Весна, своей душой бунтуя, стянув чулок

Весна, своей душой бунтуя,
Стянув чулок и кончик фуя,
Воткнув в пустующий карман,
Евлампий прел. Тепло однако,
Что можно греть на солнце сраку,
В деньки, когда не слишком пьян.

И давней одержим идеей,
В одетый, в зелень лес он прёт.
Кто ищет, знамо что ибёт,
Коль оптимизм в душе живёт.

Там у него с зимы, в лабазе,
Стоит бадейка браги чистой.
Он не забыл о ней, в маразме,
И на пригорочек лесистый,
В лаптях взобрался, поскорей,
Почухав мощь своих мудей.

Уже росли сморчки повсюду,
И рвалась травка через мох.
И много девичьего люду,
Уйдя с натоптанных дорог,
Грибочки бережно срывали,
И дома их приготовляли.

Грибы Евлампий тоже ел,
Но мясом более потел.
Хотя подпив, метал бывало,
Всё что ни есть, коль было мало.

Но вот уж он сошёл с пригорка,
Вот и лабаз, его Егорка,
Евлампия построил дед.
Ему сейчас под сотню лет.

Он глуховат, зря не кричи,
В избе он крошит кирпичи,
Концом, он скуки изнывая,
И скоро печку изломает.

Речь не о нём. Вот дверь открыта.
Перешагнув через корыто,
В нём спела ягода была,
Меланья, в осени, рвала,
Герой наш прётся к бочке браги,
Предчувствий полон и отваги.

Ах, до чего она чиста,
Роса по Утру отдыхает,
Евлампий ковш в себя вливает.
Не зря же пройдена верста?
И, зачерпнув в пригоршнь  морошки,
Сел закусить к окну, с дорожки.

А за окном младая ель,
Красивой зеленью пушила,
Евлампий снова зачерпнул,
И брагу добрую глотнул.
Росла внизу желанья сила,
Как опьяненья результат,
Где ключик от желанных врат.

А под рукою, на дОсочке,
Лежат какие то грибочки.
Малы, невзрачные на вид,
Желудок же во всю урчит,
Щепотку их наш друг хватает,
И в себя, к браге добавляет.

Меняется вид за окном,
Реальность крутится вверх дном,
Эк, как Евлампия хватило,
Сильна непознанная сила,
Та, что свалила мужика,
Надёжно и наверняка.

Он на спине и обездвижен.
С зимы висят на стенке лыжи,
Шевелятся, как две змеищи,
И укусить кого лишь ищут.

Там кто-то в подполе шуршит,
Язык весь немотой прошит,
Героя нашего пугая,
Он от всего оxеревает.
Перед глазами всё плывёт,
И в мир непознанный зовёт...

Вот отворилась дверь, без скрипа,
Не может он издать и хрипа,
Заходит Нечто, с туеском,
Евлампий наш лежит молчком,
Спиной отчаянно потея,
Душой тревожно холодея.

Лица не видно, с виду баба,
Но руки как у водной жабы,
И волосы до самых пят.
Две сиськи под руки висят,
Размера этаки восьмого,
Евлампий не видал такого.

Как будто бы не замечая,
Она садиться рядом, с краю,
На стол поставив туесок,
Евлампию бьёт кровь в висок,
И сердце на весь лес стучит,
И диким ужасом вопит.

Он не поймёт, что с ним твориться,
Но силы нет пошевелиться,
А Эта же ковшом, в бадью,
И льёт в расщелину свою,
Огромных синих губ, мясистых,
Икая этак голосисто,
Все три ковша. А тварь сильна,
Глядишь всё выдует до дна.

Грибочков кинуло в себя,
Грудь почесало, теребя,
Волосьев гривою мотнуло,
И на Евлампия взглянуло,
В два омута, навыкат, глаз.
Совсем застыл герой наш, враз.

А Эта, лапой с коготочком,
Под животом его щекочет,
Наш друг не рад, но вот беда,
Топорщится его елда,
Средь волосатых ног вздымаясь,
И более всё напрягаясь.

Вот только сдёрнуты порты,
И Эта на него осела,
Пошевелилась, покряхтела,
Давно не видела елды,
В уме Евлампий усмехнулся,
Когда в дубину фуй надулся.

Она скакала, где то час,
Кончая не единый раз,
Болото рядом отдыхало,
Евлампия всё распаляло,
И начало чуть попускать,
Что смог себя он ощущать.

И вот уже, вздохнув глубоко,
Схватил за патлы он её,
Другой рукою за сраньё,
Свалил манду, на доски пола,
Задрав подобие подола,
И вставил ей под корешок,
В то, чем ходила на горшок.

Взревела Та, не ожидала,
Евлампию однако мало,
Волосья держит, как узду,
Дрожит избушка за версту,
Что ж, будет леса знать подруга,
С кем проводить часы досуга.

Взмолилась наконец: «Пусти,
Не трону, только дай уйти,
Забудем всё, что здесь случилось,
Лишь успокойся, сделай милость,
И придержи ка ты дружка,
И за рубаху спрячь божка»

«А-а bлядь, как же тебя пробрало,
Что выбралась ты в день на свет,
В единый раз за столько лет,
Пугать своею красотою,
И ненасытною  киздою.
А ну клянись, всем тем что ниже,
Что вновь тебя я не увижу».

«Да будут так, вовек пусть будет,
Осточертели же мне люди,
Как много с Вами же хлопот,
Уйду из здешних я болот.
Ну а тебя же ждёт награда,
Что проeбал меня, как надо»…

Блеснул в окошко луч, рассвет.
Встает Евлампий, браги нет,
И без портов застыли ноги,
Пора домой идти в итоге.
Блестит червонцев туесок,
Да прядь волос в щели досок.