в который раз лечу я доктор что ли?

В тропических странах зима
длится обычно
с мая в ноябрь…
выходит декабрь, в декабре(логично) –
начинается весна

весна в декабре,
как это комично
слышать и лицезреть, Гарсия,
живя в России

ты в письме пишешь: «…пережил зиму.
И в начале декабря…», - эти строчки
в наших краях
приобретают смысл иной
и по другому горят… Гримма-
сасопережил зиму, в начале декабря
глядит в окно, за –
зи ба(ведь насморк)
новая зиба….

а все названия, что ты упоминаешь
они, как персиков цветущих
розовые цветки –
в серо-коричневой «реальности»
пустой зимы –
все сыпятся и сыпятся из неба лепестки…
и кто-то может видит их
и он(или она) – не псих

Бродила
Аурелиано Буендиа
Песочный ветер, зонтик, солнце,
синева и руки…
не так-то просто
в феррагосто,
друг, уберечься
повсюду здесь навязчивые глюки

ты видишь их один из ста
(поэтому тебе и скапулярий)
(дрожа от холода у самого огня)
хотя сиеста
по тысячам замученных тщеславий
струится пот
участь сия
пока что не касается тебя
ты вправе

выйти вон
здесь в декабре –
чернеет дерево с ветвями в пустоте. Папайя…
и в голову полезли сразу шутки, вроде
«где же мамайя?» или «бабайя(ка)?»

в пустынном парке
в серой дымке
декабря иль января… неважно
(в общем зима)
и снег валяется вальяжно,
хотя по-твоему декабрь
весенний месяц, Габриэль

и мы представим новую картину,
в стиле сюрреализма,
конечно, Бунюэль


вечер. Вьюга. Фонари качаясь все же
освещают обледенелую полоску тротуара
-(к примеру, с точки зрения вороны
пролетающей куда-то) – все это видится
прожилки (сквозь)  черных пустующих ветвей…

(а с точки зрения простого пешехода) –
«куда-то в темноту уходит эта
тропинка в зимнем парке… вон дома
моего огни… замерзли уши да и руки
мерзнут… сейчас приду домой, согреюсь
и весь декабрь я оставлю за
спиной…
…хотя… почему я верю, тому, что вижу?
да и чувства могут обманывать меня…
декабрь ведь весенний месяц… а в
январе из яркой синевы обрушится
солнечным ливнем лето..
а я здесь уши тру и верю этой вьюге…
не буду верить….

…а брь – весенний месяц,
вот персики цветут… и серость дней
раскрашивают
кружась неспешно
их розовые лепестки:

гудбай, ариведерчи, мама мия!
(вот точка зрения другого пешехода,
он только что пришел с холодной улицы домой,
прошел на кухню с тусклой лампочкой и говорит женге:
«…стал медленно кружиться дальше он… потом достал вдруг
из кармана куртки что-то… наверно, нож…
прорезал в воздухе перед собой дыру.. успел увидеть я,
что там синело море и желтел песок… а тот прохожий,
шагнул туда.. а прорезь за его спиной
качнулась грациозно и исчезла»)

женга не слышала его. В эту минуту
она плыла, как будто водяной цветок
в сверкающем
полдне
Бенгальского залива…
Она
подняла голову,
чтоб видеть
сквозь воду, как через освещенный
витраж,
огромную атлантику…
но
своего не увидала мужа, который в тот момент
снова услышал,
с другого конца света
радиолу:

«лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето,
лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето,
лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето,
лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето,
лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето, лето,