Дюжина дюжин. I. Лекарство для души

1.    Родной деревни тишина

Когда душа иссечена
и жаждет отдохнуть,
родной деревни тишина
призывно манит в путь.

От толчеи, от суеты,
от городских огней
уносят прочь меня мечты
в простор родных полей.

Там неба синь, там воздух чист,
там дышится легко.
Весёлый птичий пересвист,
парное молоко.

Колодец там с живой водой,
в ногах - трава ковром.
Там под берёзою большой
меня ждёт старый дом.

У жизни там своя цена,
там мысли хороши.
Родной деревни тишина -
лекарство для души! 
               

2.  Отпустите меня на волю

Отпустите меня на волю
в бесшабашные те года:
хлеб ржаной с крупной серой солью,
из колодца - живая вода.

В полумраке сеней - прохладно,
вдоль стены - большая скамья,
а на ней - рядком, аккуратно
крынки глиняные стоят.

Ну а если с крыльца спуститься
и к околице - прямиком,
то увидишь там, может случиться,
стадо, пахнущее молоком.

А чуть дальше в пруду заросшем
тихо шепчутся камыши,
и от узенькой стёжки-дорожки
васильки разбежались по ржи.

Сколько воздуха! Сколько простора!
По холмам разлеглись поля...
Я давно перебрался в город,
но душою - в деревне я!



3.   Дождь      

 
Входную дверь раскрою настежь
и выйду, распахнувши руки.
Ну надо же, какое счастье! -
гуляет дождь по всей округе.

Дождь молодой, задорный - ливнем,
и пузыри - гурьбой по луже.
За  частоколом мокрых линий
пространство кажется всё уже.

Сбегу с крыльца, смеясь, вприпрыжку
и обнажу по пояс тело.
И капли, разбиваясь в брызги,
по мне запляшут оголтело.

Под ласками небесных струек
я стану счастлив и спокоен,
как будто влажным поцелуем
самой природы удостоен.

И в этом струйном хороводе
вновь обрету я радость лета...

И вспомню мамино:
«Володя,               
дождь  -   это добрая примета.»




4.  Купалось солнце            


И быль, и небыль:
                цветущим летом
пылал край неба
                закатным цветом.


В пруду заросшем
                в усадьбе барской
купалось солнце,
                играя ряской.

Кругло и ало,
                дела уладив,
легко лежало
                на водной глади.

Камыш недвижим,
                не шелохнется,
любуясь видом
                нагого солнца.

И молчаливо
                в поклоне низком
дивилась ива:
                светило – близко.

Стояли копны
                вдали степенно,
и запах томный
                рождало сено.

Расправил крылья
              туман несмелый,
и солнце скрылось
               за дымкой белой.




5.  Светлое Воскресение

Светало.
Ветка краснотала
в незанавешенном окне
сквозь тюль тумана проступала
в полупрозрачной тишине
святого утра.
                Колокольный
чуть слышен звон издалека:
небесной тропкою окольной
он поднимался к облакам
и, отражённый, опускался,
касаясь слуха;    сон весны
ничуть нарушить не боялся,
считая видимо, что сны
ей видеть хватит:
                отдохнула –
вставай, ведь дел невпроворот.
Вот стайка воробьёв вспорхнула
с амбара,  прямо у ворот
сарая  –  важный, в черном фраке,
гуляет грач, слегка косясь
на будку дремлющей собаки.
Он, засмотревшись, прямо в грязь
шагнул и очень удивился,
и, возмущённо  гаркнув: «Гра»,
взлетел.  Таким с утра открылся
вид деревенского двора.

Все было мирно и спокойно,
как почки вербы на ветвях.
И звук далёкой колокольни
не нагонял тоску иль страх,
а навевал волну благую,
и, растворяясь в ней, душа
слегка, как губы поцелую,
приоткрывалась не спеша
и начинала путь –  с начала,
от сотворения Земли.

Лампада в доме освещала
святой иконы светлый лик
с глазами грустными от ласки,
за ней таилась тень креста...

Так начинался праздник Пасхи –
день Воскресения Христа.



6.   Пора!

Всё чаще хочется махнуть на всё рукой,
уехать прочь: подальше, в глушь, в деревню
и обрести там внутренний покой
среди полей, лугов, лесных деревьев.

С утра чуть свет пройти росой к реке,
совсем по детски восторгаясь: «Клёво!»
Под сенью ивы с удочкой в руке
ждать терпеливо утреннего клёва.

И наловить плотвы и пескарей,
азартно возбуждаясь при подсечке.
Домой вернуться с тем, чтоб поскорей
отведать щей из щедрой русской печки.

Чуть отдохнув, в колодце с «журавлём»
черпнуть из глубины ведром... лекарства,
шутя твердя: «Да если б был царём,
за эту воду я б отдал полцарства».

Подле колодца бабушки гурьбой
на лобном месте местных пересудов,
почти с утра судача меж собой,
самих себя и всех и вся рассудят.

Им поклонюсь, степенно, не спеша,
остановлюсь и справлюсь о здоровье.
В глазах у каждой светится душа
неистребимой истинной любовью.

Согнутые, кто с палкой, кто с клюкой,
(их гнула жизнь, как спинки стульев венских),
мне молвят вслед: «И шо, что городской,
да по всему видать - из деревенских».

И станет мне спокойно и легко,
весь растворяясь в деревенском быте,
почту, что пить парное молоко -
важнейшее из суточных событий.

Здесь мир - не тот, в котором я сейчас.
Здесь время и размеренно, и плавно...

Раз хочется - махни рукой тотчас:
видать пора
задуматься о главном.


7.   Возвращение в детство

Вяло тлеет за лесом закат,
по низинам туман расплескался,
к горизонту сползлись облака...
Наконец-то я здесь оказался!

На холме деревенька моя,
окна в окна - дома вдоль дороги.
А вокруг расстелились поля...
Здесь уходят куда-то тревоги.

Воздух пьян от дурмана цветов...
Здесь печаль, что порой донимает,
как дымок от далёких костров
вверх взлетает и медленно тает.

На холме деревенька стоит,
тишиною вечерней объята,
здесь душа ни о чём не болит,
и усталость уходит из взгляда.

Здесь мальчишкой провёл не одно
бесшабашное яркое лето
средь таких же, как я, пацанов
в окружении солнца и света.

Поутру бегал здесь по грибы
и в пруду в жаркий полдень купался...
Невозможно деревню забыть!
Наконец-то я здесь оказался.

Оказался я здесь не зазря -
я к истоку пришёл прикоснуться.
Раз жива деревенька моя
в детство всё-таки можно вернуться.


8.  В мире покоя и красоты

Перебираюсь из ада. В рай –
 здесь на земле – где порою вешней
благословенный озёрный край
сердце врачует и душу тешит.

Годы, убитые наповал
в пекле столичном, в котле кипящем,
грезил в бреду, наяву мечтал
жить в непридуманном, в настоящем

мире покоя и красоты,
пусть напоследок, в конце дороги.
Долго объятия суеты
не разжимались. Но вышли сроки:

перебираюсь. Забрезжил свет.
Тьма отступает. Яснеют дали.
И ничего благодатней нет
старо-уездной земли Валдая.

23 августа 2012 г.


9.  В трёхстах верстах от суетной столицы


В   трёхстах верстах от суетной столицы
в лесной тиши
над светлым озером большие птицы
на крик души
из синевы призывно отзовутся,
к себе маня.
и зов с небес  поможет мне очнуться.
И жизнь моя,
которая всё больше за плечами,
чем впереди,
отринет, наконец-то, все печали
и наградит
спокойными раздумьями о вечном,
чего не мог
себе позволить в сонме быстротечном
забот, тревог.
И гордый бег  лихого иноходца
сменю на шаг.
Живой воды из старого колодца
налью в ушат
и опрокину разом на рассвете
на голый торс,
а  полотенцем будет свежий ветер,
и ложный форс –
наросшую коросту –  смою напрочь.
Совсем не вдруг,
раскинув руки, опрокинусь навзничь
в цветущий луг
и силу от земли родной впитаю,
увижу свет.
И оживу. И истинно познаю,
что смерти нет.

16 июля 2012г.



10.  Деревенская жизнь


Деревенская жизнь подвизается тихой сапой
к избитой душе,
точно кошка, которая мягонькой лапой
гладит руку. Но ею же – и убивает мышей,
 
выпуская когти, что скрыты в подушечках
шёлковых, и на вид, без шипов.
Иванов Ивановой лениво промолвит: «Душечка,
я готов».

И она, на таз с полотенцами, мочалками, мылом
указав глазами, ему отвечает: «Милый,
и я готовая; вот – возьми».
Суббота летняя, стрелки ходиков возле семи,

Ивановы – он с тазом, она со свёртком белья – парой
идут к Митрофановым в баню на берегу реки.
Через час – вертаются. «С лёгким паром!» –
говорят им бабы грудастые и высушенные мужики,

старухи сморщенные, пацаны с веснушками,
козьей ножкой дымящий на лавочке дед Евсей
и малышка с бантиками, розовая и послушная, –
все без исключения, кто бы ни встретился – все

приветствуют их: «С лёгким паром», «Здравствуйте»,
кое-кто добавляет: «Мария Петровна» и «Фёдор Кузьмич».
Ивановы – намытые, распаренные, красные –
спокойны и расслаблены;  улыбаются... 
                Чёрт возьми!

как же здесь, на деревне, живётся здорово!
Боже ж мой! как же тут хорошо и славно...
Но вернёмся к кошке: с когтями – та символ города; 
а деревня суть кошечка с нежной лапкой.



11.  Размышления в деревенском доме  (отрывок)

…Гляжу  на чаек и ворон,
Которые  со всех сторон
Слетаясь, кружат за окном
Над тихим озером.  Мой дом
Стоит на самом берегу
И окнами глядит на воду,
И всю галдящую природу
Из кухни  видеть я могу.
В душе такая благодать,
Что телу хочется летать –
Не с печки на пол, а парить,
Полётом душу одарить
И вспомнить юные года,
Десятиклассником когда
Мечтал на лётчика учиться.
А, правда: жаль, что мы не птицы,
Нам, грузным, не по силам высь,
Нам никогда не вознестись
Над суетою серых будней.

В который раз меня разбудит
Не чья-то лёгкая рука,
А дуновенье ветерка
В окно, распахнутое настежь:
Оно раскрыто, что бы счастье –
Земное пониманье рая –
В любой момент, преград не зная,
Могло впорхнуть за занавески
Легко, как под фату невесты,
Идущей с избранным к венцу…


12.  Благая земля

Когда  у порога возникнет беда,
Когда наступает усталость,
В Нарачино я приезжаю всегда,
Пусть даже на малость.
Пусть только на день, или лучше на два,
Коль нету недели,
Когда сердце рвётся и голова
На самом пределе.

В Нарачино тишь и спокойная гладь,
С большими глазами озёра,
И Богом дарованная благодать
Без всякого спора.
Здесь воздух прозрачен, прохладен и чист
от края до края,
и кружится в вальсе берёзовый лист
Валдайского рая.

В сосновом бору над прозрачной рекой
Порою брожу я беспечно,
Где белые мхи навевают покой
И думы о вечном.
Усталое тело излечат вода
И пар русской бани
И душу избитую тянет сюда,
Нарачино  манит.

Когда в душном городе мучают сны,
Немедленно  надо проснуться
И в Мшенский источник святой глубины,
Крестясь, окунуться.
Не буду терзаться сомнения для –
Вернусь  в Бологое,
Разбитое  сердце благая земля,
Одарит покоем.

Я знаю насколько бесценен сей дар
И всем существом понимаю
Останусь когда-нибудь здесь навсегда.
Вот только не знаю,
Не знаю пока я когда этот час
Свершится, случится –
Вцепилась железными лапами в нас
И держит столица.