем Н. Вавилов, опальный богослов, мыслитель П. Флоренский, поэт Б. Корнилов, костромской художник Б. Царнах, высланный за пределы страны «философский пароход», на котором вынужденно покидали Родину светлые умы России И. Ильин, П. Сорокин, Н. Бердяев и др. В 1936 году был арестован архиепископ Костромской и Галический Никодим (Н. Кротков), погибший в тюрьме. Костромская епархия на десять лет осталась без православного архиерея. Вместе с тем, вопреки гонениям рос авторитет церкви в обществе, укреплялось доверие народа к ней. Жертвенный подвиг лучших представителей духовенства в те годы закладывал прочный фундамент будущего возрождения Церкви.
Трагические противоречия между государством и Церковью не исчерпываются советской эпохой – временем политики «воинствующего атеизма». Картина исторических отношений царской власти и Церкви далека от благостного вида. Отсутствие до начала ХХ столетия законов о веротерпимости и свободе совести, притеснения религиозных меньшинств, старообрядцев, баптистов и др. способствовали активному участию многих из них в революционном движении. Согласно официальному законодательству все религии в России делились на три группы: «государственная» (православие), «терпимые» (ислам, буддизм, иудаизм, католическая, лютеранская, армяно-григорианская церкви) и «нетерпимые» (духоборцы, молокане, хлысты, скопцы, баптисты и др.).
Привилегированное положение Русской Православной Церкви оплачивалось ею дорогой ценой. Шёл процесс её огосударствления, лишения самостоятельности. С тяжёлой руки Петра Алексеевича было ликвидировано патриаршество, и управление Русской Православной Церковью перешло в руки чиновника, обер-прокурора Синода. Процесс этот начался ещё раньше при патриархе Филарете Никитиче Романове, сосредоточившем в своих руках духовную и светскую власть, признававшем приоритет государственной политики, включая ограничение духовенства в интересах дворян, купечества и посадского населения. Попытка патриарха Никона продолжить роль второго Великого Государя окончилась неудачей и способствовала ещё большей зависимости церковных учреждений от государства.
Негативные последствия огосударствления Русской Православной Церкви были связаны не только с попранием её самостоятельности, вмешательством в её внутреннюю жизнь, но и смешением сфер деятельности светских и церковных учреждений, что осложняло выполнение Церковью своей главной духовно-нравственной задачи, спасительной миссии.
Огосударствление Церкви приводило к тому, что ошибки и деформации правительственной политики в общественном сознании распространялись и на согласную во всём с властью, а точнее, подчинённую ей Русскую Православную Церковь. Особенно это проявлялось в напряжённых поземельных отношениях, недовольстве крестьян аграрной политикой царизма. Сказывалось и наличие крупной земельной собственности у Русской Православной Церкви. По описи 1905 года православная Церковь обладала 1 871 858 десятинами церковно-приходских земель, в личной собственности духовенства находилось ещё 337 206 десятин, монастыри владели 739 770 десятинами. Недовольство крестьян усиливали призывы священников не трогать помещичьи земли. По-разному воспринималось в обществе активное участие духовенства в монархических, черносотенных организациях. С февраля 1905 года по май 1906 года в стране был убит 31 священник, разгромлено 12 церквей и 2 монастыря [10].
Снижению авторитета государственной Церкви способствовали её внутренние противоречия, связанные не только с последствиями трагического раскола XVII века, но и с новыми разногласиями, исходящими от «Союза церковного обновления», осложняемыми отношениями с другими конфессиями, нарастающим сектантским движением и др.
Пагубно влиял на общественную атмосферу раскол в среде российской интеллигенции, разделившейся на враждебные политические лагери. Усиливались позиции воинствующего атеизма в среде радикальной части «образованного класса», её противостояние и открытая борьба с Церковью. Начавшийся было созидательный диалог светской и церковной интеллигенции на религиозно-философских собраниях, прошедших в Петербурге с 20 ноября 1901 года по 5 апреля 1903 года [11], не получил своего дальнейшего развития в условиях надвигающейся Русской Смуты, одной из составляющих которой был нарастающий духовный кризис, в том числе и кризис религиозного сознания.
В современной России произошли глубокие позитивные изменения в отношениях Русской Православной Церкви и государства. Их принципы определены в Конституции РФ, в Основах социальной концепции Русской Православной Церкви, в решениях Архиерейских Соборов 1988, 1994, 1997, 2000 годов, Священного Синода [12]. В соответствии с ними Церковь и государство имеют свои сферы деятельности. Светское государство не вмешивается в духовную жизнь Русской Православной Церкви, в деятельность канонических учреждений, за исключением тех случаев, когда они выступают в качестве юридических лиц. Церковь в свою очередь не берет на себя функции, принадлежащие государству, мирские полномочия, предполагающие методы принуждения, а сосредотачивает свои усилия на духовном развитии людей.
Вместе с тем, отделение Церкви от государства отнюдь не отрицает жизненной важности для общества их совместного сотрудничества по основным проблемам жизнедеятельности и, прежде всего, в деле возрождения и развития духовного потенциала страны. К чести церковной интеллигенции она раньше и целенаправленней многих светских коллег активизировала свои усилия в таких напряженных сферах общественной жизни как миротворческая деятельность в международных, межэтнических, гражданских конфликтах, развитие милосердия и благотворительности, попечение о лицах, находящихся в местах лишения свободы, поддержка института семьи, материнства и детства, противодействие появлению тоталитарных сект и др.
В то время, когда немалая часть мирской интеллигенции занята вхождением во власть, в избирательных технологиях и активно через средства массовой информации потворствует распространению бездуховности, пропаганде насилия, порнографии, рок-концертов на Красной площади, вестернизации культурной жизни, многие представители духовенства в содружестве с деятелями национальной светской культуры ведут настойчивую работу по защите нравственных устоев общества. На фоне падения авторитета армии, недавней безудержной, зачастую фальсифицированной критики и очернения армейской жизни  в СМИ особенно впечатляюще выглядит позиция Русской Православной Церкви, направленная на сохранение и развитие традиций воинской славы, патриотизма, воспитательной работы с военнослужащими и др.
Назрела необходимость сложения усилий светской и церковной интеллигенции на преодоление деформаций воинствующего атеизма, на возрождение и развитие культурно-исторического наследия, охрану памятников истории и культуры, защиту культурно-нравственных традиций и ценностей российских народов.
Общество ждёт от интеллигенции, отцов Церкви ясного и чёткого определения своих позиций, «печалования» по поводу чудовищного социального и имущественного расслоения в стране, нарастающей волны насилия и преступности, а также о необходимости серьёзной коррективы проводимых реформ, значительная часть которых осуществляется, как не раз уже это было в нашей истории, указами сверху, без учёта мнения и интересов «неблагородных» сословий. Многое в нашей сегодняшней жизни не соответствует провозглашённым принципам социального государства и, тем более, христианским ценностям. На преодоление этого несоответствия и должны быть в первую очередь направлены согласованные усилия государственной власти, интеллигенции и Церкви.
Третий и, далеко, конечно, не последний, урок нашей истории можно назвать утешительным. Его сформулировал ещё Н. М. Карамзин. История, как подчеркивал он, является ещё и утешительницей, ибо она говорит ныне живущему поколению, что были времена тяжёлые, не легче нынешних, а Россия справлялась с ними, находила в себе силы, чтобы вновь возродиться и расцвести.
Опыт истории свидетельствует о неисчерпаемых возможностях духовного потенциала российского общества, позволяющих преодолевать критические полосы развития. Истоки этой живительной силы неразрывно связаны с русским православием, с братским союзом различных этносов и культур, с традиционными основами жизни российской провинции, откуда на переломных этапах нашей истории выходили здоровые общественно-политические, культурные силы, преодолевающие преграды смутного времени, военные лихолетья, обеспечивающие единение общества.
Россия не раз стояла над бездной и проходила через горнило суровых испытаний. Даст Бог, и на этот раз, находясь в недружественном окружении, разъединенная со своими историческими весями и погостами, не обретя ещё и внутреннего единения, она достойно пронесет сквозь тернии свой высокий крест. Хочется верить, что возродится великая Россия  и займёт своё достойное место среди других государств и народов мира. Не о том ли призывно звонят сегодня русские колокола, взывая к нашей исторической памяти и созидательной энергии единения.
Примечания
1. См.: Веселов В.Р. Октябрь 1917 года: взгляд сквозь годы // Октябрь 1917 года: исторические значения и уроки.– Кострома, 2008. – С. 4-19 и др.
2. См.: Струве Н. Религиозная жизнь в советской России // Вестник Русского Студенческого Христианского Движения. – Париж-Нью-Йорк, 1957. – № 47. – С. 31; Боголепов А. Церковь под властью коммунизма. – Мюнхен, 1958. – С. 19 и др.
3. Регельсон Л. Трагедия русской церкви 1917-1945 г.г. – М., 1996; Степанов (Русак) В. Свидетельство обвинения. – Т. 3. – М., 1993; Григорий (Грабе) Завет святого патриарха. – М., 1996 и др.
4. См.: Альгашов И.М. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны // Великая Отечественная война и современность. – Владимир, 1995; Прядкина О.А. Взаимоотношения Советского государства и Русской Православной Церкви в 1941-1945 г.г. (на материалах областей Верхнего Поволжья): автореф. дис. … канд. ист. наук. – Кострома, 2004; Васильева О.Ю. Русская Православная Церковь в политике советского государства в 1943-1948 г.г. – М., 2001 и др.
5. См.: Православная энциклопедия. – Т. I-IV. – М., 2001; Цылин В. История Русской Православной Церкви 1917-1997 г.г. – М., 1997 и др.
6. См.: Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в ХХ веке. – М., 2000; Он же. Сталин и церковь: «конкордат» 1943 г. // Континент. – 2000. – № 103. – С. 220-239 и др.
7. Аврус А.И. История российских университетов. – Саратов, 1998. – С. 63-67.
8. Вехи. Интеллигенция в России: сб. статей. – М., 1910. – С. 30.
9. Там же, С. 139.
10. См.: Емелях Л.И. Антиклерикальное движение крестьян накануне Великого Октября: автореф. дисс. … докт. ист. наук. – Л., 1978. – 22 с.
11. Записки Петербургских религиозных собраний (1902-1903 г.г.). – СПб, 1906; Соловьев А.А. Интеллигенция и Церковь в России в начале ХХ века: опыт взаимоотношений: автреф. дисс. … канд. ист. наук. – Кострома, 1997. – С. 12-15 и др.
12. См.: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. – М., 2000 и др.

ДВЕ МУЗЫ

                (Автобиографические заметки)
       
        С детских лет дружу с историей и художественной литературой. С первой из них познакомил отец Роман Семёнович Веселов, который учил меня в сельской начальной школе в послевоенные годы. Рьяный государственник он воспитывал чувство гордости за свою Державу, победившую в Великой Отечественной войне, формировал интерес к её историческому прошлому. Со второй музой сдружила мама Галина Дмитриевна, заслуженная учительница, беззаветно влюблённая в русскую литературу, поэзию, песни. До сих пор будто слышу порой её голос родниковой чистоты, волнующую душевную мелодию.
       Детство моё прошло у притоков Оки, в Орловском крае, богатом историческими традициями, щедром на литературные таланты, живое, трепетное русское слово.
     Идя по стопам своих родителей, окончил историко-филологический факультет Костромского пединститута имени Н. А. Некрасова. В эпоху «шестидесятников» вёл уроки русского языка, литературы, истории в сельской школе. Служил в рядах Советской Армии, офицер запаса. В конце 60-х годов был приглашён на работу в родной институт в качестве преподавателя истории, где тружусь до сих пор, сорок лет без перерыва.
             Вузовская специализация достаточно жёстко требует максимальной сосредоточенности в своей профессиональной сфере. В этих условиях былое равновесие между моим интересом к истории и литературе, конечно, нарушилось. Защитить кандидатскую, а потом докторскую диссертации, взять определённую научную планку вряд ли было возможно без некоторой односторонности движения. Заведовал кафедрой, был проректором по научной работе. Доктор исторических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы РФ. Автор более 250 научных, публицистических работ.
         Интерес к художественной литературе никогда не исчезал. Тем более, что ряд лет работал деканом филологического факультета и в преподавании истории стремился учитывать профиль подготовки специалистов. В истории всегда привлекали прежде всего не рациональное, конкретизированное измерение, а её человеческая, эмоционально-психологическая сердцевина. Познание её сущности трудно осуществить вне контекста художественного образа, символа. В этом смысле история и поэзия как две страницы одной жизненной книги.
     Систематически, профессионально литературно-художественным творчеством начал заниматься в 90-е годы прошлого века. Рушилась эпоха, распадалась страна. Моё поколение попало в исторический разлом.  Былые ценности и устремления уносили недобрые ветра нового времени. Появилась дополнительная возможность для понимания  меняющегося  мира, своего предназначения, которое ниспосылает  Господь каждому из нас.
      Первая книга «Слово о России», где преобладали публицистические, гражданские стихи, вышла в 1999 году, затем были изданы лирический сборник «Мелодии» (2000 г.), разножанровые книги «На перекрёстке веков» (2002г.), «Серебряные дожди» (2005г.), «Русский Брод» (2007г.).
Подготовлена к печати новая книга «Благодарение». Подборки стихов, очерки публиковались на страницах различных газет и журналов. В 2004 году был принят в члены Союза писателей России. Лауреат литературного конкурса Международного Союза славянских журналистов «России верные сыны» (2005 г.).
     Основная тема научного и литературно-художественного  творчества – историческая судьба России. В этом контексте пытаюсь осмыслить социокультурный феномен русской интеллигенции, духовную эстафету поколений, предназначение человека. Принадлежу к поколению «детей войны», знавших лихолетия и радости трагической и в то же время героической эпохи. На рубеже веков и тысячелетий резко обострилась напряжённость общественной жизни, возросли космические перегрузки. Поэт, историк острее других воспринимают ситуацию и пытаются хотя бы приблизительно определить приемлемые векторы гуманистического развития. Здесь я иду в традиционном русле русской классики, народной мысли. Ценю искренность и мелодичность слова, не воспринимаю наигранные выкрутасы и умозрительные технологии. Ряд моих стихов привлекли внимание композиторов. Получились хорошие песни. Их поют, и это, конечно, радует. Сегодня вновь обретают равновесие мои исторические и художественные пристрастия. Последние чуточку перетягивают чашу на себя, компенсируя предшествующую невостребованность.
           История и поэзия, как ангелы-хранители, помогают искать и находить гармонию с противоречивым и порой недружественным к нам  миром, при всех жизненных передрягах и неустроенности современного бытия почувствовать себя небесполезным, способным кое-что изменить в этой жизни к лучшему. Благодарен своим учителям. Их было немало. Не считаю зазорным и сегодня поучиться уму-разуму, в том числе и у молодых коллег. У меня хорошая семья, интересная работа, надёжные товарищи, друзья. Есть немало благодарных учеников, вдумчивых, интересных читателей. Костромской край давно стал мне родным. Здесь покоится прах моих родителей, близких. Не собираюсь менять свою прописку в оставшиеся годы. Даст Бог, поживём ещё в радость себе и во благо своему Отечеству.
                25.01.12 г.   






СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ

Виктор Романович Веселов, член Союза писателей России, доктор исторических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы РФ, член Проблемного Совета РФ «Интеллигенция. Культура. Власть», редакционного совета российского журнала «Интеллигенция и мир». Живёт и работает в Костроме.
Основные публикации В. Веселова

ПОЭТИЧЕСКИЕ СБОРНИКИ: Слово о России. Кострома, 1999;  Мелодии. Кострома, 2000; На перекрёстке веков. Кострома, 2002; Серебряные дожди. Кострома, 2005; Русский Брод. Кострома, 2007; Отдельные публикации в газетах, журналах, литературных сборниках.

НАУЧНЫЕ, ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЕ, КРАЕВЕДЧЕСКИЕ РАБОТЫ: Формирование учительских кадров в СССР. М., 1983;  Великий Октябрь и становление народного образования. М., 1987; История Костромского края. 20 век (науч. ред.). Кострома, 1997; Российская провинция и её роль в истории государства, общества и развитии культуры народа. Ч. 1-3, (отв. ред.). Кострома, 1994;  Интеллигенция и провинция в исторической судьбе России. Кострома, 2001;  Кострома. Исторический очерк. // Кострома. Историческая энциклопедия. Кострома, 2002;  Исторический опыт и уроки создания, развития и разрушения СССР (отв. ред.). Кострома, 2003; Проблемы политической культуры российской интеллигенции: некоторые уроки истории. // Политическая культура интеллигенции и её место и роль в жизни общества. Иваново, 2006 и др. Духовный потенциал российской провинции // Родная Ладога, 2008 г., № 8; Учительская интеллигенция и её роль в социокультурной жизни российской провинции. Кострома, 2009 г. (в соавторстве с А. Журавлёвым); Беседы о русской интеллигенции. Кострома, 2012 и др.
Литература о В. Веселове

Веселов В.Р. Профессора Костромского государственного университета. Кострома, 1999. С.3-109; Современная политическая история России. Лица России. М., 1999. Т.2. С. 146; Бадин В. Поздний стих профессора Веселова. Северная правда, 2000, 13 апреля;  История интеллигенции России в биографиях её исследователей. Опыт энциклопедического словаря. Екатеринбург, 2002. С.35-37; Волков В.С. Романтик  на поприще исторической науки. // Интеллигенция современной России: духовные процессы, исторические традиции и идеалы. Иваново, 2002. С. 7-9; Данилов А.А. Учёный, интеллигент, поэт: субъективные заметки о В.Р. Веселове. Там же. С.10-11;  Данилов А.А., Чепиль В.Т. Учёный, поэт. // Вестник КГУ им. Н.А.Некрасова, 2002, №4. С. 129-130; Костромской государственный университет. Страницы истории и современность. Кострома, 2002. С.181-182; Волков В., Чепиль В. Учёный, поэт, интеллигент. Северная правда, 2002, 29 ноября;
Профессора Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. Кострома, 2004. С. 50-53; На пороге 21 века. Всероссийский автобиографический ежегодник. М., 2004. Т.1. С. 53-54; Чернобаев А.А. Историки России 20 века. Биобиблиографический словарь. Т. 1. Саратов, 2005. С.163; В.Маин. Учёный, поэт, педагог о России и служении ей. /Волжский рубеж, 2006, №4, с. 113 /; В. Раков. Покорность стиху. / Интеллигенция и мир, 2006, №3, с. 119 – 120; Созвучие // Молодёжная линия, 28 февраля 2008; Люди, которые себя проявили // Костромские ведомости, 12- 18 февраля 2008; «Защищая честь своей страны» // Родная Ладога, 2009, № 3, с 81-83 и др.
























СОДЕРЖАНИЕ

    ЛИРИКА

Слово                4
Инверсия                19
Жар-птица                40
Край                70
Крючок                103
Царство                132
Провинциальные Атланты                153
Снегурочка                176

МИНИАТЮРЫ                183
               
НОВЕЛЛЫ, РАССКАЗЫ, БАЙКИ                208

               
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ЗАМЕТКИ. СТАТЬИ. ЭССЕ.                262

               
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ                296
               












 
Литературно-художественное  издание










Веселов Виктор Романович



Благодарение









Печатается в авторской редакции


Корректор С. З. Шипова
Компьютерный набор С. З. Шиповой
Компьютерная вёрстка О. В. Лясовой



Подписано в печать 01.02.12.
Формат 60х90/16.
Уч.-изд. л. 7,9.
Тираж 300 экз.
Изд. № 21.


Костромской государственный университет имени Н. А. Некрасова
156961,  Кострома, ул. 1 Мая, 14
Костромская областная писательская организация
156000, Кострома, пл. Конституции, 1

Отпечатано: