В первобытной галерее фрагменты сна

Пролог

Эта поэма могла быть затеряна
в горле свистульки, но высохло дерево,
кожа потрескалась, буквы рассыпались,
мне лишь осталось сложить их узорами.

Всё, что я видела в сне затуманенном –
на галерее пещеры диковинной
к стенам прилипло в рисунках загадочных;
в каждом фрагменте – душа первобытная.

Я изумлялась наскальной графичности,
гладила стены ладонью по выступам,
путалась в символах, мысли ворочались,
слух напрягался на звуки неясные.

Я, рисовальщик с натуры неопытный,
каждую буковку сердцем измерила  –
всплыли наброски мои стихотворные,
как отраженье картинок  приснившихся.

1

В тесной, округлой и каменной выемке
чьё-то жилище;
ветра по расщелинам,
бивень у входа, лежанка под шкурами,
копья охранные рядом у стеночки.

Глубже всмотреться – две тени колышутся,
ночь караулят,  и пламени молятся.
Сверху над ними лишь небо в горошинах,
в центре – костра колыбель драгоценная.

Близко по кругу, почти невесомая,
поздняя бабочка, – крылышки в крапинку, –
танец любви им танцует магический.
Бабочка, бабочка, как ты доверчива!

2

Солнечный луч сквозь века пробивается,
в листья упёрся и мамонта высветил,
щурится мамонт –  на хоботе сморщенном,
как на качели, букашка катается.

Едет букашка – сердечко трепещется.
Дай ей отваги, царица небесная!
Солнечный луч в паутине замешкался,
мамонт вразвалку к судьбе  приближается.

3

Мамонтам тоже нужны покровители,
богу охоты увидеть не терпится
плоть бездыханную…
Буковки корчатся
на языке моём и не срываются.

В диких зрачках панорама сужается,
небо качается, облако вдребезги,
солнце клубится и луч багровеющий
ищет росу –  чтоб скорее опомниться.

4

Вздрогнула капля под ветром ошпаренным,
в сон закатилась –  и стали отчётливей
серые выступы стен разрисованных,
сцены сакральные, знаки в подпалинах.

Оком волчицы, почти обезумевшей,
в небе луна маскируется облаком,
сумерки льёт на корявые заросли –
прячет волчонка в тени у расщелины.

5

Белый волчонок,
зачем ты отважился
выйти за круг, небесами очерченный?
Как тебе выжить вдали от сородичей,
если в ребре наконечник нефритовый?

Сердце твоё, как форелька на отмели
так кувыркнулось – ручей опрокинулся,
в землю ушёл, осушил колыбельную.
Белый волчонок, давай побаюкаю!

6

Словно заноза набухла под кожицей –
вербная дудочка в сон мой проклюнулась,
голос сорвала, края оцарапала,
болью сочится за тонкое донышко.

Божий художник,
возьми в подмастерицы,
буду старательно камень отёсывать,
наледь выдалбливать, краски размешивать,
угли стеречь и волчонка выхаживать.

Вкруг обойду первобытное дерево,
уговорю вдохновенную  веточку,
вырежу новую гладкую дудочку,
буду наигрывать что-нибудь звонкое!

7

Птица цветастая перья взъерошила,
горло полощет прозрачными трелями,
пьёт кобылица тягучее марево,
гривой колышет, пейзажем любуется.

Липнет к лицу паутина белесая,
ждёт жеребёнка владыка табунная.
Дай ты ей, Господи,
место укромное –
пусть   осчастливится  вымя набухшее!

Эпилог

Воды шумят, краснопёрка плескается,
жмутся друг к другу деревья намокшие,
лист одинокий петляет по заводи,
камни на дне в облаках отражаются.

Молится букве душа обнажённая,
плотиком плавает сон перевёрнутый,
дождиком пахнет…
Сижу на приступочке,
вербную дудочку грею за пазухой.