Немцы и Яга. Сказка

В сумрачной лесной глуши
Немцы шли вдали от дома.
Клочьями висела форма,
И кусали больно вши.

Злой фельдфебель Иммерман,
С рассеченною щекою,
Обожженою рукою
Ветки старые ломал.

Следом четверо солдат:
Шлиман, Шенке, Грубер, Блатт
Калдыбали, спотыкаясь
И устало чертыхаясь.

Ни патронов, ни еды.
До своих шагать не близко.
Ночь подкатывает быстро
Сквозь деревья и кусты.

Загустела чернота,
Руку вытянешь – исчезнет.
Был бы хоть на небе месяц,
Так ведь нету ни черта!

И подумал Иммерман,
Руки сунувши в карман,
Что придется спать ложиться,
Если не самоубийцы.
 
Зажигалку он достал
И скомандовал солдатам,
Но увидел вдруг, что рядом
Дом бревенчатый стоял.

Прямо в шаге. О мой Бог!
И на дом-то не похоже.
От чего-то вдруг по коже
Пробежался холодок.

Да ему ж за сотню лет.
Даже стекол в окнах нет!
Всюду мох, да паутина –
Немцу чуждая картина.

И стоит на двух пеньках,
С очень странными корнями...
Тут с немецкими парнями
Приключился лютый страх.

Вроде в доме ни души,
Но, сжимая автоматы,
В дверь на цыпочках солдаты,
Тяжело дыша, вошли.

Зажигалки огонек
Осветил печной горшок,
Птичьи кости на полу,
Пень порожний и метлу.

Из угла чернющий кот
Смерил их недобрым взглядом –
Мол, какого вам здесь надо?
И сова под потолком

Щелкать клювом начала.
На печи, под одеялом
Вдруг фигура приподнялась.
Немцев оторопь взяла.

Мертвецу была подобна
Древняя хозяйка дома.
Словно серая зола
Кожа у нее была.

Волосы – паучьи сети,
Нос крючком, ручищи – плети.
И притом одна нога
Неестественно тонка.

- Хексе! Ведьма! Жрать дофай! –
Иммерман приободрился.
И озлобленные лица
Подхватили его лай.

- Кущать! Кущать! Матка, шнеля!
Та и с места не сошла,
Наконец произнесла:
- Как же вы мне надоели...

То хранцузы, теперь эти.
Спасу нет от вас на свете!
И пошла, стряхнувши сон,
Разжигать в печи огонь.

Суп грибной на славу был.
Немцы ели, словно волки,
Позабывши снять пилотки –
Голод разум им затмил.

Никаких «спасибо вам»,
Только челюсти жевали.
«Хексе» еле успевала
Наливать своим гостям.

Все запасы истребили,
В сытой неге закурили
И окурки просто так
Принялись швырять в кота.

Спать, расслабившись, легли.
«Хексе» на ночь привязали.
От тревог и от печали
Сны благие унесли.

И увидел Шлиман вдруг,
Что лежит с ним по соседству
В неглиже любовь из детства,
А не Шенке – его друг.

Трепеща от вожделенья
Он подполз к ней на коленях.
- Что за кожа, что за грудь!
Ты позволишь мне взглянуть?

- Лизхен, помнишь пятый класс?
Но прекрасное созданье
Вдруг сменило очертанья.
-Ты еще и педераст?!

Перед ним лежит взбешен,
Страшно ноздри раздувая
И глазищами сверкая,
Обер-лейтенант фон Хорн.

Шлиман в ужасе отпрянул,
Взвыл истошно, точно пьяный.
А меж тем у остальных
Посъезжали крыши в миг.

Шенке бегает от мухи,
Той, что съела его руки.
Грубер видит, что он бык,
И к нему идет мясник.

Блатт, спасаясь от гангрены,
Начал бить себя поленом.
Иммерману прямо в рот
Фюрер сам себя сует.

Словно в маленькой психушке,
Крики, стоны, топот, ор.
Обитатели избушки
Видят самый дикий вздор.

Смертным ужасом объяты,
Повыскакивали прочь
И, визжа, как поросята,
Унеслись куда-то в ночь.

Ну а «Хексе» их с порога
Окликала, дураков.
- От чаво же вам так плохо,
Да неужто от грибков?