Как это делается

КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ ВОЙНА


В предыдущей статье мы говорили об укоренении в международных отношениях практики «двойных стандартов», основанной на постмодернистских интерпретациях международного права. И остановились на крупнейшей международной коллизии конца ХХ века, где было массированно применено это концептуальное оружие — войне НАТО против Сербии в 1999 г., завершившейся отторжением Косова.

Когда Россия чуть очнулась от эпохи ельцинского унижения, она попыталась реагировать на вопиющий «сдвиг» в направлении «беспредела интерпретаций» фундаментальных норм международного права. В 2004 г., после «революции роз» в Грузии, в Москве было принято заявление стран СНГ, обвиняющее Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ) в «практике двойных стандартов» и «нежелании учитывать реалии и особенности отдельных государств». Россия призвала ОБСЕ «вернуться к изначальным принципам Хельсинской декларации» и временно блокировала принятие бюджета ОБСЕ на следующий год.

Однако эта попытка России успехом не увенчалась. ОБСЕ — в союзе с НАТО — всё жестче требует от России выполнения Договора об ограничении обычных сил и вооружений в Европе (и, в частности, вывода остатков российских войск из Приднестровья), хотя в странах НАТО вблизи наших границ военный потенциал непрерывно наращивается. Наблюдатели ОБСЕ на всех выборах в постсоветских государствах всегда «не замечают» грубейших нарушений со стороны «своего сукина сына» (например, команды Саакашвили в Грузии или команды Ющенко на Украине), но всегда обнаруживают «бревно в глазу власти» на выборах в странах, еще не охваченных «банановыми революциями».

Мы видели эту концептуально-военную политику «нужных интерпретаций» на украинских президентских выборах 2004 г. во время «оранжевой революции», когда были объявлены фальсифицированными результаты второго тура и — вопреки конституционным нормам — был назначен третий тур для победы Ющенко.

Мы видели эту политику «интерпретаций» реальных и виртуальных событий — причем в самых откровенно-наглых формах — во всех недавних «банановых»/оранжевых революциях в арабских странах Северной Африки и Ближнего Востока.

Мы видели эту политику во время парламентских и президентских выборов в России 2011–2012 гг.

И мы еще раз видим эту же политику вопиющих «интерпретаций» и двойных стандартов в нынешней украинской «банановой революции». Причем с таким постмодернистским цинизмом интерпретаций, когда всё черное объявляется белым, и наоборот, — мы на постсоветском пространстве встречаемся впервые. Такой наглости не было даже при попытках обвинить Россию в агрессии в Грузию в 2008 г.

Впервые наши американские и европейские враги вообще не заботятся о правдоподобии своих интерпретаций.

Впервые ведущие мировые телеканалы показывают фотографии боевиков Майдана — в масках, не в форме и с самодельными щитами, стреляющих по милиции из револьверов (которых нет на вооружении правительственных войск), — и подписывают эти фотографии «Расстрел беркутовцами безоружных активистов».

Впервые из видеоряда маршей майданных «сотен» на этих же телеканалах аккуратно вырезаются кадры с нацистскими речевками, призывающими убивать «москалей и жидов».

Впервые «толерантный Запад», обвинив именно власть в убийстве снайперами «мирных демонстрантов», не потребовал немедленного расследования и позволил своим оппозиционным подопечным спешно похоронить убитых даже без судебно-медицинской экспертизы.

Впервые Обама в официальном заявлении не только называет вооруженный беспредел нескольких тысяч «майданутых» в центре Киева «волей возмущенного народа» (как бы забыв об остальных 45 миллионах украинских граждан), но и требует от власти покориться этой воле.

Впервые высокие официальные лица США и Европы называют «свободным волеизъявлением победившего народа» штамповку нелегитимных «законов» Верховной Радой под стволами автоматов нацистских боевиков, захвативших правительственный квартал столицы. А западные журналисты спокойно наблюдают, но не дают в эфир картинку избиений — прямо у входа в Раду — «неправильно голосующих» депутатов.

Вопиющую и страшную постмодернистскую новизну этих и многих других «впервые» в центре Европы нужно осмысливать. И, увы, примерять на наше общее будущее. Тем более, что ход событий на Украине неслучайным образом адресует ко всем главным темам, которые мы обсуждаем в газетной рубрике «Концептуальная война».

Мне уже приходилось писать о том, что после развала СССР и обретения Украиной «незалежности» вся сфера смыслообразования в стране была практически полностью отдана на откуп «западенской» элите. Эта элита получила под свой контроль среднее и высшее образование, культуру, науку, большинство СМИ, книгоиздание. И — начала внедрять в массовое сознание всей Украины соответствующий «исторический миф украинства».

Корни этого мифа — в русофобской мифологии польских авторов XVIII — XIX веков — Яна Потоцкого, Тадеуша Чацкого, Францишека Духинского и т. д., которым и наследовали Николай Костомаров, Михаил Грушевский и т. д. Именно оттуда идут сказки о легендарных древних племенах «укров», о великолепной и исключительно эффективной «козацкой демократии», предшествовавшей становлению демократических институтов в Европе, об особом древнем украинском языке (его в действительности создавал в середине XIX века Пантелеймон Кулиш и «дооформляли» специалисты из австрийского Генштаба), об «арийском первородстве» украинцев в Европе, а также о принципиальном этническом, цивилизационном и антропологическом превосходстве украинцев над «москалями». И оттуда же идут сказки об этих самых «клятых москалях», которые веками угнетали и губили великую украинскую цивилизацию.

Все эти сказки были концептуализированы в 20-х годах ХХ века бандеровскими предтечами современных западенцев, а после развала СССР были «вынуты из запасников», осовременены и переконструированы заново при активной поддержке бандеровской (прежде всего, американской и канадской) эмиграции. Причем ключевые концептуальные компоненты этого мифа конструировались в точности по рекомендациям «теоретика элит» Жоржа Сореля, которые мы обсуждали ранее:

исторические свершения и величие нации;
мифологизированное желанное будущее, в котором нация достигнет цели, восстановив это величие;
список «злых сил», которые мешают нации идти к великой цели;
необходимость «творческого насилия» как механизма движения к цели.
А в практике оформления и внедрения этого мифа в массы «западенцы» откровенно шли по пути, проложенному фашистами Муссолини и нацистами Гитлера.

Это было так потому, что западенские идеологи почти буквально копировали структуру своего мифа у Муссолини, Джентиле, Д’Аннунцио, Меллера ван ден Брука. Так, например, поступал в середине 20-х годов ХХ века один из главных концептуальных предтеч «бандеровщины» Дмитро Донцов в своем основном «теоретическом» труде «Интегральный национализм».

И это было так потому, что западенские «практики», сегодня ставшие «героями Украины», — Бандера, Шухевич и ряд других — что называется, «чисто конкретно» учились сначала в спецслужбах муссолиниевской Италии, а затем в гитлеровской разведке.

Бандеровский мифологический «концептуальный багаж» уже с начала 90-х годов ХХ века начал широким потоком вываливаться на всё украинское население, и прежде всего — на молодое поколение. Этой мифологией оказалась пропитана художественная, научная, учебная и популярная литература, эту мифологию сдавали на экзаменах школьники и студенты, эта мифология внедрялась украиноязычной бумажной и электронной прессой, эту мифологию пропагандировали «новые украинские» театр и кино.

Альтернативную точку зрения даже на Восточной Украине нужно было «добывать» на фоне тотальной мифологизированной пропаганды. Противостоять сконструированной официальной украинской мифоистории можно было фактически лишь за счет семейного воспитания (прежде всего в русских и русскоязычных семьях, где это оказывалось возможно), да за счет влияния русской прессы и русского телевидения. Которые, надо честно сказать, никакой серьезной работы по разоблачению «украинизаторской» мифологии не вели.

Так на Украине формировалось уже почти полтора молодых поколения, достаточно глубоко погруженных в воинственно-враждебный России и русским миф. Рассматривая проблему в концептуальной терминологии управления «мягкой силой» по Джозефу Наю, приходится признать, что очень существенную часть украинского (в особенности молодого) населения научили «хотеть того, чего хотят бандеровцы».

Потому в ситуации провоцирования майданного противостояния достаточно большие украинские массы оказалось нетрудно эмоционально заразить духом «войны с предательской омоскаленной властью». Причем делалось это, опять-таки, с опорой на исследования психологии толп, которые более века назад провел еще один теоретик-концептуалист элит Гюстав Лебон, и с учетом опыта Муссолини и Гитлера.

Нерассуждающий коллективизм толпы, зараженной единым духом сопротивления власти и готовности к «творческому насилию», создавался совсем даже не рядовыми психологами, управлявшими сценарием «шоу» на сцене Майдана и трансляцией «майданного действа» по телевидению. На «раскачку» этой толпы активно и согласованно работали почти все украинские СМИ (заметим, за последнее 20-летие пропустившие большинство своих кадров через «курсы повышения квалификации» в США, Великобритании и других странах Запада) и практически вся западная электронная и бумажная пресса.

Подчеркнем, что, судя по данным очевидцев, управление толпой было вполне адресным. Ту ее часть, которая была психологически не готова к боевым действиям, «окучивали» в технологии «ненасильственного сопротивления» по Джину Шарпу: «Стоять, держаться, нас должно быть много, они не посмеют нападать на мирных безоружных людей!» А другой частью, готовой на силовой контакт с внутренними войсками и «Беркутом», управляли — опять-таки, вполне профессионально — в режиме действий боевиков Хаким-Бея в городской герилье «временных автономных зон», о которых мы также говорили ранее.

В результате кажущийся майданный и околомайданный хаос был вполне сознательно и целеустремленно управляемым — по Стивену Манну. Многочисленные «странные» околомайданные провокации, последовательно разогревавшие толпу, которые мы отмечали в наших газетных аналитических мониторингах, оказываются наиболее четким свидетельством управления этим хаосом.

О проявлениях именно концептуальной войны в ходе нынешней украинской «банановой революции» можно писать много.

Это и постмодернистские симулякры реальности в виде майданных слухов о зверствах «Беркута» или начале «русского геноцида украинцев» в Крыму, которые затем переполняют украинские и мировые СМИ.

Это и методы постмодернистского «децентрирования», при помощи которых массовое сознание уводится от главных событий вроде массового использования боевиками Майдана мощного огнестрельного оружия — в россыпь отвлекающих слухов-сенсаций. Вроде якобы массово похищенных активистов «Автомайдана», или якобы прибывших на подмогу «Беркуту» отрядов русского спецназа, или якобы снайперского обстрела сцены Майдана (с предъявлением царапины на щеке г-на Турчинова).

Это, наконец, тот самый постмодернистский разгул «двойных стандартов», о котором говорилось выше. Когда в пользу «майданутых толп» и их политических «окормителей» право и конституция подменяются интерпретациями «справедливости», а затем — опять-таки в пользу «майданутых» — от России требуют неукоснительно правовых действий без оглядки на какую-то там «справедливость».

Полную историю концептуальной войны на нынешней Украине писать рано: она в самом разгаре и явно далека от завершения. Но уже можно и нужно делать из нее актуальные выводы.

Параллельные нашим сутевским марш и митинг белоленточников на Сахарова, не стихающий белоленточный вой в СМИ, а также всё более угрожающая риторика Запада — показывают, что уже очень скоро возможны попытки организовать Майданы в Москве или/и в крупных региональных центрах России. Причем, поскольку в России (и в Москве) пока нет таких зараженных антивластной накаленной мифологией активных масс, которые налицо на Украине, методы вероятного «Московского Майдана» должны быть и более изощренными, и еще более циничными и свирепыми. Это касается всех ракурсов войны против России, которые мы обсуждаем, — от метафизики до идеологии и от культуры до сепаратизма.

К этому необходимо готовиться. То есть продумывать и искать адекватные — и очень сильные — противоядия возможных «майданным» и околомайданным действиям наших врагов. И быть метафизически, концептуально, физически, технологически, психологически и т. д. способными эти противоядия применить.

Юрий Бялый