Четыре стихотворения

ЧАС ЗВЕРЯ

1

А что у нас теперь под дверью,
Что не по-доброму скрипят?
А там у нас тоска по зверю
Спустилась с сумрачных Карпат.

И на миру явленье это,
Что уподоблено грозе,
Достойно едкого памфлета
На прозаической стезе.

Былое всё перекроили,
Да не подумали – и вот
Почуял зверь на Украине,
Что перерос зверозавод.

Былое мы похоронили,
Но помнит истину народ.
А на несчастной Украине
Теперь совсем наоборот.

Истоки там перетравили
И разорвали хоровод.
И не по мирной Украине
Петляет наш газопровод.

Пусть даже Крым у нас отныне,
Но вепрь разбуженный ревет.
И на кровавой Украине
Слепая ненависть живет.

И по майдану бродят свиньи,
И превращен парламент в хлев.
И правды нет на Украине,
Где бродят свиньи, ошалев.

И кровь от этой бучи стынет,
И наблюдает кукловод,
Как смрадный дух по Украине
Лохматым призраком плывет.

2

Он излечился от увечий,
Не вбитый в прах, не стёртый в пыль.
И жаждет крови человечьей
Неумерщвляемый упырь.

Осколки ржавого металла
Живое режут по лицу.
И всё, что проклято, восстало
И марширует на плацу.

Тому лишь смерть одноимённа,
Над чем, порыв переменив,
Опять полощутся знамёна
С паучьей свастикой на них.

Ее поддергивает Запад,
Забыв про собственную честь.
И прелый в ноздри лезет запах,
Который сложно перенесть.

К тому погромы и аресты,
Переслоенные слои.
На Украине Эвересты
Теперь воздвигнуты свои.

Свои откормленные гниды.
Свое, вчерашнее, кино.
И на знаменах арахниды
Сидят, вцепившись в полотно.

3

О, эти фарс и клоунада,
Которым нужен психиатр,
Уже не цирк и буффонада,
А перевернутый театр!

Кипят клинические сценки,
Горят в кострищах буквари.
И не висит ружье на стенке,
Его сорвали упыри.

И то ружье опять стреляет
И перекашивает рот.
И чрезвычайно изумляет
Такой в мозгах переворот.

А зверь крепит свои демарши,
Отбор зоологи ведут.
И на Россию смотрят наши
Как на спасительный редут.

Опять крикливые бакланы
Мир к роковой влекут черте.
Да мы, проспавшие Балканы,
Не те уже, уже не те.

Уже дозрели мы до смысла
И свой вернули каравай.
Не спит Россия – кукиш в грызло!
Гуд бай, Америка! Бывай!

Играешь ты, втыкая в спины
Ножи как верные ключи.
Но ты не бог на Украине
И нервы нам не щекочи.

И я в мою Россию верю,
Что пуще прежней дорога.
Мы обломаем снова зверю
Его козлиные рога.

Ведь избы наши – те же хаты,
А сакли – те же курени.
А зверю – зверево: Карпаты.
И Боже нас оборони!


В РУКАХ СУДЬБЫ


Обрели мы власть и мощь,
Неизвестно – надолго?
А над нами звездный дождь
И цветная радуга.

И живем мы под дождем
Так же – охламонами.
И куда же мы идем
С нашими знамёнами?

Наше завтра – темный лес,
Наше место – скромное.
Кто мы – охлос, или плебс,
Или стадо темное?

Вот заглючит аппарат,
Выйдет помрачение,
И получит в аккурат
Каждый огорчение.

И застынем под дождем
Все мы охламонами.
И ответа не найдем
С нашими айфонами.

Что судьбина? Интернет.
Мы в тенётах по уши.
Хорохорься или нет,
Есть один «промоушен».

И собою не вольны
Женщины с мужчинами.
Всё едино мы больны,
Мы неизлечимые.

Мы не можем ни черта
И мечты несбыточны.
Всё в руках судьбы – и та
Дергает за ниточки.

У нее и кнут, и плеть,
В нитях власть иконная.
И из них плетется сеть,
В общем, беззаконная.

Сколько волны нам ни гнать –
Не управить оными.
Нам ли этого не знать
С нашими айфонами.

Нет ни права, ни суда,
Бездна лишь бездонная.
Всё поглотит без следа
База электронная.


ИСПОВЕДЬ ГЕЯ


Я ничего в природе собственной не знал,
Не мог я видеть по поре еще не взрослой,
Как растекается внутри голубизна, 
Меня казня, по всей системе кровеносной.

И в те часы, когда товарищ мой грубел
И не врубался интеллектом в эту темень,
Я нежность чувствовал и с нею голубел,
Хотя снаружи оставался неизменен.

Когда огонь гудит в мартеновских печах
И всюду мужество – от Волги и до Истры,
В моих металла не отыщете речах,
Тогда откуда голубые эти искры?

А что-то, видимо, замкнуло в глубине
По воле случая не горькой и не сладкой.
И человек другой находится во мне,
Не удостаивая общество разгадкой.

А как живется мне? Да боже упаси
На это жаловаться или похваляться!
Ведь узаконилось на матушке Руси
Согласно полу человеку проявляться.

И я, как некий перевернутый Журден,
Тащу дворянство в повсеместное мещанство,
Ношу внутри себя невидимый мартен
И к перемене не имею даже шанса.

Я переполнен этой плазмой голубой,
Над нею трудятся незримые насосы.
Моя система не дает обратный сбой
И остаются безответными вопросы.

Вчера лишь с ними я укладывался спать,
А нынче всё и без ответов как по маслу.
Уж если время никогда не ходит вспять,
То и терять его не надо понапрасну.

В системе сбой произошел,
Она заранее устала.
И оттого нехорошо
Она во мне работать стала.

И я систему не виню,
И не творю в себе верблюда.
И в экзотическом меню
Ищу загадочные блюда.


СУБЛИМАЦИЯ


Дар божественный к общей радости
Время поит коктейлем вспученным.
Умирают поэты рано все,
Кроме Гёте да Фета с Тютчевым.

Все мы любим красу пунктиром ведь
В сексуальной ее фрустрации.
Как поэту всё сублимировать,
Если гений всегда в прострации?

Но страшиться не стоит градуса
И ворчливого черни шепота.
Так что, мастер, живи да радуйся,
У тебя вот досюда ж опыта.

Всё по случаю сочиняется
И в подмогу не то, что пройдено.
И не с этого ль начинается
По идее любовь и родина.

Всё в неясных переплетениях
И каких-то сплошных наитиях.
Собираясь, как сок в растениях,
В разных кактусах да повителях,

Вдруг выстреливает в соцветие
На букете ли, на банкете ли,
Затмевая порой столетие
Или даже тысячелетие.

Это свойство утилитарное,
Вырастая из неприличия,
Воплощается в планетарное
И в космическое величие.

И трепещут бутоны заревом,
Благодарнейше воспримите их
В воплощеньи не государевом,
Что бывает лишь в повелителях.

А покуда мы, как на вертеле,
Обгораем в греховном пламени,
Властелинам сердец бессмертие
Уготовано будто каменья.

Дар божественный в оном градусе
Время поит коктейлем вспученным.
Умирают поэты рано все,
Кроме Гёте да Фета с Тютчевым.

2014