Ехал король на охоту, встретил цыганку Уцу

Танцевала на улице, на горячих камнях,
бубенцами на бубне гремучем звеня;
ты подъехал верхом и глядел на меня,
я вертелась вертушкой, пестротою дразня.

А потом я гадала для тебя в стороне,
и теперь ты звенел - золотыми в мошне,
обещал заплатить за гаданье втройне,
если после уедем мы вдвоём на коне.

Ты уехал один - но порою ночной,
ты с пажами к стоянке приехал за мной.
Что почти коронован, говорил, что вдовец,
и - взаправду ли, нет ли - зазывал под венец.

Золотыми звенели бубенцами слова.
Возле деда стояла, ни жива, не мертва.
У пажей молодых на боку - по клинку.
"В каждый год високосный мне родишь по сынку,

будет четверо смуглых курчавых парней,
каждый мальчик - отрада родительских дней,
будешь с ними гулять в драгоценных шелках,
в ожерельях и кольцах, в голубых сапожках."

Как представила я променад в сапожках -
не могла удержаться от улыбки-смешка.
"Господин мой и принц, извини, рассержу -
но гадалка я знатная, правду скажу:

если ты приведёшь меня во дворец,
мои руки в неделю отекут от колец,
а когда я рожу четверых огольцов,
ты, наверное, будешь нежнейшим отцом -

но меня позабудешь, как объедки на блюде,
вы, богатые, только красивое любите.

Сыновья подрастут, я умру, ты умрёшь.
Как ты думаешь, будет ли сын твой хорош
для баронов твоих - как новый король?
Или скажут: замешали в золотой серебро?

В лучшем случае, милый мой - ради отца -
цыганятам дадут убежать из дворца."

Повернули пажи молодые коней,
поскакали за принцем от цыганских огней.
А от наших огней на ранней заре
только угли остались в остывшей золе.

Через год родила я мальца.
Он во всём был похож на отца:
черноглазый крикун и певец.
Привязала к руке бубенец.

Назвала его - в честь короля молодого.
На счастье.
А что такого?