Симеон Столпник

- Опаньки! Здорово!
   Услышав этот восторженный и чем-то знакомый окрик у себя фактически в правой ушной раковине, я вздрогнул. Не могу сказать, что я сейчас был готов к какой-либо встрече, потому что стоял на Красной площади и, высоко задрав голову, по-детски  раззявив рот, любовался строгими башнями Кремля и пел в душе осанну Фиорованти.
Именно в тот момент, когда мой эстетический экстаз достиг наивысшего апогея, надо мной и нависла двухметровая, обрюзгшая и отяжелевшая фигура довольно-таки инфернального существа, которое я когда-то знавал под именем Симеона Столпника.
  Однако в паспортном столе и в большинстве Опорных Пунктов Охраны Правопорядка Санкт-Петербурга он был известен, как Семён Соломонович Ашкенази. Симеоном Столпником же его прозвали приятели после определённого случая.
   Отдыхая на каких-то горных югах, и изрядно потчуя там организм высокоградусными напитками, эта двухметровая туша в какую-то одну из весёлых ночей забралась, непостижимым ни для кого образом на небольшую, но сильно отвесную скалу,
которую местные жители называли ***вым камнем, так как однажды никому не известный шутник написал белой краской на самом обозреваемой стороне этой меловой древней глыбы менее древнее, но более известное слово «хуй».
   Снять его оттуда не могли пару дней, пока не нашли случайно отдыхающих неподалёку альпинистов-любителей, приехавших изучить местные горные ландшафты, одновременно получить хороший загар и прогреть промёрзшие в сибирских каменных гигантах кости.
   Пока Семён сидел, подобно птичьему царю, на вершине, ему, по возможности, в его недосягаемые эмпиреи забрасывали в пластиковых бутылках огненные напитки и кое-что из снеди. Так как забросить с первого раза никогда не получалось, то весь этот процесс превращался в занимательный аттракцион, что придавало отдыху дополнительную пикантность. Когда же, Божьей милостью, при помощи троса и альпенштока, сей последователь небезызвестного отца Фёдора был инкорпорирован обратно в человеческое общество, то каким-то шибко начитанным умником был провозглашён адептом древнего пустынного столпостояния и назван в честь одного из самых ярких его представителей, а также тёзки нашего героя – Симеоном Столпником.
   И вот теперь этот любитель альпинистских трюков бил по моей спине своими лапами йети, что-то мычал на гималайском диалекте и явно радовался встрече. А я стоял и всё ещё пытался бороться с неумолимо надвигающимся осознанием того, что не попаду я сегодня ни в Третьяковку, ни в Пушкинский музей, а буду сидеть в старинной чебуречной на Пятницкой, есть горячие сочные чебуреки и беляши, запивая их согревшимся портвейном и в десятый раз слушать историю, только что прочитанную вами…