Цыганочка

Жила в одном селе семья. Муж, жена, три дочки и сынок любимый. Работали много, а добра нажили всего-ничего. Небогато, но дружно жили: Андрей, хозяин, плечистый, крепкий, как дуб, а жена, Настасья, добрая и трудолюбивая. В других семьях, глядишь, что ни день, то драки да ругань, а они только и звали друг друга: Андрюша да Настенька.
Вот и стало завидовать все село молодым, а при первой возможности в "кулаки" записали. Напрасно молила Настасья не забирать единственную корову-кормилицу- забрали, пообещав утром за лошадью оставшейся вернуться.
Нечего делать, той же ночью запряг Андрей лошадь, погрузил на телегу пожитки нехитрые и отправилась семья в дальние края. Достались сельскому старосте и ладная бревенчатая изба, срубленная умелыми руками Андрея, и яблоневый сад, за которым с такой любовью ухаживала Настасья.
Приехала семья в другое село. Пока строили новый дом и по чужим дворам скитались, случилось несчастье. Простудилась еще в дороге двенадцатилетняя Аннушка, мамина первая помощница во всех делах, стала чахнуть с каждым днем. Все молочка теплого просила, да где ж его возьмешь, без коровы?  Так и истаяла, как свечка, хрупкая девочка, одолели ее хворь да зимняя стужа. Известно, беда одна не ходит. Только Аннушку похоронили, заболел маленький Ванятка. Бросилась Настасья за фельдшером, а потом уж себя от горя не помнила... Скарлатина. Не помогли ни лекарства, ни целебные отвары. Три ночи всего и промучился в сильном жару малютка, остановилось его сердечко, не выдержав боли.
Остались у отца с матерью две крошки-дочери, Шура и Маша, а больше деток Бог не дал. 
Кое-как зажили и на новом месте. Началась война, и ушел Андрей на фронт. Настя до ночи в поле работала, а пятилетняя Шура у семилетней Маши оставалась на попечении.
Видит однажды Машутка, женщины незнакомые ходят по улице. Юбки у них длинные, цветастые, на головах косынки пестрые, не так завязанные, как деревенские бабы носят. А в ушах серьги поблескивают, будто золотые. Чудные, словом. Не утерпела Маша, выбежала во двор- поближе посмотреть. Женщины те как раз у калитки остановились, говорят о чем-то на своем языке. Смотрит Маша, как зачарованная, во все глаза, любуется диковинными нарядами.
Видят цыганки, девочка крепенькая да ладная. И тоже смуглая, кареглазая: нарядить поярче, так и вовсе от цыганки не отличишь.
- Пхэн, сыр тут кхарна*? Йав кэ мэ**,- зовет одна женщина. Не понимает ее девочка, только глядит завороженно.
А другая цыганка, помоложе, и говорит так ласково: "На дар!*** Хочешь, чаюри****, я тебя гадать научу?".
- Как это? - спрашивает Маша.
- Коли интересно, пойдем с нами, в табор, - протянула ей руку темноглазая женщина. Пальцы у нее длинные, тонкие. И боязно Маше, и любопытно. Опять же, Шуру надолго одну не оставишь.
- Одой амэ ласа тэ кхэлас и тэ багас...*****
А женщина так зовет, так манит... Будет что подружкам рассказать...

Вернулась Настасья с сенокоса- сидит в избе одна Шурка и плачет. А Маши нет нигде. Ох и осерчала Настасья: как же это старшая, негодница, дитё неразумное бросила да играть убежала?! А тут еще и соседка нашептала, мол, ушла твоя Манька с таборными цыганками...
Искала Настя дочь по всему селу, так и не нашла. Уже и ночь минула, петухи на дворах запели. Вернулась Маша. Только и сказала, что была в таборе у заезжих цыган, у костра сидела, слушала песни цыганские и задремала. Проснулась, накормила ее старая цыганка печеной в углях картошкой и обратно к деревне вывела. Отстегала Настасья дочку непослушную крапивным веником и простила. Не знала она ни про заговоры цыганские, ни про подаренную цыганкой колоду замасленных карт: спрятала её Машенька под периной.

... Третий год война продолжалась, и конца ей было не видать. То в один, то в другой дом горе страшное приходило- похоронка! Пришла злая весточка и Катерине, соседке Настасьиной. Горько плакала Катерина. Как без мужа одной четверых ребятишек поднять? Не стыдясь слез своих, повалилась она в пыль у ворот, когда Настасья письмо ей прочла. Собрались бабы, кто утешить пытается Катерину, а вдовы, те в голос зарыдали- свою тоску разбередили. Услышала Маша Катеринин плач, метнулась в дом. Недолго там побыла, потом вышла и сказала серьезно:
- Не плачь, вернется дядя Егор. Не сейчас, через год.
- Что ты такое несешь? - закричали бабы. - Вон похоронка на бревне лежит, читай, чай, пять классов окончила! Пишут, что от ран скончался под Смоленском, там и схоронили его.
- Нет, - ответила Маша. - Ранен, но живой он. Не лежит на нем карта смерти.
- Манька, а ну домой иди! Еще карты какие-то выдумала, - рассердилась Настасья.
Еще громче заголосила Катерина, не поверила Машиным словам. Мало ли что девчонка болтает.  Не со зла, от боли стала прогонять она растерянную Настасью.
- Уходи и ты, Настя. Сама черная, так еще заместо дочери цыганка у тебя.

Но вечером, за чаем, не выдержала Настасья, спросила дочь.
-  Ты почему так сегодня сказала про Егора?
-  Живой он, мама. Я карты разложила.
Так и пришлось Маше сознаться, как научила ее цыганка старинному раскладу, подарила колоду карт. Как звала с табором уехать, видимо, приглянулась она ей чем-то.
- А на отца можешь погадать?
- Я уже гадала, - улыбнулась девочка. - Он тоже вернется. Не ранен даже.

... Через год и правда, вернулся в село Андрей. Всю войну возил он снаряды на подводе, а вот есть же счастье солдатское - ни тронула его пуля, не задел ни один осколок. Вернулся и  Егор. Без ноги, от виска длинный шрам тянется. Долго его выхаживали в госпитале, думали, и не выживет уже. И фамилию спутали, по ошибке послали жене Егора похоронку. Время такое было. Да и не хотелось сперва солдату возвращаться в семью калекой. А потом услышал, как мальчонка один в бреду все стонал: "Тятька, ты только вернись, хоть хроменький, хоть слепенький, только не бросай меня одного!" "Да мои ведь так же ждут сейчас, а что ногу потерял, и руками могу работать", - подумал Егор...
 
...Бросилась Катерина к Маше, сама не своя от счастья, яиц принесла, муки немного,- всего, что нашлось в доме.
А тут и другие бабы потянулись: погадай да погадай! Так и стали в селе звать Машу  Цыганочкой, за карие глаза, за густые черные косы да за умение особое.
Всем гадала Маша. Кому вечернюю дорогу  посулит, кому разговор серьезный...  Только как декабрь, убирала карты подальше, даже в руки не брала, ведь в месяц рождения нельзя гадать: карты весь год врать будут.

...Быстро время летело. Была одна мечта у Цыганочки, светлая, затаенная. Уж очень хвалил ее сельский батюшка за чистый и звонкий голос, когда пела она по воскресеньям в церковном хоре. Говорил, большое будущее ждет Машу, если поедет она в город учиться пению. Лестно было девочке от этих слов.
Только пятнадцать лет - почти взрослая ведь, по сельским меркам.
- Петь-то у нас полсела поет, - наставляла дочку Настасья. - А ты восьмилетку окончила, езжай в город, в техникум какой поступи. Мастером станешь, нам будешь помогать. Еще ведь Шурка только шестой заканчивает.

Вздохнула Маша, но мать послушала. Поступила она в городской техникум, отучилась. Послали ее по распределению на Урал. Там и судьбу свою встретила. Приехал к начальнику железнодорожной станции сын-юрист на каникулы. А Машу как раз по соседству поселили. Приглянулась Саше милая, улыбчивая девушка. Стал ухаживать, то в кино пригласит, то в парк погулять. Из себя Саша парень видный, хоть и невысокий.   Цыганочка и не привыкла к такому вниманию: не было в ее селе никаких. развлечений.  Напрасно родня Сашу от Маши отваживала: неровня, мол, она тебе, из крестьян. Смотрят, а Цыганочку-то рабочие на заводе хорошо приняли, да и она сразу за дело взялась, цех из отстающих в передовики вывела. А Саше еще сколько лет учиться, глядишь, с такой женой голодным в чужом городе не останется.
Вот уже и свадьбу сыграли. Вроде бы и радостно Маше: женою стала, но тяжело оставлять завод, опять начинать все с чистого листа.
Делать нечего, поехала к Саше, в общежитие. Через год дочка родилась, Аринка, в отца голубоглазая и кудрявая. Хорошо хоть соседки помогли: одна коляску старенькую отдала, другая распашонок целый ворох принесла.
Сестра Машина, Шура, в медицинский поступила, и ей деньгами помочь надо. А Саша свою родню не забывает, сестру младшую балует, как может. Любит он и жену, и дочь, а все же нет-нет, да о сыне заговорит. Мало-помалу карьера у него продвигалась, как-никак в суде работал.
...Пять лет прошло, уважаемым человеком в городе стал. Пришла пора Маше снова рожать. Саша как раз в командировку уехал, еще не знал, что вторая дочка родилась, Лерочка. Будит Цыганочку соседка по палате, четвертого сына только родила. Давай, говорит, детками поменяемся, а то муж больно о дочке мечтает. Никто и не узнает. На минуту задумалась Маша, вспомнила, как ее Саша был бы рад сыну. "А за дочь не волнуйся, - говорит та женщина, - мы люди обеспеченные, как сыр в масле кататься будет". Посмотрела Маша на крошечную дочку, прижала к груди, да так и не смогла отдать.
Саша младшую дочь тоже полюбил: характером она вся в него пошла, а вот Арина- та в мать, только глаза отцовские.

... Со всеми хлопотами Цыганочка и про карты свои почти забыла. Так и колесила семья по городам и поселкам, куда ни направят на работу. Только знай, успевай осваивать новые должности. И бухгалтером успела поработать, и техником, и секретарем.  Сашу на Север позвали,  колонией управлять, деньги большие пообещали. Поселок маленький, вокруг тайга, ненцы-оленеводы живут. Снова стала Маша мастером на фабрике. В первый же день завезли ее рабочие в тайгу, показать здешние красоты. Только отошла она в сторону, а рабочие сели на платформу и уехали, бросили Цыганочку одну в тайге. Решили на выдержку проверить нового мастера. Но собрала Маша все силы, десять километров прошла по тайге в мороз, пока к поселку не вышла. Жаловаться никому не стала, разве что пару седых волосков выдернула, раньше срока появившихся. А рабочие, те повинились, конечно. И зауважали еще больше.

Дочки росли, на радость родителям, обе умницы и красавицы. Но Саша стал на сторону поглядывать, говорили Цыганочке об этом и соседки, и карты. На нее и саму мужчины заглядывались, только безответно. Савелий, сосед-вдовец, тот и вовсе при встрече глаза опускал, боялся, что догадается о его любви Машенька. А она одного мужа любила, ни на кого бы его не променяла. То волос чужой, светлый и длинный, на мужнином пиджаке увидит, то принесет Саша с собой запах духов незнакомых. Слегла от тоски Цыганочка. Думали, сердце шалит или давление, может, капли выпишут какие и обойдется. Положили в больницу, на обследование. И тут диагноз, как гром среди ясного неба, - онкология. Тогда еще не знали толком, что это такое. Сказали, можно рискнуть, операцию сделать. Саша в очередной командировке был, не стала Цыганочка его вызывать и тревожить. Дала согласие- пусть режут, наказала только медсестре знакомой, чтобы правду не скрывала, где очнется после операции. Все в больнице знали, кто от наркоза просыпается в пятой палате, - тот не жилец. Может, месяц-другой и протянет.
Сделали операцию. Пришла в себя Цыганочка, а медсестра рядом сидит, слезами заливается.  Глазами спросила: "В пятой?". И ответа не дождалась, поняла всё и сама.
Не выдержали Арина с Лерой, написали отцу: срочно надо возвращаться, мама больна. А он не приехал, растерялся, привык за столько лет, что его Маша всегда рядом, здоровая и сильная. Переживал за нее, но на расстоянии.
Задумалась Маша. Было ей сорок пять, старшая дочь на выданье, зато младшая школьница еще. Останется Саша один с девчонками. А если мачеху приведет в дом? А родители старенькие, на Шурку одна надежда? Надо выжить. Надо выкарабкаться. Любой ценой. Как тогда, в тайге.

Наказала дочкам всех родных и друзей семьи позвать в больницу. Да не с пустыми руками, а с парным молоком, куриным бульоном, овощами на пару и фруктами. Всех раньше примчался Савелий. Лучшие лекарства раздобыл он в Москве, уговорил известного столичного профессора взяться за лечение. Медленно, но поправлялась Цыганочка, появился на ее бледных щеках едва заметный румянец. Ни на шаг не отходил от постели больной Савелий. Все надеялся он, что хотя бы со временем сможет полюбить его Цыганочка. Да, старше он, пятый десяток разменял. Но свои дети взрослые, разлетелись-разъехались давно. Дочек любимой принял бы, как родных.
Давно догадалась о чувствах его Маша, а вот как поступить, не знала. До сих пор  мужняя жена, до сих пор снится ей любимый Саша. Но не ему, а Савелию она жизнью обязана. Хороший он мужик, надежный. За таким, как за каменной стеной. Может, и не умеет так беседы вести, как Саша, дипломатии всякой не обучен. Зато руки у него золотые, сильные, умелые, а глаза ласковые такие. Разрывалось сердце Цыганочки от жалости и нежности. Решила с дочками поговорить: примут ли они Савелия?
Только-только стала Маша крепнуть, начала выходить во двор, приехал Саша. Приехал, в ноги кинулся с повинной: только прости, только дай шанс все исправить! Не ради себя, ради дочерей простила его Цыганочка. Какой бы ни был, а отец родной им, не отчим. Да и подумать если, для семьи-то он старался всегда. А что трудностей не выдержал и за другими бегает... значит, судьба такая у Маши.
Не пришлось ей объясняться с Савелием. Было выстраданное счастье совсем близко, да ушло. Тяжело оставаться в одном поселке, тяжело видеть любимую с другим. Уехал Савелий. Прожил после этого два года, а потом сердце, любящее безответно, не выдержало- инфаркт.
Горевала о нем втайне Машенька. Но слезами горю не поможешь. И опять потекла жизнь - рекою, то бурной, то неторопливой, размеренной. Не было уже на свете ни Андрея с Настасьей, ни веселой говорливой Шуры. Дочерей замуж выдала, а там и у них дети пошли. Хватило сил у Цыганочки и на веселые игры с внучками и внуком, и на вкусные вареники, и на задушевные беседы с дочками.
Саша слово сдержал - на всю оставшуюся жизнь. Шестьдесят лет вместе прожили, шутка ли. До конца жизни берег он свою Машеньку и внукам ставил в пример, как образец верной и любящей жены и матери.
Берет иногда Цыганочка старый граммофон, любимую пластинку ставит. Песни с веселых праздников, с семейных застолий: это пели когда-то и Маша с мужем, и Арина с Лерой, тогда еще школьницы. А теперь уж младшая, Лера, сама стала бабушкой.
И совсем редко достает Маша, Мария Андреевна старинную колоду карт - погадать любимым внучкам. Играть-то в карты обе с детства научились, а вот гадальный расклад не дается им - вроде бы и значения карт знают, а сердцем не видят. Потому и бережет Цыганочка заветную колоду. Жизнь прожить- не поле перейти.

*Скажи, как тебя зовут? (цыг.)
** Иди сюда (цыг.)
*** Не бойся (цыг.)
**** Девочка (цыг.)
***** Там мы будем петь и плясать (цыг.)