Меня полюбила портовая...
С гитарой на тонком плече,
В кабаке морякам она пела,
Тонко показывая тело в варьете.
Я шел в океан – она за мной,
Эфир - радио заполняя собой.
Радист пожилой, чертыхался, злой,
Скрепляя телеграммы пьяной слюной.
«Любимый, прости, дорогой,
Я снова тебе изменила,
Однако, я скоро буду другой!»..
Аврал!.. Офицеры все в трюме,
Кергелен, льды Антарктиды - рядом,
Минус тридцать в июне,
И она, со своим черным взглядом.
С палубы, в трюм летит телеграмма,
Кружит листок, интригуя всех,
В ней будто, спирта ни грамма,
Не ко мне летит, а вверх.
«Прощай» - читает текст старпом.
- Я стала другой, не гуляю,
А вам всем в океане – все нипочем!..
Маркони доложил капитану,
Мастер был не злой,
Однако, если она путана,
И сутками эфир – спиртной.
Мыс «Доброй Надежды»,
Лас – Пальмас, вот и Мурман,
Меняем тропические свои одежды,
И катит наша элита в ресторан.
Что она творила на сцене,
Красавица, со струной на пьяном плече,
Моряки знают истинную цену,
Женской ценности. И вообще.
А я прятался по чужим каютам,
Она, веселая, меня не нашла,
Плакала, слезная, на юте,
А утром, по трапу, трезвая сошла.
Ко мне прилетает жена,
Из города русского, родного.
В кабак идем в любимый, а на сцене Она.
И запела из репертуара, поэтического и блатного.
А жена моя русоволосая, молодая,
Встав из – за стола, в восхищении,
От таланта северного тая,
Перстень золотой певице отдала.
Маркони, старпом и капитан,
Кабак заказывают на ночь,
В иллюминатор плещет океан,
Однако, как все это мне перемочь.
В этот полярный мурманский день,
Жена спела с неизвестной дуэтом,
Та, ресторанная, просто трень-брень,
А я почувствовал себя поэтом.
Под утро, и виски родные, радист,
Показывает жене моей телеграммы,
И не Есенин, и не Фрейдист,
А трагик - модный идеолог мурманского Майдана.
г. Малоярославец
Свидетельство о публикации №114040711140