Счастьем полнятся картины

                Жене с любовью.



        НАПИШУ И НАРИСУЮ

Вот такую, вот такую(!)
напишу и нарисую -
то ли в строчке между знаков,
то ли в точке на холсте.
Знаю, будет одинаков
твой портрет из дивных злаков,
из лучистых дней,
                однако, -
я рисую на листе.

Не волшебными лучами, -
в них есть что-то от печали,
акварельным нежным цветом
сотворю я образ твой:
филигранно - кистью света,
из смешинок звонких
                лета,
из кувшинок, из листочков,
да стрекозки-запятой.

Улыбаются мне двое:
в голубой лазури - море
и, глядящие с портрета,
в брызгах солнечных глаза.
Исчезает тень багета
в златотканных искрах.
                Вето -
на полуденные тени,
да и время на часах.

Вот такую! Вот такую -
напишу и нарисую...



              НЕЗЕМНОЕ

Мы кожею друг к другу прирастём -
подобно двум оливам на рассвете -
в объятиях встречать рассвет вдвоём.
Да значимее есть ли что на свете?

Нам больше не важна вербальность слов.
Соцветья звуков заменяют руки.
Они касаньем сушат бражность снов
и сопричастьем порождают звуки
из неземного цикла бытия,
где из земного -
выдох:
-Мой...
-Моя...

Мы мыслями друг в друге прорастём,
украсив мир забытыми лучами.
Ты видишь, как искрится водоём
на той планете, что лежит пред нами?

И по-земному пишет солнца луч:
-Ты мой.
-Моя! -
пробившись из-за туч.



ТЫ НЕ ДАРИ, ПРОШУ, МНЕ ВАЛЕНКИ

Когда я стану дедом стареньким,
как фига древняя в кармане, -
ты не дари, прошу, мне валенки,
а подари-ка лучше сани.

Не филигранные, точёные,
а те - из детства - в три дощечки.
И мы, снегами истончённые,
слетим на них до самой речки.

И что нам - ярости агония,
да от полозьев плюхи снежные!
Когда звучит одна симфония -
хрупка в прозрачности и нежности,
когда летит одна мелодия -
колечком звонким рядом катится...

Кто там на пристани?
- Да, вроде, я.
А рядом ты - в цветочном платьице.

Да разве смогут вихри снежные
не пропустить такие сани!?
Летим мы пьяные от нежности,
нежданно молодые сами.

...Когда я стану дедом стареньким,
как фига жухлая в кармане, -
ты не дари, прошу, мне валенки,
а подари-ка лучше сани!



      МАЛЕНЬКОЕ ЧУДО               
Сотворяю чудо.
Не сердись, гадаю!
По твоей ладошке
листьями-годами
выстелю узоры:
золото, рубины -
пламя от берёзки,
в горсточке калины.
И ещё рассветный -
самый первый - лучик.
Погоди, примерю...
Да, вот этот лучше!
Сверху трель синички,
дабы было звонко,
серебро с реснички.
Хвойная иголка
завершит стежками
маленькое чудо.

Дай-ка, погадаю.
Разве это худо?

Будет море солнца,
буйство красок, света!

Видишь, я умею
возвращать нам лето!



ЖДУТ МЕНЯ НА СТАРЕНЬКОМ ПРИЧАЛЕ

Целый год учился я началам -
по шажку, как в детстве,
по шажку...

И волной - не то, чтобы качало -
в криках чаек било по виску
галькою да мелкими камнями.

"Добры люди" знают толк в камнях...

Вместо круга - камешки.
Цунами
раз иной рождаются под: - "Ах!"

Да о чём я?
Это ли печали?!

Всепрощеньем божьим за грехи
ждут меня на стареньком причале
женщина
и тихие стихи.



           СЛУШАЙ...

Послушай счастье.
...Вихри полечки...

Ах, как нежна певучесть звонкая!
Должно быть, апельсинов долечки
на Новый год так пахнут ёлками.

Под брызги сока и шампанского
бокал расцвечивают радугой,
врываясь тайной океанского
масштаба
или просто радуют.

Ты слышишь эти звуки дивные,
мной принесённые охапками?!
Те - неприметные, наивные,
что ни ладошками, ни шапками
не зачерпнуть на плёсах вечности,
не передать в стожках, да стёжками,
и где росточек человечности -
в листке берёзовом с серёжками.

Ты слушай, слушай...
Счастье - тихое.
Но как нежна напевность тонкая!
Должно быть, очень многоликое,-
когда под праздник входит ёлкою.

Возьму в полях пушистой снежности -
не для забавы-развлечения,
а сотворить росточки нежности
над тем,
что мы зовём течением.

Послушай счастье -
вихри светлые...



         АЭРОДРОМ ЛЮБВИ
               
Ладошки - мой аэродром -
бескрайней нежности бетонка,
очаг тепла,
                согретый дом
и песня, спетая негромко.

Запоминая их узор, -
губами прошлое меняю,
когда охватывает взор
гармонию дороги.
               
                Знаю,
что продолжением судьбы,
её, как видишь, главной частью,
есть породнение тропы
в почти незримой точке счастья
к той полновестности земной,
как к поцелуям во Вселенной.
Твоей ладошкой, что волной
укрыт -
                щемяще-милосердной.


Твоя ладошка - мой причал.
Здесь, возвращаясь из похода,
я на своих руках качал
тебя в каюте теплохода.

И вновь припомнив давний сон
с просветом неба вдоль пилотки,
зубами стискиваю стон,
губам доверив нежность взлётки.



             ВСТРЕЧАЙ!
               
Не оставлю ни денег на карточке,
Ни помпезно-тяжёлой дохи.
Только буковки, знаки, да галочки
Вдоль бегущей в пространство строки,
Горизонт неба чистого, звёздного
И перронов щемящую быль -
Я оставлю.
Вернусь к тебе –
                вёснами,
Летом –
               ветром, пьянящим ковыль.

Я вернусь  из пространства постылого…
Без тебя разве есть где-то рай?
Прошепчу я листвой: «Здравствуй, милая…»,
Ветер эхом подхватит: «Встречай!»

И вернусь,
                рассекая галактики,
Ни к чему из созвездий мосты,
И не важно - на юге ли, в Арктике,
Но ты встретишь меня.
Знаю –
               ты!



ПУСТЬ ТОЛЬКО СЛАБЫМ СЛЕДОМ ПЯТНИЦЫ...

Пусть только слабым следом пятницы
я был бы смыт волной по случаю
или глотком казался пьянице,
однако, есть мгновенья лучшие:
купаться в небе над озёрами,
вглубь облаков ныряя ласточкой,
лететь к тебе, -
коснуться взорами,
не став при этом только "лапочкой".

Я буду озером желания,
седым пророком - в ожидании,
и тем, кто ищет жадно знания,
и принцем Гамлетом из Дании.

Я стану утром.
                Первым лучиком,
будить, осыпав поцелуями.
Шагну с тобою не попутчиком,
не истуканом с аллилуйями.

Готов судьбу испить до донышка
чеканя в гранях верность истины:
- Родная, ты мой лучик солнышка,
вплетенный в жизнь златыми нитями.



             МОЯ

А ты и не капризная,
да слёзы – в три ручья.

Чириканьем пронизано
взъерошенное: «Чья?!» -
на ветке птицы дразнятся,
перевирая стих,
неведомую разницу
вместив проворно в штрих.

Чирикают задиристо!
Попробуй-ка пойми -
о чём там «ясны финисты»
беседуют с людьми?..

То, прилетев на веточку,
пропрыгают в застрех,
сойдясь в борьбе за ленточку,
вдруг нужную для всех.

То виснет разногласая,
чудная тишина…

- О чём ты, ясноглазая?..
И в чём моя вина? –
опять вспорхнёт вдруг нажитым,
врываясь в диалог
чириканьем размашистым,
срывая чёткий слог…

А ты и не капризная,
хоть слёзы – в три ручья.
За птичьими репризами
шепчу: «Моя… Моя!»


               СОЛОМИНКА

Ах, этот плащик! Плащик маленький -
не пропуск в рай - оплот спасения!
В него зароюсь, словно в маменькин
когда-то в прошлом,
до рождения.
Как ни крути, а всё ж - соломинка
в ознобном жаре вихрей омута.
И я, застыв верстой коломенской,
молюсь бессвязно и без опыта.
Шепчу губами непослушными
слова беззвучные и робкие,
но кажется,
сейчас оглушат нас -
пробившись в мир своими тропками.

Ах, этот плащик -
плащик маленький!
Пишу тебя я на скамеечке -
средь пёстроцветья
вижу аленький
цветочек,
выросший из семечки.

Да что за плащик! Плащик аленький -
не пропуск в рай - моё спасение!
Уткнусь в него я, словно в маменькин,
когда-то в прошлом,
до рождения...



  КАРТИНА, В КОТОРОЙ ЗАХОЧЕТСЯ ЖИТЬ

Ветрами заштопать камзол переулка,
по ивам пройтись гребешком,
а ночью случайно услышать, как гулко
прошлёпает дождь босиком
по сонному парку, вдоль рельсов трамвайных,
забытый листок отцепив.
Свидетелем стать при рождении тайны,
скользящей по звеньям цепи
с железной оградки в лохматую шапку,
что ель сторговала себе.
И позже увидеть – ни валко, ни шатко
шагает дождишко к трубе.
Услышать мелодию альт-саксофона –
тягучий,  задумчивый блюз.
Всё это смешать и затейливым фоном
на краешки выложить блюд.
А дальше так просто черпать мастихином,
гурманом  слои наносить!

Ты знаешь, мне кажется, выйдет картина
в которой захочется жить.



      И РОСЧЕРК КИСТИ НА ХОЛСТЕ

Я светом стал.
Не зыбким, не ночным,
что зыбку иногда игрой балует,
а бесшабашно-радостным,
хмельным,
который обожаем и милуем.

Я вновь лечу
без вязких рубежей,
заявку не заполнив для полёта,
под хмыканье породистых мужей,
не смогших оторваться ни на йоту,
поправ закон гласящий:
- Упаси...

Пыльцу златую сдунув с поднебесья
Струна меридиана встретит песней
и щедростью поделится:
- Носи!

И я несу бесценный тот мотив,
нанизывая кистью цвет на звуки, -
лучом волшебным, чтоб к тебе войти
и закружиться,
взяв тебя
на руки.



         РАДИ ВСТРЕЧИ

Перебежчики, наверно,
из божественного сада,
потеряемся в тавернах,
в закоулках дум
и рады,
рады мыслям:
как накатят,
понесут волной лихою
то к землянке в три наката,
то на станцию - Лихую.
Да в купе присядут рядом -
сам в себе - един напротив.
Визави с пытливым взглядом...
И себе кусаешь локти,
задыхаясь в разговоре
под железное стаккато.
- Аты-баты,
тирле-торе,-
выбор темы небогатый.

Перебежчики, наверно,
из божественного сада,
из нечаянной таверны,
из того, что было рядом.

Мы сбежали в жизнь земную
ради встречи долгожданной,
чтоб обнять свою,
родную
и испить - до боли,
жадно.