Исповедь. Поэма, Глава 8, 9

Глава 8.
Ах, как не вспомнить словом тихой грусти
Минуты возрастания, природу,
Мгновения – годам судьбы в угоду –
И зарождение простого чувства!

Семья на грани бедности стояла,
И я уж бесприданницею стала,
Но Он! Явился рыцарем усталым
И спас отца, Бессильного бороться…
Меня же озадачил благородством,
За внешностью суровой – доброта!
Смельчак, храбрец, святая простота!
О нём – «боец с седою головой»!
Войны Наполеоновской герой,
Израненный, с расшатанным здоровьем,
Умён, богат, хорош собою, скромен!

Он был уже с изрядною судьбою
(Почти сорокалетний генерал)
И, думаю, вовсе не ожидал
Что я отвечу сердцем и рукою…

Прекрасное, трагическое время:
Проблем неразрешимых – оберемя;
Но Он являл понятие и милость –
Я жертвовать себя ему решилась
Не по любви! Меня Он привлекал…
Господь благословил и обвенчал.

Мягкая, душевная сердечность
Мужа моего – нашла ответ!
Я пленилась чувством «страсти нежной»,
Снова полюбила божий свет:
Позабыла прежние напасти,
Осознав незримость обязательств,
И почла за истинное счастье
Неподдельно преданною быть,
Знать его идеи, дорожить…
Дружеской заботою, участьем –
Отвечать! Да что тут говорить!



Глава 9.

Затем три года счастия, довольства —
Москва имела эдакое свойство:
Считалася в имениях окрест
Общероссийской ярмаркой невест.
И потому зимой — балы, веселье,
А это — и отрадно, и заделье!

В столице азиатской простодушной
Я сделалась хозяйкою радушной,
Женою сердобольной и послушной...

Про то великий Пушкин рассказал,
Меня Татьяной Лариной назвав!
В девичестве Апухтина. Фонвизин
Мне мужем стал. Известный генерал.
Историю моей семейной жизни
Тот знает, кто «Онегина» читал.
Я  и сама не раз его листала.
Поведаю, что с «Милой Таней» стало
И как Её суровый «рок отъял»!

Супруг мой — самых благородных правил
И потому по делу «декабря»
Он в каторгу сибирскую отправлен,
А я за ним, осужденным, пошла.

Нельзя сказать, что это стало громом
Среди небес или погожа дня:
Питала я сочувствие к «идеям» —
Он посвящал в свои дела меня.
Но «дело» оказалось вельми грустным!
 И, хоть супруг мой честь не уронил, —
Однако же, невольно уступил
Тревожно-лихорадочному чувству:

«Бесславием фамилию покрыл?
Или, напротив, верно поступил?»
Его Палач — подобие Прокруста —
Был совершенен в пыточном искусстве!

Раскаянье. Признание вины —
И соколы уж больше не вольны:
Был самооговор и наговор...
На слабость духа — совести укор...
Хотя за кандалы и казематы
Прощаются и большие утраты!

Дворянское сословие отныне
О Матушке — Второй Екатерине —
Попомнит: Чудо-грамота забыта,
И новая жалована — Обида
Телесных наказаний, кандалов,
И виселиц, и снятия голов,
Лишения дворянства и чинов...
Ах, генерал-майор! Герой Фонвизин!
Ужели «умышлял цареубийство»?
И уличён в бунтарском заговоре —
На горе мне, страдалице, на горе!