Чувство светлой влюблённости...

Чувство светлой влюблённости
отличается от расклада того же чувства
по полкам полового акта,
как живой поросёнок
от жаренного...

Любят люди образы,
построенные на пищевом и постельном,
у сладости восприятия
произведений искусства
массовой публикой -
вкус карамельный,
но поэтическое слово -
это вырастание
души из мяса
до уровня вездесущего,
вневременного,
не имущего распада
духа...

Да слышит ухо,
глухоту паучью
потребительского мира
скручивая
в струны лиры
внутреннего слуха Бетховена,
мучаемого физической глухотой...

Юный,
не стареющий,
умудрённый умозрительно
представленной гибелью
оболочки телесной
небесно-воскресный строй
мессы времени трёх
степеней человеческого
существования в любви
непорочной - надстрочной,
наднотной, надпюпитровой,
надпалитровой, надскульптурной -
бурно разрастается
сквозь слои
культурной информации,
моему сознанию
данной более чем
полу-вековым
прозябанием
в небо
не хлеба
болью
юдоли...

Ломанного гроша не стоит
нагромождение
винегретным образом
физиологически-биологических
ощущений
на бумагу
или стекло
мониторного экрана...

Мне так светло,
так странно:
под небом юго-восточного Казахстана
начала третьего тысячелетия
ощущать на своих
полу-яранских,
полу-соль-илецких
скулах
тепло
дланей
Пенелопы,
встречающей Одиссея
после двадцатилетнего
распускания
обманывающей плотские
вожделения
нечестивости
окрестной
ткани...

Сияние глаз
женских над моим,
лишённым телесности
словом, -
жар-птица певчей гортани
речи, которой струиться
не здесь, не сейчас,
возможно,
на всё - воля Божья...

Как на кукане
живая трепещущая плотва -
стан на стане,
век на веке
готовы,
музыки небесной
стрежень
оставив,
ринуться в живые
воды всечеловеческого,
одухотворённого
не плотской
любовью
духовного родства...

Волшебства
обаяния,
очарования
на уровне интонационно
чуткого
живого голоса,
оценивающего
не претендующие
на материальные
вознаграждения слова,
не променяю
на ощущение
торжества
формаций безликости
масс
мясо-костного естества,
согласного на существование
всего, чем обладает -
до могилы,
ждущей любого
дышащего днесь...

Моя любовь - эдельвейс
на недоступной
толпе, жаждущей
развлечений, скале...

Моё вдохновение -
посвящение всем,
не обозлённым
в реальном,
узурпировавшем
шар земной
зле...

Божий дар -
способность
воплощаться
во всё, что сердцу
мило, без насилия
и потребительства -
чисто...

Голосисто,
как птица
в росистом
рассвете
любого Лета Господня,
с любовью к памяти,
выживающей в свинцовом
ознобе
(прижизненной
для не воспринимаемого
таковым поэта)
Леты,
славлю свет,
что флюидами
сердечного тепла
колосится
сквозь мрак
непопадания в такт мелодии
бескорыстно-открытой
слушающих её,
но не слышащих
ушей...

Я Орфей,
за своей Эвридикой
проходящий
сквозь чащи
утративших память
о самом для
каждого человека
насущном -
теней
движущихся
пантомимой
якобы жизни
в отчизне -
конечными целями
обусловленных
страстей...

Прячусь от смерти
в выстраданном
её отрицанием
слове...

Каким сиянием
исполнено сердце моё,
когда бытие
сквозь бытиё
прорезается
снова и снова
мотивом,
красиво
звучащим
в батискафе быта,
согласного на отсутствие
здесь
и сейчас
благих вестей...

Любовь - это
сияние самых разных глаз
над строкой моей,
таящей
весть
для всех
о том,
что любовь есть
и торжество её
в музыкальности
поэтических
и симфонических
фраз,
от Бога идущих через нас,
когда мы сиё
улавливание нетленного света -
всем, кому
тьму
терпеть
надоело
в слове "смерть",
бескорыстным образом раздаём,
радуя тем -
сквозь земную -
небесную твердь...

"Аллилуйя!"
за тем -
звучит поцелуем
двух сущностей
Бога живого,
в Коем третьей,
чьё имя Любовь -
не стереть!

Любовь - на духовном уровне
противостояние смерти,
невозможное
без готовности
за горение
милостью Божьей -
умереть...

Во времени выживает -
очищенное от плотского слово,
музыка вытеснившая из себя тело,
это сравнимо с кронами
и облаками,
с временем в трёх степенях
раздвинувшем сердце,
с кочевыми снами -
через века и страны
единоверцев,
с руками мамы -
дождями,
снегами
обнимающими
сквозьнебесно
оставленного
на земле
ребёнка...

Остальное -
домыслите
сами...

Я уже выразил
основное
по теме
прорастания
небесного
сквозь земное...

Нет воскрешения
без умирания,
без страдания -
нет ощущения
счастья...

Нет возвышенности
в любого рода страсти
без - ради неё -
самоотречения...

Не буквы обнимаются в моей тетради,
но - корневые системы
арканят зодиаки,
разговаривающих
друг с другом гениев,
пустыни творческого одиночества
превращая в части
Прекрасного Леса -
посредством,
помнящей лесоповалы
бумаги,
отваги
данной -
я простой солдат,
отстаивающий права
бессмертия
кругосветного,
вневременного
человеческого духа -
в предгорном городе
юго-восточного Казахстана
и слова,
преодолевая смертный страх,
растут сквозь осознанный
мной
личный
прах -
отлично,
как трава
сквозь перегной,
и неповторимо,
как озвученные ветром
пантомимы
кладбищенских бурьянов,
глядящих в открытое небо
стожильностью светлой
независимости от хлеба,
прорастающей сквозь плиты
склепов
лебединой
лебедой
старинных
гимнов -
над любой
бедой
любовью
вырастающих пиитов,
композиторов,
художников
и просто -
человеков самых разных -
в детях, внуках,
отрицающих жизнь -
до погоста,
своим лучшим
жить продолжающих
в вере встречи
бесконечной
за последней разлукой...

Обнимаю милых плечи
речью
речек
Чёрной и Второй,
что стали моей Третьей
с Камою сторожевой,
с Невой
венецианской...

Странствует
дух мой
казахстанский
радугами
воли
болевой
в юдоли
вышней
радости
в оскале
"меры
высшей",
мне выпавшей
по младости,
тогда-то рост бессмертья моего
из тела смертного -
куплетом
света
вышел
и закрутился,
как тот шарф
над головой
в известной песенке про барышню и кавалера,
над вспышками
сегодняшних кошмаров,
шар
земной,
язвящих
шовинизмом серым,
"Распни!"
мычащим -
убивающей
любовь толпой...

Светло люблю,
отпущенные говорению
стихами
дни,
заряженный теплом неубывающим,
я никого не режу, не рублю,
влюбляюсь в женщин без измены дому, в котором вдохновению
служу
без суеты,
я жизнь терплю,
бормочущими ей в любви признание губами,
неунывающим
слыву,
во мне - заветные кресты,
с которых - мир я не сужу,
но умирая,
возношусь
в миры -
в меня влюблённой Красоты,
не ждущей
рая,
не бегущей
на пиры
игры,
что вместе с телом зарывают...

Влюблённость светлая -
необходима для поэта,
как ветер,
свыше
данный
парусному кораблю,
я слышу,
как нездешний ветер,
любовью светлою большой и многогранной
листки тетради поэтической моей колышет,
ломая клетки
трафаретов
шипящих:
"Тише,
детки,
вы разбудите поэтов,
спящих!"

Но в птиц живых лиц
поэтической высоты
шелест в рост уходящих страниц
превращает погостов
кресты,
Божьей милостью дрожью тревожной -
просто...