Искусство развоплощения

О поэтическом творчестве Ирины Валериной

     Пишущий об искусстве, кто бы он ни был - искусствовед, музыковед, литературовед - решает практические задачи и строит теоретические модели, выражающие специфику форм мировосприятия и миропонимания. Теоретический аспект исследований порой опережает практику искусства настолько, что оказывается понятен лишь искушенному ценителю. Но когда теоретик встречает наглядное подтверждение своим концепциям в произведениях конкретных творцов искусства, то это можно назвать воплощением отвлеченной идеи в художественном образе.      
     Если говорить о поэтическом творчестве, то в плане интерпретации отвлеченных обобщающих понятий особенно наглядными являются стихи Ирины Валериной. Конечно, подобно тому, как есть разные уровни восприятия и осмысления, точно так же есть и разные уровни художественного выражения - от совсем простых до лексически и семантически богатых настолько, что представляется отнюдь нелегким делом облечь в словесную форму интуитивные образы и ассоциации. Именно поэтому у каждого мастера слова свой читатель. Стихи Ирины можно отнести к высокому уровню поэтического осмысления и выражения, что предполагает в их читателе соответствующий узор души, то есть изысканность чувства и мысли.      
     Творчество этой поэтессы замечательно и в практическом, и в теоретическом смысле. Например, можно изучать ее оригинальные рифмы, архитектонику текстов, их графическую пластичность, ритмические особенности, метафорическое многообразие, отыскивать стилистические тяготения и параллели, сочетания лирического и эпического. Но еще более интересно посмотреть на тексты автора с позиций философии и откровения как самостановления объективной идеи, воплощающейся в художественном образе посредством человека. Как здесь не вспомнить слова Платона о том, что настоящим философом может быть только поэт. Это утверждение остается актуальным во все времена и всякий раз ставит вопрос: каким должно быть поэтическое слово, чтобы его можно было отнести к сокровищнице философии?      
   Как обычные слова повседневной речи взаимодействуют друг с другом? Какая сила приводит их в соответствующие отношения и сочетания в поэтическом тексте? Среди поэтов есть такие, читая которых, убеждаешься, что здесь нечто большее, чем одно только субъективное отражение и выражение. Возникает мысль о некоем нисхождении свыше чего-то объективного, изначально неизъяснимого. В этом видится самая вдохновенная радость творчества и познания. Таково свойство стихов Ирины Валериной.    
     Чтобы лучше понять многомерность и смысловую полифонию ее текстов, целесообразно вспомнить об одном слове. Это слово - миф. В греческом словаре у слова миф более 50 значений, среди которых есть такие, как "слово" и "невидимая ткань мира". В то же время мы знаем, что миф - это смысловое становление, развернутое во времени. Есть такое понятие как историческое приращение смысла текста, а, стало быть, и смысла слова. Иначе говоря, слово есть в определенном смысле миф. Не вследствие ли этого считают, что слова управляют поэтом, а не он ими? Доставшееся в наследство от идеологической борьбы противопоставление мифа и реальности давно пора отбросить как заблуждение. В силу сказанного реальность и миф - тождественны, и знание этого есть самое мощное средство художественной выразительности. Ирина виртуозно пользуется таким средством.      
     Перед читателем ее книга стихов "Держась за воздух". Как держаться за нечто невидимое? Но что для поэта есть воздух, как не слово и мир, созидаемый словами. Слово - миф и невидимая ткань Мироздания. Неспроста автор часто употребляет такие слова как междумирье, междустрочье, подчеркивая этим существование за гранью повседневного, обычного. Таким образом, ее воздух, как вечная мифологема, крепче любой кирпичной стены, рассыпаемой в пыль силой художественного образа.      
   Книга составлена из нескольких разделов, отражающих разные периоды жизни и становления автора. Как в калейдоскопе возникают картины воспоминаний детства, юности, поисков зрелых лет, осмысления себя и своего места в мире. В стихах Ирины можно найти художественную трактовку самых разных понятий. - Что есть человек и окружающий его мир? Что такое любовь, жизнь и смерть, и в чем вообще смысл существования? Ограниченное во времени существование человека преодолевается мифологизацией его мыслей и чувств. Так происходит экстраполяция в запредельное - бесконечное, вечное и в принципе неизъяснимое, проявляемое лишь в становлении смысла.       
     Яркой стилистической особенностью стихов Ирины Валериной является их смысловая гибкость, текучесть, как будто слова рассыпаются из волшебного рога изобилия, выстраиваясь в сложные ассоциативные пласты. Это непрерывное перетекание от слова к слову вызывает ощущение неостановимого  и непрекращаемого звучания даже после того, как весь стих прочитан. Чувства и мысли в строках столь интенсивны, что захватывают читателя подобно лавине, будоража его воображение, сокрушая, возвышая, низвергая - и очищая душу от бытовой заскорузлости.      
     Поэтическое полотно у Ирины широкое, многоцветное и причудливо узорчатое, смыслы его многозначны и глубоки, а охватываемые им эпохи теряются в бездне прасуществования, равно как и в перспективе, задаваемой осмыслением инобытийного. Поэтесса говорит исключительно от первого лица, проживая в строках многие разные жизни: "...и я пришла - идея набухшего вселенского зерна".      
     Еще одна особенность стихов Ирины Валериной - их эпический характер, обусловленный образным богатством, погруженностью в архаику в сочетании с актуальностью звучания в настоящем. Замечательно, что эта эпическая полифония исполнена самого изысканного и нежного лиризма: "...стала бы тонкой нитью эха серебристых трубчатых колокольчиков, разучивших мелодию ветра".      
     Поэт - камертон Вселенной, он дышит словом как мифом, все переживая и проживая в своем сердце. Пережитое и преображенное становится реальностью поэтической ткани: "и буквами удерживая небыль".      
     Человек, как персонифицированный миф, есть Вселенная, познающая себя в его сердце. В генетической памяти каждого пребывает всё когда-либо существовавшее, в том числе и все поколения людей. Личностное многообразие поэта обусловлено теми историческими персонажами, которые близки ему по духу. И когда поэт оказывается в их статусе, проживая в себе жизни давно ушедших и близких ему героев, то это не просто игра воображения, но ткущееся мифологическое полотно, разворачивающееся в смысловой повседневности настоящего. У Ирины подобных стихов немало: "и со мной читают вечность неотправленные строчки все, кто умерли когда-то, но уверены, что живы".       
     Ценность стихов измеряется их глубоко личными мотивами, трансформированными в универсальное всеобщее. Поэтому они проникают в душу любому, кто чуток к поэтическому слову. Стихи Ирины Валериной отмечены этой печатью универсализма. В них много боли, трагического, чувственных катаклизмов, но без малейшей аффектации, и в то же время они исполнены силы, выдержки, терпения, стойкости, нежности и любви.
     В ее стихах одновременно наличествуют пейзажные картины, облаченные в сложную драматургию психологических перипетий, исторические аллюзии и мифологические параллели, возвышенная романтика сказочного и суровая правда обыденного. Они засасывают как водоворот – мощно, стремительно и всецело. Однажды в них погрузившись, начинаешь жить в многомерности авторского образного строя, к ним хочется снова возвращаться, читать вслух, повторять и вслушиваться, ибо всякий раз они открывают что-нибудь неожиданное новое.
     Поэт пишет не из праздности, но потому, что в этом его среда существования, его дыхание, его воздух. Тем более что в жизни зачастую бывает так, что, живя среди родных и близких, поэт не встречает понимания, оставаясь одиноким. Непонятый он погружается в свой мир, замыкаясь в нем: «Время в словах теряться и слово прятать» - таковы слова Ирины о тканом полотне поэтического одиночества. А сколько горечи в таких ее словах: «Подавленные слова оцарапывают гортань, но я молчу, хоть молчать невмочь».
     Вообще когда читаешь выстраданные душой слова, превозмогающие художественной силой беды и напасти, чувствуешь себя обязанным совершить героический поступок: «Значит, сжимая зубы, снова сплетать в ночи нити, слова и веру в то полотно, что сможет выдержать междумирье, проклятых излечить [жаль, не тебя, мой старший, жаль, не тебя, хороший]». И еще о неизгладимом чувстве к рано ушедшему брату: «…и держусь за память, за тень возврата, за пригоршню праха с могилы брата».
     Очень важно, когда мысль и слово находят свое подтверждение и завершение в поступке. Только в этом случае написанное имеет силу правдивости: «…жизнь есть глагол, - и, значит, не кончится никогда».
     В словах Ирины «Все Одиссеи помнят дорогу к дому, но возвращаются только те, кого вечно ждали» правда мифа заключается в том, что она, как автор, сама способна на такое ожидание. Поэтому вправе ожидать от мужчины решимости действия: «В новых словах моих много узлов, но нити этих узлов ждут не пальцев – меча».
     Можно не сомневаться, что эта книга вызовет большой интерес в читательской среде, а для многих станет другом и камертоном личного совершенствования.