Помни о смерти

Как, всё же, неприлично узок гроб,

Кто б знал заранее эти неудобства,

Всё загодя продумать нет бы чтоб,

Мне умирать, не первому придётся.

Вон пыль в венках, да тюль щекочет нос,

Чресла верёвкой стянуты не в меру,

И бархат на обивке очень прост,

Себе б поярче выбрали наверно.

А эти свечи, разве не найти,

Помягче светом, воском ароматней,

Мне, в изголовье, для последнего пути?

Лежать в гробу, не тешится в кровати!

И музыка признаться, мне не та!

Как кажется, что больно уж игрива,

Уж очень не торжественен металл,

В фанфарах этих, это ж некрасиво!

Ещё б ламбаду заиграли над моей,

Последней и навеки домовиной,

Наверное, наелись до бровей,

Заранее музыканты, до поминок!

Того гляди и криво крест прибьют!

И мелочи швырнуть на гроб забудут,

Я, умирать ведь очень не люблю,

Но коль так вышло всё, как надо буду.

Гляжу, одна склонилась надо мной,

В глазах, ничуть любви её бесстыжих,

Одно притворство, где здесь взять любовь?

Я б, если мог, назло ей только выжил!

Гляди ка, над могилой не всплакнёт!

Жаль что ли ей, слезы какой невзрачной?!

Ведь я был жив, наплакал ей блокнот,

Своих стихов, а здесь, лишь мама плачет!

А та вон рыжая, что с краю от креста,

Принарядилась, будто бы на святки,

Молитвы тарабанит, как с куста,

Мне ж от неё ни жарко и ни зябко.

Мой друг и тот уснул давным давно,

Похмельем заговоренным до срока,

К лопате прислонился, как родной,

И смотрит сны, ему не одиноко.

Эх, смерть, ведь экономят на кутье!

Кисель дешевле водки, так ведь где там,

По полстакана водки каждый съел,

И всех то дел! А я любил котлеты!

Хоть хорошо душою не кривят,

Пока оградку ставят суть да дело,

Им взять бы вспомнить, только ведь навряд,

Каким я симпатичным был и смелым.

И нежным и отзывчивым к другим,

И искренним и этим, однолюбом.

Всё это будет, впрочем впереди,

Всегда поминки есть, как врежешь дуба.

Я так и знал, обильным вышел стол,

Да уж поесть, попить не знаем меры,

Лишь только только выпили по сто,

Одна из них заплакала - Мигера!

Она всегда слаба была на тост,

И в этот раз, как знал, не удержалась,

Стихи мои читала в полный рост,

И голосом предательски дрожала.

А рыжая, воспрянула на ряд,

После второй, вкусивши винегрета,

Съязвила: Он ни в чём не виноват,

И улыбалась гаденько при этом.

Мой друг очнулся к этому, как раз,

Хлебнул борща и кружку горькой выпил,

Меня не забывать пообещал,

И под столом бедром прижался к Рите.

Так мне обидно стало в самый раз,

На неуютном ложе развернуться,

Я б снов таких не видел отродясь,

И вот Вам крест, я так хотел проснуться.

Щипал себя, коленками сучил,

Рвал волосы и бился в стенку гроба,

Но вечность лишь огромная в ночи,

Глумилась эхом: Даже и не пробуй!