На берегах моей любви

Пётр Межиньш

На берегах моей любви



Рига Светоч 2013




       *Библиографические справки: Сборники стихов автора Петра Межиньша:
   "Яблони плещутся в зорях", 1990 г.
   "Мелодии мысли", 1996 г.
   "Путь к себе", 1998 г.
   "Колодец Бога", 1999 г.
   "Зарождение бурь", 2000 г
   "Раздвигая печаль", 2000 г.
   "Река мгновения", 2001 г.
   "Радостный свет", 2002 г.
   "Золотая свирель", 2004 г.
   "Мир волнующих строчек", 2006 г. – сборник публицистических статей автора о поэзии.
"Солнцевей", 2010 г.
"На берегах моей любви", 2013 г.
"Одуванчиковый миг", 2013 г.



**Краткие биографические данные: Пётр Янович Межиньш родился  в 1941 г., 10.12., в г.Елгаве (Латвия). Мать – из русской староверческой семьи, отец – латыш. Отец Петра Межиньша, Янис Янович Межиньш  воевал в рядах Советской Армии в ВОВ и погиб в последние дни войны, под Тукумсом (в Курляндском котле). Похоронен под пос.Джуксте в Братской могиле.  Детство Петра Яновича прошло в детском доме, в г.Риге. Затем учился в ж/д училище, закончил Строительный техникум, учился в Московском  Полиграфическом институте (Рижский филиал). В 1988 г. Создал в Риге «Союз литературных объединений» (в дальнейшем «Союз литераторов «Светоч») и был избран его председателем. В 2006 г. «Светоч» приняли в Международное Сообщество Писательских Союзов (Россия, г. Москва).
П.Я.Межиньш – член Исполкома МСПС (Москва)
 



МОЙ СВЕТ МЕНЯ ЗОВЁТ


* * *

В ручье звёзд
            деревья облаков плывут,
Качаясь на волнах прибоя,
И лилии шагов цветут,
И губы слов пропахли хвоей…
И рыбок плавных – колдовство
Сквозь поры воздухом втекает…
Шуршит задумчивой листвой,
Листая, тишина лесная…

* * *

Рояль. С крыла – открытое прости…
Молитва муз струится по туннелю.
Над чёрно-белым стадом возрасти
Зелёным ветром, спелою метелью…
На утренней листве -- небес полёт,
А к вечеру – чуть слышный вздох и шёпот…
Вот гром летит, и дождик слёзы льёт,
И у окна – листанье нот и ропот.
За десять лун –- по теням пробежать,
лелея царственность движений и осанки,
И записать звучанье сфер в тетрадь,
И плакать над встревоженной изнанкой…


* * *

Садов Твоих смущать не стану,
дождём упавшим на колени
средь зелени кудрей…
Я только прикоснусь...
И слёзы в облаках растают.
Я только прикоснусь
к Твоим губам губами неба моего.
Но Ты об этом не узнаешь,
лишь солнца зайчик
                заиграет
в глазах Твоих
                улыбкой озорной.

* * *

Воз небесный и звёзд светляки.
Трав коленчатых шорох сухой.
Хаос струнный, ладоней листки.
Запах сена и сон пуховой.
Мотыльковой луны -- сеновал.
Мыслей-мошек -- невиданный рой.
Я всей сущностью к звёздам летал,
слов слеплял
                удивляющий строй.
Вот, шуршит спелых лун окоём,
млечный сок заплывает в окно,
и взволнованно сердце поёт
и танцует на солнце ночном.


* * *

И гудит становая пружина,
клавиш звонких поют позвонки.
И танцует в душе вершина,
и листает прелюдий листы.
Удивлённой мелодии эхо
льёт восторга простор горловой.
И вибрирует стенка ореха,
осыпая звучащей листвой.
И кузнечики прыгают в звуки,
и сердца их по нотам ведут,
и снуют их летящие руки,
и улыбки на лицах цветут.

* * * 

Метельный эшелон. Дома – негромкой стаей...
Вагонный всплеск блестит, как осевая мазь...
И перезвон колёс пейзаж лесной качает,
И окна дым несут, в потоке снежном мчась.
Прозрачное кино тоску пути вращает.
Молочной кисеёй висит под небом гроздь.
Лохматый снежный вихрь улыбку облачает,
Швыряя на стекло стозвонной пыли горсть.
И, кажется, -- один – для всех путей на свете –
Из белых вьюжных струй, сочащихся из вен,
Людей не поезд мчит, а ошалевший ветер,
И призраки сошли с оледенелых  стен...


* * *

Прислушайся к вьюге, как ветрено рыщут
Снега, раскидав облака по углам.
Послушай, послушай, их белые тыщи
Шныряют везде по верхам и низам!..
Ты, слышишь, рыдает за мглистостью куцей
Задвинутый, сдутый в безудержный сон?
Он хочет идти, но не может проснуться,
Как вьюга, его завывающий стон…
Прислушайся, может быть, в звуках отыщешь,
Кто в цвете весеннем поёт по лугам…
Но всё же, но всё же там белые тыщи
Шныряют везде по верхам и низам!
Мне хочется думать о греющем лете,
О ласковых людях – создателях дней…
Но всё ещё, всё же, за окнами ветер,
Табун – по ухабам из диких коней!
Но всё же, но всё же по стёклам снег хлыщет,
По взветренным лицам и по глазам…
Но всё же, но всё же бьют белые тыщи,
Шныряя везде по верхам и низам!..

 * * *

Лепить, любить, дыханьем греть
податливую зренью глину –
мной сотворённую лепнину,
в огне умеющую петь.
Оставить в тигле весь нагар,
в небесность вырасти из страсти.
Не болью всей, а звонким счастьем
воспринимая белый жар…


* * *

Видишь, звёзды осыпает
шёпот лунного жасмина?..
В тёплом шёпоте витает
нежный запах сновиденья?..
Видишь -- бродит по дорожке?..
И -- цветут следы босЫе?..
И безбрежная дремОта
затопила всё вокруг?..
Видишь, как дрожат ресницы,
как мерцает сна улыбка,
На губах парит и тает
лепестками звёзд жасмина, --
выше лёгких крыл деревьев,
выше лунных шпилей ночи?..
Аромат скользит по пальцам
и плывёт, лаская, в сон…

* * *

Синью  неба  глаза  поют.
Цветом  яблонь 
                сердце  возносится,
словно  не  спешит  на  юг
жёлтой  грусти  разноголосица,
Словно  не  ветер  вплетает  сон
в  гривы  коней  берёзовых.
Радость  моя  сотней  солнц
над  морем  листвы  розовым.
Радость  моя  выше  птиц
облаком молочным  полощется,
и  отзывается  светом  лиц
звонких  сердец  рощица.


* * *

Как цветисто смеются бабочки,
зачерпывая парусами ветер и небо,
несущее золото, рассыпанное в облаках!
Как стрекочет, радуется мой луг,
Как легко поднимается тропа к солнцу!

* * *

В озёрном небе – лёд глубин,
моллюсков зыбкие ветра,
размыв огней, созвездий клин,
ершалаимская гора…
И цитры цитрусовых птиц,
цесарок золотых волна.
Непостижимый свет божниц,
и трав извечных письмена…
Босые буквицы судьбы –
земного сына благодать…
Терновых иродов -- шипы
и рук умытых тишь да гладь


* * *

Мой свет меня зовёт,
    мой свет
       во мне стремится
          в протяжные поля,
в дыханье знойных рос,
где, воскрешая день,
касается зарница
шелкОвых губ коня
        под пение колёс.
Уводит колея
разбуженной печали
в молитву милых глаз,
в зелёный солнцевей…
Ромашковый прибой
качает на причале…
Струятся купола --
пчелиным сном полей.

* * *

За рощей светлогривой,
где звуки расцвели,
звучали переливы
колёсной колеи.

У огненной подковы
отдельная стезя,
и путь её – в кленовый, --
в осиновый – нельзя…

Стрекозьи карусели
у солнечной земли
травинками свистели
колёсной колеи.

Колёсики блеснули:
на спице слово – жить!
Кузнечики всплеснули
и в поле – фить-фиить!


* * *

Я в храм листа вошёл случайно,
И наблюдаю изнутри
За живописью света тайной,
За переливами зари…
И сон течёт по вервям звонниц,
По многозвучным этажам…
Стекает ниткою бессонниц
И говорит на витражах…
Невидимый солнцепоклонник
Губами неба шепчет гимн.
И я его уже сторонник,
И в радости сливаюсь с ним…

* * *

На соловьиных рифмах  гУбы
оставили ветвистый отпечаток.
Цветы ладоней на ажур перчаток
назвучили мелодию теней.
Сквозь шелест бирюзовой тишины
медово будет солнце капать,
в берёзовый тянутся запах,
лучисто сердце петь волне…


* * *

И мантия звёзд листопада
кочует за ветром шальным,
за шлейфом печального взгляда,
за смехом его дождевым.
В гримасы, в окалины молний
стекает, чернея, река,
плывёт за предел, где умолкнет
в спелёнутых туго снегах.

* * *

Ворох ветра водянистый.
Сероглазая печаль,
озирающая даль…
Росчерки дыханья листьев.

Росчерки дыханья листьев.
Воспалённых слов -- ожёг.
Умолчанье, как предлог –
воспарить – в улыбке лисьей…

Воспарить в улыбке лисьей,
в стоне меди ледяной,
раздвигая пеленой
ворох ветра водянистый…


* * *         

Где небо полное воды,
весь мир из глыбы льда,
там звёздами – Твои следы,
и взгляда высота…
Там каждый звук -- святой огонь,
вошедших в небо глаз…
И Божьей нежности ладонь
улыбкой гладит нас.
Мы в диком ледяном стекле
продышим сердцу путь,
забыть бы жизнь в глумливой мгле,
и к радости шагнуть…


    Ваши письма дождей


Ваши письма дождей
опечалены травами лета,
синим взглядом полей
и сиреневым вздохом зари.
Ваши письма дождей
улыбаются птицами где-то,
где-то там,
где весёлая сказка парит.
Где-то там,
  где касанья
   пронизаны дрожью.
Где дыханьем гореть,
  кровью всей
     на кленовом ветру.
К небесам восходить,
все порывы
почувствовать кожей…
И принять
Ваше нежное зарево
в круг…


* * *

Надо лодку конопатить и смолить,
чтобы жизнь не захлебнулась в глубине,
чтобы не заплакала душа,
сбитая потоками на дно…
Надо лодку конопатить и смолить,
чтобы плыть средь улиц в радость дня,
чтобы серость душная квартир
не теснила за барьер меня…
Надо лодку конопатить и смолить,
чтобы выдержать удары волн сторон,
чтобы воду полую сдержать,
надо лодку осмотреть для оборон…
Надо лодку конопатить и смолить…

* * *

Ты прости меня
                и напои живой водой,
я не плачу, это дождик, Боже мой!
Это брызги звёзд озёрной синевы,
это всхлипы
             капель звонких мостовых.
Это плачут колокольные верхи,
это плачут золотые петухи...
Ты прости и от беды меня прикрой,
я дышу тобой, небесный Боже мой!
Ясноглазые Твои шепчу слова
и как эхо отзывается листва...
И оргАн в груди играет духовой
и травинка скрипки ветра,
                Боже мой!


           ОДИН МИГ


* * *

Один миг -- над медовым омутом,
где крылатым светом
                полыхал мотылёк,
и небесный стог дышал
     неостывающей
               песней кузнечиков…
Где тёплая банька впитывала
                берёзовую тишину…
Один миг -- в жизнь…

* * *

Из кораллов вырезая глыбы,
создаю дворец для песен ветра.
Водят эхо волн в глубинах рыбы,
и моллюски чуют струны света.

Поднимается дворец, слагая гимны
по ступеням кромки океана.
В стенах звуком чувства плещет имя,
выплывая из вуали и тумана.

Знает ли за океаном ангел,
что кораллы сердцем нежным плачут,
что плывёт вчерашней встречи тАнго,
что внутри вчерашних окон пламя…

* * *

Над светлеющим полем
дорога клубится.
Звонко катятся звёзды
с колосьев тугих.
Кружевами тумана
луна колосится…
И дубрава за пазухой
солнце хранит.
Дышит сердце земли
под ладонью
в груди необъятной,
дышит гулом берёз
и весельем ручья у межи.
Сладко грезить до слёз
средь молитвенной ржи
ароматной…
мой извилист рассвет
в этой мирной
зелёной тиши!..

Озеро лилий


Расцвело лунное дерево,
и ладони пахнут земляникой, 
жарко горят глаза неба,,
отражаясь в озере лилий,
где лодочка сердца
плывёт в ласковой
лазури взгляда.


* * *

Побежит стезя вдоль течения,
по пригорочку, лугу млечному,
чуть послушает леса пение,
и опять, извиваясь, -- сердечная.
Над зелёными -- звукопадами,
над сосновым днём -- с пантомимами
и над горочками покатыми, --
дети солнца -- неповторимые.
И опять стезя – вдоль скворечного
рая пластики и скольжения,
до мосточка, вдаль – поперечного,
где вода небес – озарением...

* * *

"... свеча горела на столе..."

Сквозь непонятное стекло
и взгляд мой синий
текло молчание, текло
в туманность линий.
И губ касалась синева,
лепила облик,
делила воздух весь на два,
на снега хлопья.
Звон керамических цветов,
и жар из тигля…
Бутон создали завитой.
А что постигли?..
Томленье можно пережечь
в холодный пепел,
молчанием в снегу истечь
судьбой без песн…


* * *

Эта  прозрачная 
белая  тишь --
в  солнце  тягучем, 
колосе  спелом,
в  диком 
огне  колокольчика 
           белом, --
взгляде  высоком, 
как  песенный  стриж....
Эта  прозрачная 
белая  тишь,
В  даль  уходящая, 
в  ласковый  лепет
нежной  ромашки –
посланницы  неба.
Доброй  печалью 
парит  выше  крыш
эта  прозрачная   
      белая  тишь…


Камышовый плот


Многовёсельный камышовый плот.
Плёс -- по щиколотку -- перехоженный.
Пескари на дне разевают рот.
Колесо с небес катит Боженька.
Стройный наигрыш вод
ведут гребцы.
Мимо сон плывёт можжевеловый.
И распев крючков разнесли певцы
про солёный день солнца спелого.
Камышовый плот.
Островерхий звон.
Берег парусный размывается,
и песок унёс лето под уклон...
Камышовый плот отдаляется...


* * *

И пока с корабля не снесла берега
молодая волна
            с криком чаек внутри,
про вершины путей, 
                буревые снега,
не молчи, мудрый лес,
                шелести, шелести.
Не прижата ль
           зелёная память твоя
якорями к солёному
                долгому дну?..
Шёл, холодные звёзды глотал
                и туман,
сохраняя  зелёного смеха весну,
нёс на крыльях сквозь штормы
                в твои терема…

Шелести, милый лес,
                шелести, шелести...


* * *

Книг лесных -- золотой мотылёк.
И глазастого неба -- вода…
Удивлённого всплеска -- зрачок
и тягучая поступь моста...

Раскудрявлен берёзовый мел
под зелёной накидкой небес.
Синий трепет коленчатых тел.
Тростниковый над лодкой навес...

* * *

Сладок воздух тростника,
звук его -- в зелёной трости.
Диких трав сухие ости,
трон шатучий паука...
Муравьиные войска
тлю пасут в тени листочка.
Промелькнут
          на красном точки,
ножки божьего жучка.
Самолётик слюдяной --
на небесном отраженье.
Мошек знойное сверженье --
кровью ржавой топяной...


* * *

Хищным воздухом дыша,
красотой шипов сверкая,
струн коленчатых душа
дух крылатый примеряет.
Небо в пасти земляной
золотом воды пылает.
Ветер в скрипке слюдяной
гимн поёт над спелым Раем.

* * *

Наборы хитиновых азбук –
надкрылья, животики, ножки,
невиданных стартов дорожки,
раскраски, засады и маски...
Вершины ползучих иерархий,
кислот муравьиная куча,
крылатых несметная туча,
обманчивых мордочек бархат...


* * *

Из кровельных высот ещё струится  день
и жмурки облаков разыгрывает быстро.
Оживший мотылёк, отряхивая тень,
трепещет на булавке любопытства…
И двор устал пасти и поперёк, и вдоль,
терпенье испытал, качая взгляд на дратве.
И солнце тишины, и сосен канифоль –
полощутся лишь в памяти обратной…
Как ворох воробьёв полощется в песке,
как мантия из листьев в хоре звёздном,
как отгоревшие узоры на доске, --
по ним гадать теперь, наверно, поздно…


* * *

Запуталась тропа в листве,
и тень легла
           на крылья входа.
Идёт задумчивая мода,
соломы сноп на голове.
Она, как дразнится -- поёт,
как вызов дню её рулада,
травинки оглушает сада
вишнёвой страсти
               спелый рот.
Вбирает солнечный поток
её восторженная брошка.
Глядит в озёрное окошко
соломы дерзкий завиток.

* * *

Сквозь ропот парусиновых дождей,
сквозь муравьиное дыханье лета –
травинки нить в небесный мир продета,
и жизни сон взбирается по ней…
А в каждом зёрнышке – былого светотень,
а за стеклом плетёт загадки птица,
в её тумане исчезают лица,
как прошлые названья деревень…


* * *

Мне нестерпимо хотелось побывать
на другом берегу реки
у белой горы… Там, наверно, рай земной.
И вот, моя нога уже увязает в песке.
Я на другом берегу…
За холмик нырнула ящерка.
Я упорно лезу на Белую гору
по солнечному сну песка.
Я ещё не разочарован,
и этот берег мной не изведан.
Я ещё верю этому Белому сну,
этой белой песочной мечте.

* * *

Всё переполоскал ветер
Прочапала кленовая грусть
За окном
В пересохших тапках ночи.
Тш-ш… Тиш-шь…
И глаза сомкнулись…
-- Грустно -- подумал пруд
И проглотил звезду.


* * *

Раскалённой листвы
понеслось колесо
через кочки и рвы
обомлевших лесов.

В небо выплеснул птиц
хмурый дуб у межи.
Песня звонких криниц
между пальцев бежит.

Дрожью канувших лет
холодит -- обдаёт:
листьев сбитых букет,
птиц озябших отлёт.


* * *

А по полю – ветер,
носятся пушинки...
Одуванчик вспыхнул
и отцвёл в мгновенье.
Паруса забора,
аж до неба избы,
аж до неба край мой
летом весь объят...
К сердцу припадает
солнце удивлённо
нежным взглядом леса...
Яблоком звенит...
Семечки да щёчки,
бусы да серёжки...
К речке быстрокрылой
голоса бегут...


* * *

Ночь
За окном
Шёпот снега
Вплывает
Сквозь
Лень ресниц
Бессилье
Тела
Ночь
Шуршит
Обрывками
Мыслей
И действий
Ночь
В блаженстве
Лени
Слегка
Согнув
Колени
Парит
В расслабленном
Тумане
Сна


* * *

Ласковое дуновение
коснулось моих ресниц,
Коснулось, и я вынырнул
из цепкого озера сна,
И окунулся в утрений
небесный свет.
Восторженный смычок
рассветного луча пел,
Пел, трогая тишину
осторожным голосом,
Пел тихую
журчащую радость
С прозрачными
смешинками на дне…
Пел цветком росинки
на ладони лета…
В пахучих звонких
омутах полей,
В дыхании
ветров цветущих пел


* * *

Янтарных сосен
             смуглые колени...
И ярусное пение о благе...
Зелёных парусов летит ватага.
Песчаные валы дробятся в пене.
О, разомлевший призрак лени!
О, ветер тлеющей бумаги!
И на ветвях телесных стяги
висят, как лунные растенья.
Свистит морское поддувало.
И облако в костре лазури,
и чайки носятся над шквалом.
И сонный берег, очи щуря,
глядит вперёд из-за штурвала,
но щёки напрягает буря.

* * *

За бортом лодки –
мелодия затаённой воды.
Тропа раскачивает
лунную тень куста.
Мимо проплывают
звёздные рыбины.
Тростниковая флейта
выдыхает из груди
            нежность.
О чём говорит мне
    воды ночная даль?


* * *

Запахи дюнного солнца –
          на скрипе песка.
Волны смывают
   солёную даль с языка.
Ивовой чайкой мой смех
          в золотой вышине.
Каждое слово
впадает в потоки корней.
Капли дыханья легли
         серебром на лады.
Вечность хохочет
сверкающим ртом
              молодым.
Камни вздыхают
от говора влаги морской.
Тучному стаду –
солнечных дней водопой...


* * *
               
Наша песня растекается
родником по цветам и травам,
По дорогам и рекам,
С лазурной горы небесного мира,
На которой сидят птицы наших улыбок…
И льётся нежность из прозрачного сердца…
И дыхание каждого взгляда отражается
На лепестках прикосновений…


* * *

                Л.М.
Я целую дыханье родных волос
и цветы следов твоих.
На губах пламя горит от слёз,
Я целую пламя слёз святых.
Имя -- поёт сама весна.
В музыке солнца плавятся льды.
Ты мне с небес моих дана.
Я целую следов твоих цветы.
Я целую дыханье и вихрь волос.
Речка-радость плывёт в океан,
Мир глазастый ласковых звёзд.
О, небесная нежность-лань!
Я целую ласку глубоких звёзд!
Я целую цветы следов твоих.


* * *

Я  взойду  на  вершину  желания,
и  улыбка  берёзового  ветра
                обнимет  меня.
Я  высыплю  к  ногам  Твоим
                все  свои  мечты.
Я  отдам  всё  то,
      что  мне  казалось  нужным.
Ничего  мне  не  надо,
кроме  солнца  Твоего  слова,
кроме  свободного  пения  глаз
               и  океана  любви…

КАМЛАНЬЯ ДИКИЙ МЁД


* * *
 
Слышишь, у  бойниц,
в  синей  роздыми,
шелест  крыльев  птиц,
ставших  звёздами.
Под  покровом  ночь
заметеленым…
Уходи-ка  прочь,
 коль  не  велено!..
Там  не  в  камень –
            в  снег
запрессованы
восемь  человек,
смотрят  совами.
Ты  ни  друг, 
     ни  враг, --
не  во  времени!..
Что  для  них 
       твой  знак
в  этой  темени…


* * * *

Куда  ведёт  ночная  глушь,
коровий  путь 
          средь  лунных  луж?
Коровий  путь, иди, бреди,
от  злой  напасти  огради!
Тропа  течёт  наверх  и  вниз...
Небес  дома, а  в  них  огни,
и синий отблеск 
               на  рогах...
За  поворотом  берега...
Переливается, как  ртуть,
в  глазах  плывёт 
               коровий  путь.
Коровий  путь, иди, бреди,
от  злой  напасти  отведи!

* * *

В церковной тени кипариса,
в его монашеской красе --
морская соль ночного бриза
и звонкость чибиса в овсе.
И в сини глаз моей молитвы
восторг вершины золотой,
пясть купины неопалимой
и кипариса Бог живой.


* * *

Уносились шаги на вершину теней,
где, как буквица древней молитвы,
знак на башне, и ветры коней
проносились дорогою скитной…
Голубые форели. Сизифовы льды…
Пояс речки, затянутый туго.
Ведуны у наката бурлящей воды…
И клубок разъярённого звука…


* * *

Плывет золотой
            трансформаторный ветер,
поёт сердцевиной туманная сталь
о том, что несут желтоглазые ветви
далёкую память, любовь и печаль.
И волны вздымает гудящее море.
Частицы, как молнии,
                рыщут в мозгу.
Душа ещё просит, душа ещё молит
на этом цветном и на том берегу.
О чём это ты,
         трансформаторный гений,
в осенней купальне
              листом шелестишь?
Что знают о мире поющие гены,
что знает о мире кричащая тишь?
Есть вера лампады
            в движенье и масле,
где осени солнце зажгло огонёк?
Что в этой воздушной
             и трепетной массе,
миров утвержденье
              иль новый намёк?


* * *

Погружённый в сон
виноградной лозы,
ты протекаешь по её завиткам
бусинкой сладкой слезы,
поднимая
виноградинки взгляда
к облакам.
твоя тень гуляет под кронами
                озёрных рощ
пока ты течёшь,
       поднимая выше и выше
свой
солнцестремительный рост,
пока дышишь зелёным
           хлорофиллом солнца.
Звучит для рыб
соло теневой фантазии,
и танцует высоко
    в синеглазии неба стриж.
Вот-вот, и ты воспаришь
над виноградным
градом росы,
но качаются весы
   на самых верхних этажах,
и уже некуда дальше спешить.
Надо жить,
то взлетая, то падая…


* * *

Ниспадали огни
             с омеднённого шпиля,
с омеднённого шпиля –
             на хребтины камней.
Размывая закат,
            море волны крушило,
море волны крушило
          на стальной крутизне…
На стальной крутизне
        сколько слов не допето,
сколько слов не допето…
             Пена ищет пролом…
Потемнели ветра
           и не видно просвета,
и земля  без ответа,
         лишь звезды уголёк...
Лишь звезды уголёк,
      словно призрак янтарный,
Словно призрак янтарный
             или выход куда…
Или выход куда –
       вдаль за грани удара,
вдаль за грани удара,
               где другая вода…
Где другая вода и другая дорога,
и другая дорога притекает ко мне…
И другие огни ниспадают отлого
с омеднённого шпиля
             на хребтины камней. 


* * *

Я помню дом и запах божьих свеч
над вдохновенным шорохом бумаги
и жестяные капли сонной влаги
в поварне магий воли высших сфер.
Там по ступеням снежной тишины
сходила ночь
       к моим бессонным струнам.
И тени шелестели светом лунным,
и взад-вперёд ходили вдоль стены.


* * *

Моё безмолвье переплыть
стремятся
крылья грустной стаи.
Из полуночи вырастая,
их взоры собраны в углы...
Их голоса несутся прочь...
Их тени тишина роняет,
и силуэты освещает
луной окутанная ночь.


* * *

Не песчинки, а вольные ноты…
С ветра губ опадает листва.
Солнце музыки спряталось в соты.
Но звучат, но звучат дерева.
Словно волны
взметнулись из клавиш
и смывают следы на песке.
Сердце сладкое золото плавит
и спускает его по реке…
Не песчинки, не ноты, а души,
то поют, то стучат по бадье,
то ликующе, словно по суше,
приглашают пройтись по воде.


ЛЕПЕСТКИ


* * *

Отстучали  подковы,
белый  свет  оголя.
Среди  места  пустого
те ж стоят тополя…
О, печали  лекарство --
горький  вяжущий  мёд,
в  детском  крохотном  царстве
память  светом  живёт!

* * *

На цыпочках скрипочки вечер поёт.
Деревья в траве, словно кони
вбирают цветов огнедышащий мёд,
а время всё тонет и тонет...

* * *

Ах, снежный пух скороцветущий,
как девы пляшущей вуаль
или заснеженная шаль --,
по ветру шлейф её отпущен...
Летит стремглав, куда-то мчится,
Румянцем дышит в зеркала...
Вдруг закружится, как юла...
Внутри потока лето снится...


* * *

Зеркала речного света
лепестки роняют с веток
на мостков настил.
Тонкой музыкой жасмина
Весь наполнен дом пчелиный,
Линией стропил…

* * *

Сквозь метели прошла огневые
молодая моя голова.
Там, где очи звучат неземные,
неземные нужны слова.

* * *

в глубине воспарившего тела –
над потоком, по жилам летящего ветра
и над зноем души, захлебнувшейся в жажде
этой речки речей, из которой никак не напиться.


РЕССОРЫ КАЧАЛИСЬ


* * *

Рессоры  качались,
           скрипели  и  пели.
Колёса  в  булыжник  стучали 
                в подскок.
И  дикие,  в  пене,  лошадки 
                хрипели,
и  охал  сиденьем 
                спешащий  ездок.
Лошадки  умчались, и  запахи  лета
уже  заметает  другая  пора,
но всё ещё   музыка  цоканья  где-то,
и  нищая  скрипка  скулит  из  двора.
И  гибкая  грация 
                сходит  на  камень, --
азартно  спадают  колечки  волос...
И  поезд  вздыхает, сверкая  боками,
и  пышет, нутром  исходя,  паровоз.
Всё  было  и  не было –
                вроде  приснилось --
ходячая  музыка, пенье  весны,
лохматый  точильщик  и  в  искрах  точило,
в  тени,  у  сараев  журчит  дровяных.


* * *

Вьюга летит в туннеле.
Лица заснежены, стены…
Сердце живёт в апреле.
Сердце поёт вдохновенно.
Там, на другой орбите
вьюга ему не преграда, --
там подпевают птицы
Солнышка и Снегопада.
Там не дрожат берёзы
от суетени колёсной,
и окунают звёзды
пёрышки в солнечный   
воздух.


* * *

Скрылся, виляя,
         трамвайчик заречный,
Искры взметая
           средь юной листвы.
Вальс пролетает
       над вечностью млечной
И растворяется в нашей крови.
Слышишь, как сердце резвится,
ты слышишь
Это поющее пламя костра?
Мы поднимаемся выше и выше,
Нас омывают лучи и ветра.
Вальс расцветает.
          Божественны струны.
Музыка всюду, и нет ей конца.
Мимо проносятся
          звёзды и луны,--
Мы уплываем -- лицо у лица.


* * *

Станционных огней переплёты, пути...
Лунный поезд метели – на звёздных парах...
Возбуждённое пламя тревожно гудит,
и слепой отголосок блуждает в горах.
Вихря встречный состав. И, грохочущий ряд,
И, кричащее горло в кипящем снегу,
И глаза возбуждённо во мраке горят,
И бегущие тени в летящем кругу....
Изгибаются чащи в суставах ужа,
Белой крови по жилам втекает река...
Сонной памяти бег окликает душа,
Возвращая опять на свои берега.
Этот лунный состав продолжает расти,
Надвигаясь холодным дыханьем сторон,
И трепещется вьюжное сердце в горсти,
И огней голоса оглушают перрон...

* * *

В городе чужом поезда не спят,
Голоса зовут, голоса кричат.
Имечко моё голосом родным...
Но уносится  вдоль по рельсам дым.
Оборвётся звук, словно в пропасть лет...
Это только сон, станционный свет...
Памяти моей пышет паровоз,
И мелькают дни... Ветер от колёс...
Никого ведь нет за слепой стеной,
но звучит в ушах голос молодой


* * *   
 
Бабочкой лёгкой створка окна
в дождь улетает,
молнией вольной в брызгах она
в сумраке тает.
Кружится ливень, в трубах бренча
мокрого зала.
В молитву дождя поезд умчал
песню с вокзала.
Чудится чёткой чечётки дробь --
нерва по рельсам.
Поезд, в даль унося, не угробь
музыку сердца.


* * *

Там город весь дрожит,
      в камнях и стёклах
           прячется от гуда,
шевелится забытая посуда…
А здесь стекает лунная река
В поющие от радости глаза…
Плывёт в тумане
              тёплая избёнка,
улыбками оконцев шевеля, --
сквозь шёпоты
   соснового дождя,
           по Млечному пути,
вдоль дремлющего сада…
Мерцает на пути
свеча или лампада,
             и добрые глаза
решительного взгляда…
И парус крыши
в отблеске летит…
               

* * *

Здесь воздух домов стародавний,
знакомый гравюрный пейзаж,
резные притихшие ставни
и жизней прошедших мираж.
Задворков курчавые прутья
виденьями в память ведут,
любовь итальянскую крутят...
А в памяти знойный верблюд,
верблюд на картонной коробке
среди минаретов и пальм.
И видится – шаг неторопкий
и взгляд озирающий даль.
Задворки не знают пустыню,
верблюжью тоску не несут,
кошачьей здесь пахнет полынью
да ветер моторы грызут.
А там, где дворцы и фонтаны,
восточный шербет подают –
глядит на сады и барханы
пустынь шелковистых верблюд.
Но этот мне мир заповедан.
И голуби время клюют.
А мир на картонке – неведом...
Ах, добрый, двугорбый верблюд!..


* * *

В  Бишумуйже  пчелой  жужжит  ветер  в  цветах…
И  бежит,  сверкая  солнечными  глазами,
по  одноколейке, трамвайчик  номер  десять,
от  стрелочки  до  стрелочки,
от  встречи  до  прощания,
от  одного  круга  жизни  до  другого…
А  сейчас  туда – в  Бишумуйжу…
Мимо  возвышенного  Торнякалнса…
По  Баускас,  где  старенькие  домишки
задвинуты  в  глубокое  Задвинье…
Стальная  колея,  напевая  длинную  песню,
приносит  нас  в  Бишумуйжу,
где  отпечатались  незримые  босые  следы  поэтов,
где  у  каждого  живого  существа  сердце  поэта.
Бишумуйжа – это,  как  вечная  песня  весны,
вечная  пасека  пчёл  радости,
Вечная  Любовь  Бога…
Вези  нас,  трамвайчик  номер  десять,
вези  нас  к  солнцу,  вези  нас  к  Богу.


* * *

Уводят ночь со стен грифоны.
Всё чётче шорох мостовой.
Парят задумчиво плафоны
над мглой кошачьей дворовой.
И окон стрельчатые бездны
сгустились в эхо звёздных пчёл,
витражных сот слагают пьесы,
в дремучей музыке костёл...
И сон в других мирах витает.
Сквозь кирпичи глаза глядят.
Куда ведёт душа святая?
Куда зовёт бессонный взгляд?..


Солнечная дорога жалости


Когда звёзды опускают ночь
на золотых верёвках
на улицу Скайсткалнес,
я с молитвой стою
над твоей красотой, Рига
и, трепетно дыша высотой
твоих переулков, улиц, парков,
всем твоим движением
во времени и пространстве,
и умоляю Высшую Энергию –
дать тебе, Рига
солнечную дорогу жалости,
на которой даже самые жесткие
и холодные души камней
млели от нежности и любви…
Я собираю твой шёпот, Рига
с мостовой и кладу на ладони звёзд.
-- Поднимайте, звёзды,
поднимайте повыше молитву Риги,
чтобы слышно было
что просит сердце её,
о чём говорят мысли глаз…


       Я – КРОВЬ ЗЕМНАЯ


* * *

Я – кровь земная,
           вздох давно забытый,
теку на голос взорванных миров,
форсунками выплёвывая ярость.
И гонит сны по трубам яркость,
     играя взвинченной слезой,
тасуя пропасти цилиндров,
      в порыв истачивая жизнь.
Кружит упругость, пеня дни.
Огни вскипают
           в пузырях движенья.


* * *

памяти мамы – Устиньи Терентьевны Межиньш-Румянцевой


Святая, ловишь
       созвездья губами...
Память -- голыми нервами,
память в сонном сознании,
                как пламя,
как звук отгоревшего лета.
Где-то остались
  давние запахи цвета --
чуткая тонкая гамма...
Мама -- вечная женщина,
как ты божественна, мама!
Здесь шелестят, шепчут листья,
                как лица.
В синих стёклах тихой синицей
волненье твоё отразится.
Ты не волнуйся –
         будет, как будет...
Люди пришли для успеха...
Смеются блюдца,
     как звонко смеются --
потеха –
      люди пришли для успеха,
а  не споткнуться и окунуться
в зарево слёз
       и туманность планеты.
Где ты, святая, где ты,
где твоё солнце –
          не вижу, не вижу?!
Слово на слово –
       бусы созвездий нанИжу,
слово на слово –
   горит воспалённая память.
Плачет ночами душа –
           плавится камень,
плавится камень
     холодной ежовой защиты.
Квиты, судьба,
     кровью добрейшею квиты!
Святая, дай
 созвездья слов пощупать губами,
дай пройти этот сладкий экзамен!
Я созвучен
      с твоими волнами, память,
 с небом всем сущим созвучен.


* * *

Я шагал дождём по лужам,
ветром я гулял по крышам,
был и малым, и великим,
но скрывал от вас печали.
Я молился громом в тучах,
в окна к вам стучался градом
и сверкал глазами молний,
только вы о том не знали.
Что ж могу плясать и плакать, --
вы пройдёте мимо взгляда.
Сердце к сердцу не стремится,
не слышны ему молитвы,
не понятен голос ветра –
моего прорыва в тучах, –
нежность маленькой травинки
средь шагов летящих мимо.


* * *

Осыпаются лунные скрипы в песок.
Колесо продавило слепой горизонт.
И туманом взбухает озёрная гладь,
и на сонной дороге
                пылинка зажглась…
Мерный шаг, мерный бег, мерный взлёт…
Горизонт, горизонт, горизонт…
Тёплой пылью
            устелена мирная мгла,
тишиною пахучей на травы легла…
Обод крутится в небо… Поёт голосок, 
и не знает свой путь,
               и не знает свой срок…
    

* * * 

Под килем небеса пустынь
и плач зелёных губ мирАжа,
и голосов размытых чаша,
ветров песчаные пласты.
Обмякли шхуны паруса,
и звуки мыслей в сонном дрейфе…
И память дней – в незримом шлейфе,
где сосен дюнные глаза.
А здесь песчаный стон рабынь
над миражом златых форелей
в барханах ветровых свирелей
и с мякотью солёных дынь…


* * *

Ночь не спит, во мне не спит,
и взволнованные звёзды
по крови плывут небесной;
передумывают думы,
раздувая в сердце пламя,
чтоб наутро солнцем брызнуть,
растворившись в синей сказке...
Ночь, ворочаясь, вздыхает,
каждый миг перебирает:
от сознательного слова,
от истока до потока...
В лунных волосах погоня
за бегущим ветром листьев,
проносящим по аортам
запахи цветенья утра.
В росной свежести сирени
переливы самоцветов.
Этот сад внутри потока,
в сотах ночи вызревает,
и в ключе бурлит, не дремлет,
ночь со дна на звёзды смотрит,
каждый камешек считает...
Как же мне не волноваться,
если ночь во мне не спит.


* * *

Отшумел  большак,
отколёсился.
Заросли  травой
тропки-тропицы.
Где-то  там  вдали
путь  другой  лежит,
путь  другой  бежит
резво-молодо.
Колесо  поёт
о  другой  мечте,
о  других  цветах
синеглазия.
Что  им  тот  большак?
Он  забыт  в  траве,
он  хранит  в  груди
песни  древние.
Что  им  тот  большак --
проезжающим
по  своим  путям,
за  своей  мечтой,
им, 
уверенным
        победителям,
до  конца  свой  путь
не  изведавшим?
Опалённых  дней
им  пока  не  жаль,
прошлый  тот  большак
лишь  травой трава...

А  куда  он  вёл,
знает  ветер  лишь
да  седая  пыль
перемётная...


* * *

Опять  мотыльковая  ночь
наполнена  лунным  настоем, 
и  пряным  духмяным  настроем 
шуршит  мотыльковая  ночь.

И  спят  под  водой  облака,
и  звуки  струятся  сквозь  тело.
И  кажется, что  обмелела,
впитавшая  звёзды, река.

И  камня  движенья  легки,
ему 
     все  подвластны  вершины…
И  мёдом  облиты  долины.
И  беды  мои  далеки.

Мне  дух  говорит -- оцветочь
душой теневое  пространство,
неси  молодое  убранство
в  свою  мотыльковую  ночь…

И  вновь  мотыльковая  ночь 
наполнена  лунным  настоем,
и  пряным  духмяным  настроем 
шуршит  мотыльковая  ночь.


* * *

В пылу стеклянных батарей,
под сводом тяжести колонной
взывает колокол бетонный
к железным рыбам кораблей.
Их якоря в одной цепи,
их рундуки глазам закрыты,
а крабов панцирные свиты
устроили желанный пир.
И водяных оранжерей
наполнены вуалью грузы,
летят над пропастью медузы
как тени донных фонарей.

* * *

В ловушке звёздной
меркнет лунный свет,
луна лягУшачьи глаза
в заливе прячет.
Тростник задумался
и в дудочку не дует...
Вдруг
отразился мальчик
в озёрной песне пчёл,
его свирель
загадочно свистит...
Я узнаю себя,
мелодию не знаю.
А серебро свирели
нежный звук выводит...
Кузнечик  вечера,
волшебник ожиданья, --
в берёсте книжной
тропки и луга,
и ягодное лето на губах,
и рыбка золотая
            у причала
песчинки дна
молитвенно считает,
и в млечном свете
птицею парит
над самоцветами
и лунным перламутром.
Сыграй мне, мальчик,
про мою судьбу.
Берёз качели
тишину качают...
Ты знаешь то,
что я ещё не знаю,
не знаю, иль
забыл в плену дорог.


* * *

Песчинок бег на острие воздушном.
Кристаллы летних
              крЕмнистых вершин.
И реки угасают в море душном,
кочующем над пропастью песчин.
И города молчат под гнётом вечным.
И шеи гор оцеплены песком.
И камень говорит в тумане млечном
былой песчинки чёрствым языком.
Течёт по руслу огненная лава,
но каменное сердце не горит.
Шипит ручей
           железной пастью ржавой.
И дух песчаный над судьбой парит.

* * *

Осыпается внутри
        дерево в уединенье.
Взгляда ветер
      ждёт цветенье,
            зажигая фонари.
Крона падает в листок.
Соком поле колосится.
Камень сам в себе резвится,
в нём смеётся топот ног.
Мне тот камень не догнать,
расцветает в нём пустыня…
В снежном солнце
               небо стынет
и над ним никак не встать.



* * *

Опять наверх всходить
       по лестнице вчерашней,
в звенящие ступени
          пространством топоча.
И вновь полынный бред –
        на поднебесной башне,
и в ангельских словах –
               пчелиная свеча.
Но не всегда – полынь,
             колокола кукушки,
бывает,  ангел пляшет
           на нежной нити дня,
и соловьём звучит
         болотный зов лягушки,
и солнцем дышит ночь
              малиновых полян


* * *

Вот, ещё осталась сонная пыль,
сонная пыль в горсти,
             с берегов бездны,                где пил воздух
             испуганной птицы,      
где взывали о помощи
              лепестки цветов,
      ловящие свежесть ветра,
где молчали, говоря,
       пересохшие губы реки,
и о чём-то нашептывала
      лунная страница,
        запахом тревоги дыша…
Вот, ещё осталась
         сонная пыль в горсти,
сонная пыль с берегов бездны,
где пил воздух
             испуганной птицы…
Где манил к себе
     ладонь скользящей дороги…
Где жёлтое молчание крыш
           отразилось в глазах.
Вот, ещё звенят звенья цепей
   на пучках издёрганной травы,
да светоч вдали пылает,
да вот
   эта сонная пыль в горсти --
пыль познания себя,
пыль с берегов бездны


* * *

Подвода везёт камни
         для стен страха,
туда, где тень праха
уже давно витает в жилах,
где живы ещё кандальники
        вчерашних галер,
где болят колокола
       согбенных колен…
Плен глубок...
        Запутан клубок…
И дремучесть безразличия
    накопилась в аортах.
На стёртых ободах
   нервы дорожной пыли…
Всплески забыли,
где какой поворот следов
            жизни былой.
Стрелой рассечена
          связь времён.
Истлели тряпки знамён,
             порох имён
и боевая сталь
         прошлых калек.
Чёрная пыль
    шкворней телег
      сползла в грязь.
Крутясь на осях подвод,
её бесноватая речь
               визжит.
Но не иссяк воздух
       коварных свеч,
впитался он в скрип
       позвонков дорог,
в каждый взмах и вздрог
    ветра седых небес.

* * *

Сколько  окон  вплывает 
в  туманный  рассвет,
и  напрасных  дверей 
озаряются  крылья.
Каждый  выбрал 
            свой  цвет,
каждый  выбрал 
           свой  след,
каждый  ветер 
развеян  был  пылью...
Даже  тучи  впитали 
     раздумья  чернил.
Вихри  осени 
 в  перьях  павлиньих.
Изменяется  свет,
   изменяется  мир...
Синий  взгляд 
   меж  высот 
    свой  маршрут 
            прочертил
в  отблеск  рельса 
и  ливневых  линий.


* * *   

Здесь льдины берегов
    разбрызгивают свет,
и грохот бега дней
намотан на колёса.
И сколько ни проси,
не получить ответ
от снежных облаков
      задумчивого плёса.
Стремится снегопад
      молитву рук воздеть
сквозь бесконечный бег
     теченья дна по небу.
Встают леса толпой,
      и ветер дует в медь,
и пение следов
течёт, плывёт по снегу.


* * *

Соломенный
      и сломленный корабль...
Заломленные шапки-паруса.
Солёные, зелёные кораллы.
Потерянные в шквалах голоса.
Ныряет солнце в сонную пучину
и смотрит, щурясь,
         в сочной глубине...
Соломенная грусть
                покрыта тиной,
да колосок последний на спине.
И ветер в поле
           звёздочки полощет.
И ноздри раздувает
                лунный конь.
Колёсный бег
      в себя впитала площадь.
На дне волны
         горит слепой огонь.
Но не поджечь
          соломенный корабль.
Он вечность простоял
                на полосе...
И по нему шагает
           храбрый крабик...
И василёк жемчужится в росе...


* * *

Снимая с дерева бумажный шёлк,
оса ковчег папирусный возводит.
А под землёй
         огонь далёкий бродит,
вливая в лаву блёсткий перещёлк.
Парит ковчег, раскачивая ветку,
и плавит мысль, --
          по формам разольёт...
И в солнечность хлебов плывёт,
не доверяясь взбалмошному ветру.
И сам весь – мысль,
              и сам весь плоть,
воображенья и вершин создатель,
оса, ковчег, поэзии мечтатель,
слуга идей, энергии Господь...


* * *

Огни срывают пыль трущоб…
И вспышки стёкол
            набухают гулом…
И поезда труба сосёт дорогу,
сосёт дорогу, сотрясая ночь,
гоняя пыль во мраке чердаков,
во мраке чердаков,
              листая книги…
Листая книги
          сгинувших касаний,
касаний пальцев
            трепетных живых,
крестящегося света мимолётно,
спешащих в ночь
           безудержных оконц,
безудержных икон
       моей поспешной жизни,
икон сердец
         моих родных людей…


* * *

В отраженье лунных свечек
проявлялся взгляд наяды.
Боль свою забыл кузнечик.
Вечно будет сердце радо…
Чтоб не плакать
          звёздной кровью,
в травах волн
         не биться в берег,
под небесной цепкой кровлей
не искать чужие двери…
Смех- ему – глаза наяды,
мотыльковых туч скольженье,
в переливах роз наряды,
лунных свечек отраженье…


           КИПЕНЬЕ ЗВЁЗД

         Твои глаза

(Романс из музыкального цикла «Метель»)

  сл. Петра Межиньша      
  муз. Г.еоргия Свиридова

Пуста  река. 
Снега,  снега…
Ослепшим 
    бегом  дней 
владеет  ветер.
Но есть любовь
твоя на свете,
и в душу милые
глядят глаза.

И  ночь,  и  день –
метель,  метель,
её мятежный   дух 
сжигает  свечи.
Живёт во мне
твой образ вечный,
как солнца лучики
в твоих глазах.

Костёр  зажгу 
на  берегу,
в метельной
       музыке –
печаль о лете.
В озноб огня
стучатся ветки,
а сквозь метель
          глядят
твои глаза.

Метель встаёт,
метель поёт,
колёса памяти
вихрит и вертит...
Твоя любовь
зовёт и светит,
и говорят со мной
твои глаза


Июненка


Где-то  вдруг  аукнется,
где-то  вдруг  откликнется...
Прилетит  июненка
детства  моего.
Прилетит  хорошая.
прилетит  роднуленька,
будет  жизнь  раскручивать --
пчёлкой  луговой.
Солнце  улыбается.
Лес  и  рожь  качаются.
Ручеёк  весёленький
льётся, говорит.
Ноги  на  дороженьке
гонят  пыль  пуховую
к  озеру  с  песчинками,
рыбками  на  дне.
Рощица  взбирается
к  облакам  улыбчивым,
а  потом, тропиночка
средь  берёз – бегом.
Горка  земляничная.
На  губах  черничина.
Память – лента  крутится.
дальше – ничего.


* * * 

Ветер по травинкам
             входит в реку,
тонко камышинками шурша.
Катит небо лунную телегу,
над зеркальной книгою дыша.
И берёзок длиннополы тени.
Млечный купол держат берега.
Перед чудом пали на колени
мятные духмянные стога.
Я живой земной
           кузнечик счастья
и травинки каждой музыкант.
Я забыл о буревых ненастьях,
лунный гимн слетает с языка.

* * *

Кипенье звёзд, мерцая, прочь   
бежало  звучно  под  мостами.
И  жадно  всасывали  ночь
цветы  припухшими  губами.
И  всплески  белые  руки
витали  в  бледном  отраженье.
И  листья  лунные  сирени
порхали,  словно  мотыльки.
И  мирно  в  разности  спала
густая  рябизна  вокзала,
под сводом неги и тепла,
и прежний свет во сне листала.

* * *

Мне камни твои -- глубоки.
Далёки твои пароходы.
На детской печали реки
колышутся светлые воды.
И в солнечной памяти струй,
песчаного неба – с ладони, --
заводит мой берег игру
на белом
       улыбчивом склоне...


* * *

Сном домишко скособочен,
цепким пухом оторочен,
нахлобучив шапку снежную,
слышит музыку утешную...
Дымом улицы запружены,
небом памяти завьюжены –
с паровозами пыхтящими,
с проводочками гудящими...
В этом княжестве аляповом,
в этом ветре многоламповом
Где же рай мой
     шустрый маленький?..
Прежний свет
        закрыли ставенки.


* * *

Вечерних колосьев ржаная жара
вплыла и накрыла истомой.
И звёзд опрокинутых в реку гора
встаёт синевой из потёмок,
встаёт под луной 
              дурманной травой,
кустами в ползущем туманце,
водой ключевой
           из-под камня живой,
кружащейся в искровом танце.
Я, тишь рассекая,
          взметну лунный плеск,
нырну в полноводные звёзды.
И эхо укатится в облачный лес
и в брызги рассыплется хлёстко.


* * *

Вьюга крУжится
слегка опояшет,
семицветная дуга
звонко пляшет.
А вокруг огни, огни --
огонёчки!
Ой, куда ж мои вы дни?
Ой, денёчки!..
Погоди,
       звоночек, млеть,
хоть немножко!
Не гони меня ты в сеть,
путь-дорожка,
по землице -- по сырой
да со склона,
словно белое перо --
ветром с клёна.
Вдоль сухой травы
пускать Иван-чая,
прогоняя и опять
привечая.
Всё яснее небеса,
всё милее…
И родные мне глаза
я жалею.


* * *

Отгулял осенний лист у оград.
Белым заревом дохнула зима.
И над городом звенит звездопад,
превращая все дома в терема.
Я забыл, что обожгли холода,
что безумно лгут ветра-трубачи…
Опаляет мертвым светом звезда,
о тепло ломая иглы в ночи…
И мне видится -- иду по весне,
словно белая сирень расцвела,
и соловушки свирель в тишине
Лунно-светлую печаль повела.
Нежно-бархатный
               халат мотылька
Извивается в игре плясовой.
Раскрывается цветок у пенька,
Наполняя всё вокруг синевой.


* * *

Я живу в терему расписном,
Там, где солнце садится на соты,
Где гудят многозвонные своды
Синевы над пропетым песком.
Я живу в терему расписном:
Золотистом, летящем, иконном,
Где восходы встают за окном,
Тянут к небу святые ладони.
Я живу у небесных дверей,
Где разносятся песни по Раю,
Где и сам, словно песня, летаю,
С каждым днём всё светлей
                и светлей…

* * *

Лебяжьи крылья жасмина
           тянутся к Тебе,
обдавая ароматом
       земляничной поляны.
Синяя дорога,
          выстилая облака,
ластится к Твоим ногам.
Пройдёшь царицей,
         не касаясь земли,
плывя на дыхании
           ресниц солнца.
Твой взгляд,
словно лепестки жасмина,
нежно касаясь,
    поёт в моём сердце.


* * *

Я принесу Твоим губам
колодец неба
на ладонях моей любви.
Послушай,
  как звучит пульс
    солнца моей души.
Из пульса
  течёт река
      моей нежности,
это её волны
  бурно проносятся
   по моему сердцу,
закручивая
взволнованный вихрь
       волос ветра...

* * *

Пиноккио – живой сосновый мальчик,
творенье грёз – из пинии смолистой,
игрушка длинноносая – без фальши,
наивности тропа – в коварстве лисьем...
Вздыхают мальвы, виноград – у склона...
Ты не полюбишь сердцем деревянным.
Твоя шептунья, сказка, белодонна
неслышно плачет у Чудес поляны...
О, соле мио, солнце, соле мио!
Огнём камина дней закрыта дверца...
Боюсь, нечаянно, мой Пиня милый,
обжечь тебя своим горящим сердцем...


* * *

На бархатную бахрому,
на мантию ночную
ложатся звёзды
листопадного дождя.
Я абрис вывожу,
я женщину рисую…
И лист в реке плывёт,
как жёлтая ладья.
О, эти всплески рук!..
Нет, то берёзы крылья,
и мантия её
втекает в жизнь дождя.
Я краски соберу
из небыли и были,
и облики отдам
берёзовым кистям…


* * *
 
Серебряный восторг
за край сиренью плещет,
по стенкам хрусталя
    соломинкой шуршит.
Игривый мотылёк
  на лучике трепещет…
И звуками пестрит
тетрадка сквозь графит.
И золотая пыль
парит над сонной рамой,
и золотая тень
     витает на стекле…
И кажется, вдали 
за самой крайней гранью 
необходимый миг 
      родился на Земле.
И зелени размах
пылает нужным словом,
и чуткая пыльца,
как отзвук вечных крыл.
И видится, что там,   
за тем солёным склоном,   
луч ослепительный
        волшебник оперил.


* * *

С белой скатерти солнце скатится,
упадёт в траву высоченную,
            высоченную многоокую:
где кузнечики чтут небесный храм,
чтут небесный храм –
                жарко молятся;
Где целует шмель золотую вязь,
золотую вязь шелковистую;
где дыхание крыльев мотылька,
крыльев мотылька – бархатистое;
Где берёзы взгляд у межи парит,
красотой манит глубь озёрную…
Я по струнам троп
               голосом пройдусь,
голосом пройдусь,
               песней поклонюсь,
песней поклонюсь небу и земле…

* * *

Размыты реки берега
   таинственным
       звёздным настоем.
Уносит-уносит река
    печальное эхо живое,
и ночи бескраен полёт
в речную тревожную душу,
и солнце земля отдаёт,
и пламень рассвета
разбужен…


* * * 

Сосенки Алёнушки.
Прозелень овса.
Рыжего подсолнушка
жаркая оса.
Струй студёных
            высверки.
Тропки млечный дым.
Молодые высевки –
цветом золотым.
Белые красавицы
долгострунных кос.
В переплёске плавится
шёлк зелёных слёз.
Облака глубокие
пьют глазами пруд.
Думушки высокие
о земном поют.


* * * 

Я дверь отворяю, -- бредут караваны,
бредут караваны и солнце печёт...
Другую открою – бушуют бураны,
и мглистая речка по льдинам течёт...
К окну подбегаю, там сад зеленеет
и радость купает в медовых цветах.
К другому окну, -- там лужи желтеют,
и медные ветры гудят на дубах...
Сбегают мгновенья,
                как тени по стенам,
и волны дробятся об скалы, гремя.
Весны половодье несёт перемены,
и росные травы туманно дымят.

* * *

Там в масле колёсного блюза
локтями стучит паровоз.
В мелодиях рельсовых музык
он что-то родное увёз…
Вагоны, вагоны погони,
и грохот на стыках судьбы.
И музы на дымном перроне
склонили задумчиво лбы,
и ходят, и ходят у края
в потоке пылающих свит…
А блюз скорый темп набирает,
и поезд в незримость спешит…


Подорожник памяти


Ты куда идёшь по обочине,
подорожник пыльный, жилистый?
Не бывал ли ты в стороне другой,
в стороне другой сине-облачной?..
Не встречал ли там моего отца,
моего отца в ночь ушедшего,
в ночь ушедшего по морозной мгле?..
По морозной мгле, по верхам кустов,
по лесам, полям в снежность хрусткую,
снегу хрусткому не оставив след?..
Но молчат листы подорожника,
лишь грохочет вдаль путь-дороженька,
путь-дороженька, пыль несущая…
Путь-дороженька, ты скажи-скажи,
эта пыль из рук моего отца?..
Моего ль отца эти жилочки,
эти жилочки, подорожничек?..
Ты ответь, ответь, слово вымолви:
не в тебе ли кровь моего отца
И дыхание слов любви самой?..


Волшебница Ночь


Выплывает мелодия вздоха
из лепестков жасминовых,
парит легче пуха,
под каштановым пологом
тает солодковым ветром
в глубине моего шёпота.
Бубенчиками света
лучатся звёзды
в дыхании вечера.

* * *

Эти красные крики гвоздики,
этот сад с парусами пруда,
говорящие рельсы на стыках,
и сквозящих миров поезда...
Соловьиного горла -- кипенье,
лунных яблонь ночной светопад,
и крылечные клавиш ступени,
и струящийся эховый взгляд...


* * *

Хлебный привкус на губах
от ржаных душистых строчек.
Дышит мне в лицо судьба
со следами многоточий.
В колосистых остях стрел –
долгий гул медовых капищ
медным звоном запестрел,
с языка небес закапал.
Вызвень льющихся страниц
солнца утреннего лада,
васильковый свет божниц
с араматным звукопадом.


* * *

Песня порой ни о чём –
просто коснулся поток
лёгким скрипичным лучом,
просто вздохнул ветерок.
И зазвучала струна
весело или навзрыд,
и нахлестнула волна
горечью лет и обид.
Едкая память, как дым,
или видения жуть
с горьким угаром густым,
цепкая слёзная муть.
Толпы… Потом – глухомань,
зыбкая прорва болот,
пропасти чёрная грань,
страха здесь эхо встаёт.
Бродит, бормочет, поёт,
вроде, как я – ни о чём…
Но растопляется лёд
над закипевшим ключом!


На берегах моей любви


На берегах моей любви
сок земляники на ладонях,
и в звёздный шелест
              входят кони
на берегах моей любви.

Зови меня, мой сон, зови
в поток медовый соловьиный,
в туманы утренней долины –
на берегах моей любви.

Звучанья дальних половиц
плывут стезёй
           в речную память,
они хранят былое пламя
на берегах моей любви.

Из рук певучих -- алфавит,
и хлебный вкус глубокой речи,
смеётся детских губ кузнечик
на берегах моей любви.


* * *

Былинные косы и росы полынные,
и кони тумана пасутся в полях.
Тропинки неведомо-длинные-длинные,
наверное, всё же нам счастье сулят.
Вот солнце встаёт – ясноглазая рожица,
и скоро кузнечики пламя соткут,
и поступь весёлая слышится-слышится,
то детские боги на помощь идут…

* * *

Птицей хвойною
          полощется
меж корягами
в даль бегущий день,
Меж багульника --
   в голубичный край,
в знойность вереска,
в кружевную вязь
   песнопений птиц…
С опадающих
       золотых небес
мёдом радостным
        растекается,
даль глубокая
      синью плещется,
как по камушкам
  трель несёт ручей,
тайной сладостной,
тайной сказочной…





           Содержание

            
МОЙ СВЕТ МЕНЯ ЗОВЁТ

4              В ручье звёзд
4              Рояль. С крыла – открытое прости…
5              Садов Твоих смущать не стану
5              Воз небесный и звёзд светляки
6              И гудит становая пружина
6              Метельный эшелон. Дома – негромкой стаей...
7              Прислушайся к вьюге, как ветрено рыщут
7              Лепить, любить, дыханьем греть
8              Видишь, звёзды осыпает
8              Синью  неба  глаза  поют
9              Как цветисто смеются бабочки
9              В озёрном небе – лёд глубин
10             Мой свет меня зовёт
11             За рощей светлогривой
12             Я в храм листа вошёл случайно
12             На соловьиных рифмах  гУбы
13             И мантия звёзд листопада
13             Ворох ветра водянистый
14             Где небо полное воды
15             Ваши письма дождей
16             Надо лодку конопатить и смолить
16             Ты прости меня

ОДИН МИГ

17            Один миг -- над медовым омутом
17            Из кораллов вырезая глыбы




18            Над светлеющим полем
18            Озеро лилий
19            Побежит стезя вдоль течения
20            Сквозь непонятное стекло
21            Эта  прозрачная
22            Камышовый плот
23            И пока с корабля не снесла берега
24            Книг лесных -- золотой мотылёк
24            Сладок воздух тростника
25            Хищным воздухом дыша
25            Наборы хитиновых азбук
26            Из кровельных высот ещё струится  день
27            Запуталась тропа в листве
27            Сквозь ропот парусиновых дождей
28            Мне нестерпимо хотелось побывать
28            Всё переполоскал ветер
29            Раскалённой листвы
30            А по полю – ветер
31            Ночь
32            Ласковое дуновение
33            Янтарных сосен
33            За бортом лодки
34            Запахи дюнного солнца
34            Наша песня растекаетс
35            Я целую дыханье родных волос
35            Я  взойду  на  вершину  желания

КАМЛАНЬЯ ДИКИЙ МЁД

36            Слышишь, у  бойниц
37            Куда  ведёт  ночная  глушь
37            В церковной тени кипариса
38            Уносились шаги на вершину теней




39            Плывет золотой
40            Погружённый в сон
41            Ниспадали огни
42            Я помню дом и запах божьих свеч
42            Моё безмолвье переплыть
43            Не песчинки, а вольные ноты…

ЛЕПЕСТКИ

44            Отстучали  подковы
44            На цыпочках скрипочки вечер поёт
44            Ах, снежный пух скороцветущий
45            Зеркала речного света
45            Сквозь метели прошла огневые
45            в глубине воспарившего тела

РЕССОРЫ КАЧАЛИСЬ

46            Рессоры  качались
47            Вьюга летит в туннеле
48            Скрылся, виляя
49            Станционных огней переплёты, пути...
49            В городе чужом поезда не спят
50            Бабочкой лёгкой створка окна
51            Там город весь дрожит
52            Здесь воздух домов стародавний
53            В  Бишумуйже  пчелой  жужжит  ветер  в  цветах…
54            Уводят ночь со стен грифоны
55            Солнечная дорога жалости



Я – КРОВЬ ЗЕМНАЯ

56            Я – кровь земная
57            Святая
59            Я шагал дождём по лужам
60            Осыпаются лунные скрипы в песок
60            Под килем небеса пустынь
61            Ночь не спит, во мне не спит
62            Отшумел  большак
63            Опять  мотыльковая  ночь
64            В пылу стеклянных батарей
64            В ловушке звёздной
66            Песчинок бег на острие воздушном
66            Осыпается внутри
67            Опять наверх всходить
68            Вот, ещё осталась сонная пыль
69            Подвода везёт камни
70            Сколько  окон  вплывает
71            Здесь льдины берегов
72            Соломенный
73            Снимая с дерева бумажный шёлк
74            Огни срывают пыль трущоб…
75            В отраженье лунных свечек

КИПЕНЬЕ ЗВЁЗД

76            Твои глаза
78            Июненка
79            Ветер по травинкам
79            Кипенье звёзд, мерцая, прочь
80            Мне камни твои – глубоки
80            Сном домишко скособочен




81            Вечерних колосьев ржаная жара
82            Вьюга крУжится
83            Отгулял осенний лист у оград
84            Я живу в терему расписном
84            Лебяжьи крылья жасмина
85            Я принесу Твоим губам
85            Пиноккио – живой сосновый мальчик
86            На бархатную бахрому
87            Серебряный восторг
88            С белой скатерти солнце скатится
88            Размыты реки берега
89            Сосенки Алёнушки
90            Я дверь отворяю, -- бредут караваны
90            Там в масле колёсного блюза
91            Подорожник памяти
92            Волшебница Ночь
92            Эти красные крики гвоздики
93            Хлебный привкус на губах
94            Песня порой ни о чём
95            На берегах моей любви
96            Былинные косы и росы полынные
96            Птицей хвойною





Межиньш Пётр Янович





Л, № 2-0048, формат 60Х84/16, бумага офсетная
 

                ©   Межиньш Пётр   2013 г.