Шкипер таинственных красок

Возможно, вот так же какой-нибудь преследуемый инквизицией чернокнижник находил прибежище в замковом донжоне, где  смешивал составы в колбах чародей - алхимик. Вполне вероятно, все происходило примерно по такому же сценарию, когда убегающий от ландскнехтов   бродячий лютнист-слагатель опасных песенок скрывался в мастерской художника, где в конце концов зарабатывал на жизнь растиранием красок, приготовлением рам, грунтовкой холстов.
  Выблеванный левиафаном метро,  выцарапываюсь на берег, о который  бьется  океан шубокрылых. Мой  истекающий кровью галеон требует срочной починки. По устланному сухим вереском, ракушечником и панцирями мертвых крабов берегу доползаю.   За затянутыми сушеным бычьим пузырем дверьми с витыми чугунными   решетками   --  он.
   В мастерскую к Даниле Меньшикову(  а ее гулкое пространство с венецианским окном   воистину нечто вроде прохода в иные времена ) вхожу, чтобы совершать головокружительные путешествия в четвертое измерение. Как к магу, постигшему тайны перемещения в другие эпохи.  Как к  врачевателю, способному  считывать диагнозы наших сновидений  по радужке глаза. Тут можно встретить и черно-белого Колю Жукова. И лично знакомого с  одним из вождей психоделической революции Америки 60-70-х  Томасом О*Лири феерично-цветного «корреспондента Да-Да». При нем всегда  сборнички стихов парижанина Василия Битаки и  обитателя одного  из остовов Карибского бассейна Дэрека Уолкотта.  Оставляю за дверьми  этой пропахшей масляными красками и табаком курильщика трубок «капитанской рубки»  всех своих Эриний -- мстительниц. Пусть, скрежеща зубами, бьют по дощатому, изъеденному древоточцами днищу  змеиными хвостами.  Шкипер закуривает трубку -- и мне ничего не страшно. Сквозь лицо хозяина скрипучего корабля мерцают лики «герра Питера», которому  служил верою и правдою  все же свалившийся в сибирскую опалу великий однофамилец Данилы, и бажовский Данила-мастер, и комиссар Мегрэ. Он -- созидатель своей империи, где он должен одолеть кичливых бояр. Он -- выведыватель тайн Медной Горы. Он -- детектив.
 
Вот комиссар Мегрэ. Он курит трубку мира.
Он мудр, как Чингачгук. Он смел, как Фенимор.
Как Купер, на ночь читанный. И своего кумира
он точно – превзойдет – вот в чем она умор-

ра, а  разве же не сам большой мудрец   Жан  Жак  Руссо
поближе завещал нам быть к  простой  природе?
И вертится в его мозгу рулетки колесо.
И версий совершаются таинственные роды.

 Шевелит крылышками чугунная муха на стене. Таращится пустыми глазницами Росинанта лошадиный череп. Посвистывает в крепких  ладонях мастера штурвал. Позвякивают струны гитары, прислоненной к мольберту. Вибрирует чутким металлическим язычком  хоммуз. Когда Данила берет в руки древний инструмент кайчи и подносит его к губам -- его картины оживают. Я оглядываюсь на стук дверей и во входящем в мастерскую волхве узнаю себя: борода, посох, хламида. Вот разве что с нимбом подкачал.  В окно виден пришвартованный к причалу потрепанный бурей парусник.  С  зудящего вибрацией крыл бьющейся о стекло мухи пиано, шаманя, Данила переходит на форте, в котором слышны и лязг доспехов, и звон мечей. На взлете фортиссимо из рамы выламывается рыцарь в доспехах. Он готов сражаться, но его поджидают  мрачные подвалы пыточных, где жирные доминиканцы будут «экзаменовать» его в истинной вере.
  Данила Меньшиков неистощим в своих версиях происходящего с нами. Мир левитирующих  ведьм, вступающих в самые неимоверные комбинации мифологических существ, --  в графике.  Перепады  от «разглядывания» под увеличительным стеклом зодиакальных узоров крыла  бабочки к  любованию Дамами  в шляпках  --  в  живописи. Малахитовая зелень камней в перстнях, под которыми хранится яд обольщения. Первозданная синева благородного клинка. Сентябрьское золото пиастров.  Художник приглашает  в мир таинственного, невыразимого, трудно постижимого с помощью racio. В его работах нет ничего буквального. Все мерцает «подтекстами» и «за-кадрами». Одна из его выставок называлась «Бабочки». И «конечно же, потому, что у этого слова есть второе  дно». «Так уж получается,  -- говорит художник о том , как он, шаманя и покуривая трубочки, «открывает третий глаз»,   --  когда начинаешь заниматься какой-то темой, то к тебе сам по себе начинает стекаться разный материал. Книжки какие-то. Изображения. И мне как раз попалась такая книжка о китайских мастерах . В этой книге рассказывается о буддийском монахе, который считал, что  бабочку нужно начинать рисовать с крыльев, потому что именно в них надо искать божественную сущность. В женщине тоже есть божественная сущность. Есть в ней  тайна, загадка, но, к сожалению, лучащаяся в ней красота, особенно юная красота – все-таки недолга.  У бабочки, у мотылька—тоже недолгая жизнь». Вот так вот , двигаясь  путями Владимира Набокова и Густава Майринка… 
 
Предрождественская выставка   работ Данилы Меньшикова в «Галерее Чернофф» собрала аншлаг новосибирского бомонда. Тут «тусанулись» и  «наше все», искусствовед  -- Володя Назанский, и  во Хармсе огородствующий художник  Николай Мясников, и выезжавший вместе с Данилой Меньшиковым на Алтай в поисках  шаманской харизмы Володя Берязев с женою Натали, и  бедный идальго рифмы Слава Михайлов, и почитательница таланта художника, корифей рекламы Лора Симанович.
   По ступеням вниз спускаясь, мы в который раз оказались в окружении заданных живописцем загадок. Я бы сказал  -- полотна Данилы Меньшикова реинкарнируют. Оживая в яви. Втягивая в себя образы внешнего мира. Они обладают свойством творить вечный спектакль с переодеваниями. При всей мифологичности его персонажи  узнаваемы. И  если благородная проседь  двойника Николая II  маячила на фоне полотна со скачущим вдаль тамплиером, которого неизбежно ждет судилище и костер, то это, несомненно,  -- знак.
    По  зыбкому перекидному мосту въезжаю в распахнутые ворота замка. В кого обратит меня кисть художника --  в  инквизитора, его жертву, волхва, набор курительных трубок,  крылышко мотылька, муху  или город на шляпке длинношеей красавицы? -- сие мне не ведомо… 

Юрий ГОРБАЧЕВ

Одна из основных тем творчества художника – тема женщины, женского начала. Тема многообразно варьируется, на разных уровнях, в разных аспектах. Это не только волоокие, длинношеии дамы-мечты в шляпах-кораблях, шляпах-замках, написанные с изысканной чувственностью, это и женственные ландшафты земли, это и тема вечной животворящей силы  женского начала, образ раковины, тема постижения двух мировых начал – мужского и женского.
         
                Владимир Назанский
         

--Женщина всегда загадка. Таинственное явление природы. И где же именно она проявится во всей своей завораживающей красоте? В своих нарядах? Рождаясь через них, как бабочка из куколки, расправляющая мокрые крылышки для полета? Или же когда совсем разденется? Где ее сущность? Вот что непонятно. Но и  раздетые и одетые женщины  прекрасны Создаваемые мной женские  образы всегда фантастические, выдуманные,  изобретенные, но почти всегда находится  прототип этой женщины.  Либо женщина сама узнает себя. Или кто-то узнает какую-то женщину. Почти всегда это происходит. Меня это не перестает удивлять и радовать…
                Данила Меньшиков

2000 год,кажется.

На снимке : Данила Меньшиков в своей мастерской , 2014  год.