Поле

Парусина неба чуть полощется,
Травами подрублен и исколот
Окоём, где выцветшая рощица
Собирает с поля птичий клёкот.

Стерния упруго в землю втаптывая,
Мчаться б оконь мне туда и более
Не загадывая, не раскапывая
Принимать свой век, как скачку в поле.

Разорвав таинственную поросль
Из подзора трав, сквозь хищный шорох
Пронестись в нетронутый покосами
Всхолмий край, в сгущённый неба творог.

Тварный мир, к седлу не приноровленный,
В трепете и жаре жизни петель
Годовыми кольцами помолвленный
С гибельной обителью столетий,

С хрустами сомнётся и расступится.
Но ещё и топот не полёг,
Вскинет острия на солнца ступицу,
Завернётся в белый дым дорог.

Это ли, скажи,  удел смирения?
Или есть такие рубежи,
На которых  жажда откровения
Принимает немоту души?

Спешенному даль переиначена.
Трепеты, касанья… В тишь и звон
Сердце,  прянув, покатилось мячиком…
Кануло в лазурь с шести сторон.