Мода на грусть

Всё это пройдено, всё это многажды спето.
Шестидесятые прошлого века, увы
Прошлого века, теряются в памяти где-то.
Лишь имена серебрятся в тенетах молвы.

Лишь имена зимним вечером, словно снежинки,
В небе витают, в холодном безмолвье ночном.
Сентиментальные слёзы чисты по - старинке.
Вот, обернусь, Даниэль у меня за плечом.

Ныне другие ложатся на струны аккорды.
Песни врываются в душу напористей, злей.
Только осталась свобода, мотив её гордый,
В шестидесятых, где Галич поведал о ней.

Кто-то сумел не удариться в пошлость, в плебейство.
Кто-то взвалил на себя этот злой пересказ:
Время тиранов, палачества страшное действо.
Время родившее и воспитавшее нас.

Кто-то покинул Союз, примиряться не в силах,
Стал эмигрантом, но в землю чужую не врос.
Кто-то остался и если цветы на могилах,
Значит свобода, еще не решенный вопрос.

Можно забыть о Синявском, забросить архивы.
Можно оставить  правдивость и ложь на потом.
Что же Рылеев, Бестужев? Они ещё живы!
Шестидесятые напоминают о том.

Всё это помнится, всё это многажды спето.
Боль остывает, на сердце рубцуется шрам.
Годы борьбы и надежды венчает примета:
Красной империи полуразрушенный храм.

Господи, в сердце живёт на тебя упованье,
Пусть оно тоньше былинки, прозрачней воды,
Дай за дела наши чёрные меру страданья,
Столько же радости дай за святые труды.